Воздух вокруг неё дрожит и колеблется, и оттого кажется, что пропорции фигуры как-то странно нарушены.
— Боже мой! — надрывается Августа, — он вызвал Всадника Апокалипсиса! Это же конец света!
Изя, приплясывая на парапете, начинает отчаянно размахивать руками.
— Нет, — говорит Ленка, у которой зрение получше, — что-то не то. Это…
Батюшки-светы! Адонаи! Майн Рид!
— Майн Готт? — услужливо подсказывает Августа.
— Да нет! Майн Рид! Это же Всадник без головы. Представляешь! Он натравил на голема Всадника без головы.
— Наверное, он его в детстве больше всего боялся, — резюмирует Августа, — придумал самое страшное, что только мог.
Всадник выезжает из тумана, сизые клочья расползаются на мощной груди лошади, он молча проезжает мимо них, сжимая в распухшей руке голову в сомбреро и, равнодушно глянув в их сторону мёртвыми глазами и дёрнув поводья свободной рукой, движется в направлении голема. Теперь им видно, какой он огромный — стремена болтаются где-то на уровне верхушек акаций. Копыта тяжело цокают по булыжной мостовой, вдали раздаётся глухой шум, словно на землю валится что-то огромное и липкое, скрипят, шатаясь, акации под внезапным порывом ветра, и всё стихает.
Ни голема, ни всадника…
— Ты смотри, как малый-то управился! — восхищается Ленка.
— Очень хорошо, — Августа осторожно переводит дух, — а теперь…
Изя поднимает голову и смотрит на них как-то очень задумчиво.
— А фиг вам «теперь», — спокойно говорит он.
— Изя! Изька, паршивец! Отдай камень!
— Не отдам, — орёт Изя, отчаянно сжимая кулак, — я теперь посредник! Пусть сделает, чего я хочу.
— Изенька, — медовым голосом говорит Августа, — а чего ты, сукин сын, хочешь?
Земля под ногами начинает мелко трястись, кромка горизонта заволакивается мутным дымом.
— Не ваше дело! Вы… вы две старые, трусливые дуры!
— Ах, ты!
— Сю-сю, му-сю… Пусть ляжет, пусть упокоится.
На всякий случай он отбегает подальше и останавливается на холме, что-то приговаривая. До Ленки доносится: -…И перекуют мечи на орала, и копья свои на серпы, не поднимет народ меча и не будет более учиться воевать…
— Что он там бормочет? — тревожно спрашивает Августа.
— Сукин сын! Они в своём хедере, видно, как раз дошли до пророков. Таким нельзя давать Тору в руки…
— Не поняла.
— Он царство Божие на земле устанавливает. Ну и размах!
Море начинает гулко гудеть, будто там, внизу, бьёт огромный барабан. -…А в народе угнетают друг друга, грабят и притесняют бедного и нищего, и пришельца угнетают несправедливо…
— Господи! — Ленка ни с того ни с сего начинает механически бормотать: -…Небеса истреплются как дым, и земля обветшает как одежда…
— Лена, прекрати!
— Не могу… и побледнеет луна и устыдится солнце…
На солнце медленно наползает чёрный круг, по земле проносится порыв холодного ветра…
— И горы сдвинутся, и холмы падут…
— Леночка, умоляю!
— Это не я… оно само… И войдут люди в расселины скал и в пропасти земли от страха Господа, и от славы величия его, когда он восстанет сокрушать землю…
Ох, Господи, что же это я!
— Живые, — орёт Изя тем временем, потрясая воздетыми к небу кулаками, — отделитесь от мёртвых!
— Оставь, сволочь, — орёт опомнившаяся Ленка, осторожно, боком надвигаясь на Изю. — Отпусти Гершензона!
— Сейчас! Оставил! Чтобы вы в камушки играли, две задницы бестолковые? Зяма, бандит, и то лучше вас! Он хорошего хотел…
— Да у Зямы просто крыша поехала! Иерусалимский синдром! Мания величия!
— Изенька, не надо. Это не нашего ума дело! -…И застроят пустыни вековые, восстановят древние развалины, и возобновят города разорённые, оставшиеся в запустении от древних родов…
Огромное дерево с треском рушится, цепляясь за провода. Во все стороны летят искры. Вывороченные корни угрожающе протягиваются в сторону Ленки и начинают медленно шевелиться.
— Ой, мамочка… -…Проходите, проходите в ворота, приготовляйте путь народу, равняйте, равняйте дорогу, убирайте камни, поднимайте знамя для народов!..
Неожиданно воздух расступается, и на парапете возникает чья-то фигура. Какое-то время она балансирует, пытаясь удержаться на пляшущих камнях, потом с её протянутых ладоней вырываются снопы искр и летят в сторону Изи. Изя отпрыгивает, демонстрируя хорошую реакцию.
— Смотри! — Ленка хватает Августу за рукав. — Это же тот, из Совета Девяти…
Новоприбывший вновь поднимает руки, но парапет, выгнувшись горбом, сбрасывает его на землю. Он откатывается, вновь вскакивает на ноги.
