Да простит мне Анатолий Владимирович Тарасов, что я намереваюсь рассказать о не очень приятной страничке в его солдатской биографии, но думаю, от этого его авторитет не пострадает. Так вот, у Толи отношения с Кирпичниковым никак «не складывались» по причине весьма банальной: он очень любил поспать и частенько с опозданием реагировал на команду «подъем». Кирпичников подобного терпеть не мог, и потому наш умный, начитанный, но не слишком исполнительный товарищ чаще других с метлой в руках занимался приборкой казармы, включая места общего пользования. Но это не значит, что другим, в том числе и мне, не приходилось заниматься подобной работой – мы тоже на первых порах не были образцовыми солдатами. Ко всему, однако, можно привыкнуть. Даже к нужной, утомительной караульной службе на особо важных объектах.
Но была и отдушина. Нет, не футбол, к мячу мы даже не прикасались, а посещение театров, куда солдат пускали бесплатно. Наш командир Кирпичников к театру был равнодушен, но нам все же удалось приучить его хотя бы изредка отправляться на «культмассовое мероприятие» вместе с отделением. Пока он внимательно слушал оперу или смотрел спектакль, мы успели пообщаться с приглашенными в театр на свидание родными и близкими. Быть может, мы поступали в чем-то не очень хорошо по отношению к своему командиру, но разве можно не; оценить проявленную при этом солдатскую смекалку? К тому же, просто грешно было, служа в Москве, совсем не видеться с родственниками.
В октябре сорок первого нашу часть передислоцировали в Арзамас, где мы несли караульную и патрульную службу. Но продолжалась наша «эвакуация» недолго – уже в декабре полк вернули в Москву, в свои казармы, к прежним объектам – НКО и Генштабу. Время от времени кто-то из нас вновь напоминал о себе начальству рапортом об отправке на фронт, но ответ был один: «Служите, где приказано!». Так и не пришлось футболистам участвовать в боевых действиях: не будешь же всерьез считать таковыми довольно частные ночные выезды на ликвидацию пожаров, возникавших от сброшенных германскими летчиками «зажигалок». Не утешало и то, что к тому времени мы уже знали: не только футболисты, другие спортсмены, но и большинство деятелей культуры, искусства, литературы и науки, пребывали в таком же положении. Вполне возможно, что это было правильным шагом со стороны государственного руководства, но не трудно понять и нас, молодых и крепких людей, вынужденных прозябать в тылу.
Немного улучшилось настроение у ребят когда в марте 1942 года спортсменов, имеющих за плечами десятилетку, направили учиться на Военный факультет Государственного Центрального института физической культуры. В группу из шестнадцати футболистов попал и я. Обучение шло ускоренными, по военным временам, темпами и уже через три месяца мы вышли из стен Военфака с первичным офицерским званием и довольно неплохим багажом знаний в области методики проведения занятий по рукопашному бою, преодолению препятствий, лыжной подготовке и ряду чисто военных дисциплин.
Учиться на краткосрочных курсах было не так легко, как может показаться. То что в обычное время изучают годами, курсанты за счет уплотнения учебного расписания, интенсификации процесса обучения; проходили буквально галопом. Занимались, как правило, с раннего утра до позднего вечера, в условиях весьма чувствительных даже для нас, людей, закаленных физическими нагрузками и нервным напряжением. Энергии мы расходовали очень много, и довольно скудное курсантское питание никак не компенсировало потерянных каллорий. И тут помогла наша командная спайка: Володя Никаноров, который служил в должности дежурного коменданта ЦДКА, изредка снабжал своих коллег футболистов талонами в офицерскую столовую. Не ахти какая подкормка – жиденький супец да каша, но мы и этому были рады.
После окончания курсов для меня началась хоть и не боевая, но, все же настоящая военная работа. Вместе с товарищами я преподавал физическую подготовку, а, точнее, обучал приемам рукопашного боя и преодоления препятствий личный состав частей, которые отводились в Московский военный округ на переформирование. Три месяца проработал в качестве инструктора в Московском пулеметном училище в Кузьминках. Была и такая практика: бригадами в составе нескольких специалистов выезжали для помощи в организации занятий и проверок по физподготовке в резервные части, дислоцированные в Кимрах, Покрове, Голутвине и других городах и населенных пунктах. Вместе с Леонидом Карчевским всю зиму 1942 – 1943 годов преподавали лыжную подготовку выпускникам Военной академии имени М. В. Фрунзе, прибывшим в Москву из Ташкента за получением назначения в части.