— Бабы! — орёт председатель. — Пригнитесь!
Ещё один сноп искр, на этот раз изумрудно-зелёных, летит на Изю. Мальчик застывает с поднятыми руками, потом падает на бок, замирает и лежит неподвижно.
Земля, охнув в последний раз, успокаивается, ветер стихает, пурпурная мгла над морем рассеивается.
— Вы его убили, — всхлипывает Ленка, бросаясь к Изе.
— Чёрта с два, — устало говорит председатель. — Вырубил немножко. Сейчас очнётся…
Он нагибается над распростёртой на земле фигуркой и носком добротного кожаного ботинка отшвыривает в сторону камень, выпавший из раскрывшейся ладони.
— Забирайте ваше добро.
Ленка хватает камень. Он раскалён и жжёт ладонь, но она боится выпустить его из рук.
Изя постепенно приходит в себя: он медленно поднимается с земли и тоненько всхлипывает.
— Ну, — вздыхает председатель, — что ты тут сотворил, сучок сикоморин?
— Я хотел, как лучше, — плачет Изя, тряся острыми плечами.
— Всё от таких, как ты, — устало говорит Августа, — от таких вот маменькиных сыночков с комплексами. Иллюзии у них. Кормят вас в детстве манной кашей, а потом у вас появляются идеи. Вы же хуже бандитов — у вас размах…
— Аваддон его подери, — говорит председатель, отряхивая испачканные землёй колени, — чуть руку не вывихнул.
Изя плачет.
— Воинство небесное напустил, проклятущий. Кем ты себя вообразил? Тоже мне, архангел Метатрон… Ладно, забирайте камень и валите отсюда, пока вас не арестовали за нарушение общественного спокойствия.
— А рабби Барух? Голем?
— Барух вас больше не потревожит. Я с ним разобрался.
— Как? Как Али-Баба с Зямой?
— Ну, не совсем… но в общем, да, что-то в этом роде.
— Всё равно, — решительно говорит Августа, — всё равно. Не буду я у себя эти чёртовы камни держать. Вы чего хотите? Чтоб у меня дом загорелся?
— Ничего с вами не будет, — председатель окидывает Ленку с Августой презрительным взглядом. — Калибр не тот.
— А…
Но председатель уже исчезает во вспышке белого пламени.
— Доволен? — мрачно спрашивает Ленка.
Изя вытирает рукавом нос и сопит.
Они медленно идут обратно в город. На месте фабрики — груда кирпичей и покорёженной арматуры, на земле — пятна липкой зелёной слизи… Где-то вдалеке отчаянно воет сирена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
— Боже мой! — надрывается Августа, — он вызвал Всадника Апокалипсиса! Это же конец света!
Изя, приплясывая на парапете, начинает отчаянно размахивать руками.
— Нет, — говорит Ленка, у которой зрение получше, — что-то не то. Это…
Батюшки-светы! Адонаи! Майн Рид!
— Майн Готт? — услужливо подсказывает Августа.
— Да нет! Майн Рид! Это же Всадник без головы. Представляешь! Он натравил на голема Всадника без головы.
— Наверное, он его в детстве больше всего боялся, — резюмирует Августа, — придумал самое страшное, что только мог.
Всадник выезжает из тумана, сизые клочья расползаются на мощной груди лошади, он молча проезжает мимо них, сжимая в распухшей руке голову в сомбреро и, равнодушно глянув в их сторону мёртвыми глазами и дёрнув поводья свободной рукой, движется в направлении голема. Теперь им видно, какой он огромный — стремена болтаются где-то на уровне верхушек акаций. Копыта тяжело цокают по булыжной мостовой, вдали раздаётся глухой шум, словно на землю валится что-то огромное и липкое, скрипят, шатаясь, акации под внезапным порывом ветра, и всё стихает.
Ни голема, ни всадника…
— Ты смотри, как малый-то управился! — восхищается Ленка.
— Очень хорошо, — Августа осторожно переводит дух, — а теперь…
Изя поднимает голову и смотрит на них как-то очень задумчиво.
— А фиг вам «теперь», — спокойно говорит он.
— Изя! Изька, паршивец! Отдай камень!
— Не отдам, — орёт Изя, отчаянно сжимая кулак, — я теперь посредник! Пусть сделает, чего я хочу.
— Изенька, — медовым голосом говорит Августа, — а чего ты, сукин сын, хочешь?
Земля под ногами начинает мелко трястись, кромка горизонта заволакивается мутным дымом.
— Не ваше дело! Вы… вы две старые, трусливые дуры!
— Ах, ты!
— Сю-сю, му-сю… Пусть ляжет, пусть упокоится.
На всякий случай он отбегает подальше и останавливается на холме, что-то приговаривая. До Ленки доносится: -…И перекуют мечи на орала, и копья свои на серпы, не поднимет народ меча и не будет более учиться воевать…
— Что он там бормочет? — тревожно спрашивает Августа.
— Сукин сын! Они в своём хедере, видно, как раз дошли до пророков. Таким нельзя давать Тору в руки…
— Не поняла.
— Он царство Божие на земле устанавливает. Ну и размах!
Море начинает гулко гудеть, будто там, внизу, бьёт огромный барабан. -…А в народе угнетают друг друга, грабят и притесняют бедного и нищего, и пришельца угнетают несправедливо…
— Господи! — Ленка ни с того ни с сего начинает механически бормотать: -…Небеса истреплются как дым, и земля обветшает как одежда…
— Лена, прекрати!
— Не могу… и побледнеет луна и устыдится солнце…
На солнце медленно наползает чёрный круг, по земле проносится порыв холодного ветра…
— И горы сдвинутся, и холмы падут…
— Леночка, умоляю!
— Это не я… оно само… И войдут люди в расселины скал и в пропасти земли от страха Господа, и от славы величия его, когда он восстанет сокрушать землю…
Ох, Господи, что же это я!
— Живые, — орёт Изя тем временем, потрясая воздетыми к небу кулаками, — отделитесь от мёртвых!
— Оставь, сволочь, — орёт опомнившаяся Ленка, осторожно, боком надвигаясь на Изю. — Отпусти Гершензона!
— Сейчас! Оставил! Чтобы вы в камушки играли, две задницы бестолковые? Зяма, бандит, и то лучше вас! Он хорошего хотел…
— Да у Зямы просто крыша поехала! Иерусалимский синдром! Мания величия!
— Изенька, не надо. Это не нашего ума дело! -…И застроят пустыни вековые, восстановят древние развалины, и возобновят города разорённые, оставшиеся в запустении от древних родов…
Огромное дерево с треском рушится, цепляясь за провода. Во все стороны летят искры. Вывороченные корни угрожающе протягиваются в сторону Ленки и начинают медленно шевелиться.
— Ой, мамочка… -…Проходите, проходите в ворота, приготовляйте путь народу, равняйте, равняйте дорогу, убирайте камни, поднимайте знамя для народов!..
Неожиданно воздух расступается, и на парапете возникает чья-то фигура. Какое-то время она балансирует, пытаясь удержаться на пляшущих камнях, потом с её протянутых ладоней вырываются снопы искр и летят в сторону Изи. Изя отпрыгивает, демонстрируя хорошую реакцию.
— Смотри! — Ленка хватает Августу за рукав. — Это же тот, из Совета Девяти…
Новоприбывший вновь поднимает руки, но парапет, выгнувшись горбом, сбрасывает его на землю. Он откатывается, вновь вскакивает на ноги.
— Бабы! — орёт председатель. — Пригнитесь!
Ещё один сноп искр, на этот раз изумрудно-зелёных, летит на Изю. Мальчик застывает с поднятыми руками, потом падает на бок, замирает и лежит неподвижно.
Земля, охнув в последний раз, успокаивается, ветер стихает, пурпурная мгла над морем рассеивается.
— Вы его убили, — всхлипывает Ленка, бросаясь к Изе.
— Чёрта с два, — устало говорит председатель. — Вырубил немножко. Сейчас очнётся…
Он нагибается над распростёртой на земле фигуркой и носком добротного кожаного ботинка отшвыривает в сторону камень, выпавший из раскрывшейся ладони.
— Забирайте ваше добро.
Ленка хватает камень. Он раскалён и жжёт ладонь, но она боится выпустить его из рук.
Изя постепенно приходит в себя: он медленно поднимается с земли и тоненько всхлипывает.
— Ну, — вздыхает председатель, — что ты тут сотворил, сучок сикоморин?
— Я хотел, как лучше, — плачет Изя, тряся острыми плечами.
— Всё от таких, как ты, — устало говорит Августа, — от таких вот маменькиных сыночков с комплексами. Иллюзии у них. Кормят вас в детстве манной кашей, а потом у вас появляются идеи. Вы же хуже бандитов — у вас размах…
— Аваддон его подери, — говорит председатель, отряхивая испачканные землёй колени, — чуть руку не вывихнул.
Изя плачет.
— Воинство небесное напустил, проклятущий. Кем ты себя вообразил? Тоже мне, архангел Метатрон… Ладно, забирайте камень и валите отсюда, пока вас не арестовали за нарушение общественного спокойствия.
— А рабби Барух? Голем?
— Барух вас больше не потревожит. Я с ним разобрался.
— Как? Как Али-Баба с Зямой?
— Ну, не совсем… но в общем, да, что-то в этом роде.
— Всё равно, — решительно говорит Августа, — всё равно. Не буду я у себя эти чёртовы камни держать. Вы чего хотите? Чтоб у меня дом загорелся?
— Ничего с вами не будет, — председатель окидывает Ленку с Августой презрительным взглядом. — Калибр не тот.
— А…
Но председатель уже исчезает во вспышке белого пламени.
— Доволен? — мрачно спрашивает Ленка.
Изя вытирает рукавом нос и сопит.
Они медленно идут обратно в город. На месте фабрики — груда кирпичей и покорёженной арматуры, на земле — пятна липкой зелёной слизи… Где-то вдалеке отчаянно воет сирена.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20