Словом, работы хватало, и я уже не чувствовал себя в чем-то ущемленным, обойденным, как это было в первые месяцы войны.
Легче стало на душе от сознания, что занят нужным для фронта делом и вносишь хоть и не очень значительный, но все же вклад в разгром врага.
Однажды нас с товарищем по команде Петром Щербатенко командировали для проведения занятий с офицерским составом дивизии в Голутвин. Прибыли в штаб соединения и выяснилось, что мой друг должен следовать в Коломну, что в нескольких километрах от Голутвина. Петя всегда гордился тем, что он донской казак и предки его, да и сам в детстве и юности с седла не слезали. Вот и выделили ему в штабе лошадь – мол, так тебе, казаку, сподручнее будет добираться.
Каково же было мое удивление, когда я увидел, что, получая в виде довольно смирной, покладистой кобылки с детства привычное средство передвижения, Петя прямо-таки с лица спал. Смущаясь, сознался, что хоть и казак он по происхождению, но на лошади ездить не приучен. Кое-как взгромоздили его в седло, подтолкнули кобылку: давай, вези казака. И он отправился в путь, как-то жалобно посмотрев на своих мучителей. А потом выяснилось, что своего «боевого друга» в Коломну он привел на поводке. «Ты уж, Валя, – просил меня Щербатенко, – ребятам о моем конфузе не рассказывай». Я обещал, и обещание выполнил, хотя так и подмывало поведать друзьям-футболистам эту смешную историю. Вот нахохотались бы вдоволь! Сейчас об этом случае по прошествии многих лет можно вспомнить.
СНОВА ДЕЛА ЧИСТО ФУТБОЛЬНЫЕ…
В один из весенних дней 1943 года нас, футболистов, проходивших службу в разных частях и учреждениях, неожиданно собрали у руководства Центрального Дома Красной Армии. К всеобщему ликованию объявили приказ о воссоздании команды ЦДКА и начале подготовки к чемпионату и Кубку столицы. На первый сбор, как сейчас помню, были привлечены вратари Владимир Никаноров и Владимир Веневцев, полевые игроки Григорий Федотов, Константин Лясковский, Владимир Шлычков, Владимир Демин, Леонид Карчевский, Михаил Орехов, Алексей Гринин, Алексей Калинин, Петр Зенкин, Александр Виноградов, Иван Щербаков, Александр Прохоров, Виктор Шиловский, Григорий Пинаичев, Петр Щербатенко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Но была и отдушина. Нет, не футбол, к мячу мы даже не прикасались, а посещение театров, куда солдат пускали бесплатно. Наш командир Кирпичников к театру был равнодушен, но нам все же удалось приучить его хотя бы изредка отправляться на «культмассовое мероприятие» вместе с отделением. Пока он внимательно слушал оперу или смотрел спектакль, мы успели пообщаться с приглашенными в театр на свидание родными и близкими. Быть может, мы поступали в чем-то не очень хорошо по отношению к своему командиру, но разве можно не; оценить проявленную при этом солдатскую смекалку? К тому же, просто грешно было, служа в Москве, совсем не видеться с родственниками.
В октябре сорок первого нашу часть передислоцировали в Арзамас, где мы несли караульную и патрульную службу. Но продолжалась наша «эвакуация» недолго – уже в декабре полк вернули в Москву, в свои казармы, к прежним объектам – НКО и Генштабу. Время от времени кто-то из нас вновь напоминал о себе начальству рапортом об отправке на фронт, но ответ был один: «Служите, где приказано!». Так и не пришлось футболистам участвовать в боевых действиях: не будешь же всерьез считать таковыми довольно частные ночные выезды на ликвидацию пожаров, возникавших от сброшенных германскими летчиками «зажигалок». Не утешало и то, что к тому времени мы уже знали: не только футболисты, другие спортсмены, но и большинство деятелей культуры, искусства, литературы и науки, пребывали в таком же положении. Вполне возможно, что это было правильным шагом со стороны государственного руководства, но не трудно понять и нас, молодых и крепких людей, вынужденных прозябать в тылу.
Немного улучшилось настроение у ребят когда в марте 1942 года спортсменов, имеющих за плечами десятилетку, направили учиться на Военный факультет Государственного Центрального института физической культуры. В группу из шестнадцати футболистов попал и я. Обучение шло ускоренными, по военным временам, темпами и уже через три месяца мы вышли из стен Военфака с первичным офицерским званием и довольно неплохим багажом знаний в области методики проведения занятий по рукопашному бою, преодолению препятствий, лыжной подготовке и ряду чисто военных дисциплин.
Учиться на краткосрочных курсах было не так легко, как может показаться. То что в обычное время изучают годами, курсанты за счет уплотнения учебного расписания, интенсификации процесса обучения; проходили буквально галопом. Занимались, как правило, с раннего утра до позднего вечера, в условиях весьма чувствительных даже для нас, людей, закаленных физическими нагрузками и нервным напряжением. Энергии мы расходовали очень много, и довольно скудное курсантское питание никак не компенсировало потерянных каллорий. И тут помогла наша командная спайка: Володя Никаноров, который служил в должности дежурного коменданта ЦДКА, изредка снабжал своих коллег футболистов талонами в офицерскую столовую. Не ахти какая подкормка – жиденький супец да каша, но мы и этому были рады.
После окончания курсов для меня началась хоть и не боевая, но, все же настоящая военная работа. Вместе с товарищами я преподавал физическую подготовку, а, точнее, обучал приемам рукопашного боя и преодоления препятствий личный состав частей, которые отводились в Московский военный округ на переформирование. Три месяца проработал в качестве инструктора в Московском пулеметном училище в Кузьминках. Была и такая практика: бригадами в составе нескольких специалистов выезжали для помощи в организации занятий и проверок по физподготовке в резервные части, дислоцированные в Кимрах, Покрове, Голутвине и других городах и населенных пунктах. Вместе с Леонидом Карчевским всю зиму 1942 – 1943 годов преподавали лыжную подготовку выпускникам Военной академии имени М. В. Фрунзе, прибывшим в Москву из Ташкента за получением назначения в части.
Словом, работы хватало, и я уже не чувствовал себя в чем-то ущемленным, обойденным, как это было в первые месяцы войны.
Легче стало на душе от сознания, что занят нужным для фронта делом и вносишь хоть и не очень значительный, но все же вклад в разгром врага.
Однажды нас с товарищем по команде Петром Щербатенко командировали для проведения занятий с офицерским составом дивизии в Голутвин. Прибыли в штаб соединения и выяснилось, что мой друг должен следовать в Коломну, что в нескольких километрах от Голутвина. Петя всегда гордился тем, что он донской казак и предки его, да и сам в детстве и юности с седла не слезали. Вот и выделили ему в штабе лошадь – мол, так тебе, казаку, сподручнее будет добираться.
Каково же было мое удивление, когда я увидел, что, получая в виде довольно смирной, покладистой кобылки с детства привычное средство передвижения, Петя прямо-таки с лица спал. Смущаясь, сознался, что хоть и казак он по происхождению, но на лошади ездить не приучен. Кое-как взгромоздили его в седло, подтолкнули кобылку: давай, вези казака. И он отправился в путь, как-то жалобно посмотрев на своих мучителей. А потом выяснилось, что своего «боевого друга» в Коломну он привел на поводке. «Ты уж, Валя, – просил меня Щербатенко, – ребятам о моем конфузе не рассказывай». Я обещал, и обещание выполнил, хотя так и подмывало поведать друзьям-футболистам эту смешную историю. Вот нахохотались бы вдоволь! Сейчас об этом случае по прошествии многих лет можно вспомнить.
СНОВА ДЕЛА ЧИСТО ФУТБОЛЬНЫЕ…
В один из весенних дней 1943 года нас, футболистов, проходивших службу в разных частях и учреждениях, неожиданно собрали у руководства Центрального Дома Красной Армии. К всеобщему ликованию объявили приказ о воссоздании команды ЦДКА и начале подготовки к чемпионату и Кубку столицы. На первый сбор, как сейчас помню, были привлечены вратари Владимир Никаноров и Владимир Веневцев, полевые игроки Григорий Федотов, Константин Лясковский, Владимир Шлычков, Владимир Демин, Леонид Карчевский, Михаил Орехов, Алексей Гринин, Алексей Калинин, Петр Зенкин, Александр Виноградов, Иван Щербаков, Александр Прохоров, Виктор Шиловский, Григорий Пинаичев, Петр Щербатенко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81