Солдатам не осталось ничего иного, как посторониться и пропустить императрицу. Тронный зал, расположенный на втором этаже, был пуст и темен (выбитые окна завесили обрывками гобеленов), а из распахнутых балконных дверей доносился многоголосый шум огромной толпы. Там, снаружи, тысячи людей переговаривались, кричали, смеялись… Санелана зашагала к балкону.
Вдруг стало тише, а затем толпа на площади разразилась воплями. Императрица шагнула на балкон – и замерла. Площадь у стен Валлахала была заполнена народом – целое море людских голов. Толпа окружала обширный помост в центре площади. Две цепочки солдат ограждали коридор в толпе, ведущий к помосту от ворот дворцовой ограды. А на помосте… Санелана вздрогнула и прижала ладони к горлу, едва сдержав крик – там на столбах, укрепленных подпорками, были установлены длинные перекладины, с которых свешивались веревки. В петле бился и хрипел человек, наспех сколоченная виселица потрескивала от этого движения, раскачивая полторы дюжины тел. Ряд был заполнен. Палачи перешли к соседней перекладине, а по коридору между рядами солдат из дворца уже волокли новую жертву.
Значит, пока она, Санелана, бродила по складам и подвалам Валлахала, пока она пересчитывала мешки с мукой и бочонки прокисшего вина… здесь…
Алекиан обернулся на звук, его лицо скривилось от недовольства.
– Дорогая, мне не хотелось, чтобы ты глядела на это.
– Зачем ты…
– Дорогая, – твердо промолвил Алекиан, – это необходимо. Ради Империи. Сейчас казнят всех, кто участвовал в заговоре, всех, кто знал о готовящемся бунте.
– Зачем…
– Это необходимо, – повторил император, – это послужит уроком всем подданным, пусть воочию убедятся, каково это – злоумышлять против Великой Империи. Поверь, мне самому неприятно… Но необходимость…
Тем временем толпа под балконом то замирала в предвкушении – то взрывалась многоголосым буйным хором, приветствуя новую казнь. На помост водрузили плаху, из группы палачей выступил крупный мужчина, вооруженный мечом. Наступил черед приговоренных благородного сословия. Распорядители казни не мешкали.
– Дорогая, – напряженным тоном проговорил император, – тебе лучше удалиться.
– Удалиться? – прерывающимся голосом спросила Санелана. – Но разве я не поклялась перед алтарем быть с тобой в горе и радости? Разделять любые испытания? Может, мне нужно взять тот меч и смахнуть голову нескольким беднягам?
Вельможи, стоявшие на балконе рядом с императором, отодвинулись, насколько позволяло тесное пространство, сейчас им хотелось бы оказаться подальше, хотелось бы оказаться вовсе не здесь, но…
– Дорогая, – голос Алекиана окреп. – Этот меч ты не сможешь даже приподнять. Каждый должен исполнять свой долг. Палач – рубить головы тяжелым мечом, я – отдавать ему приказ, а…
– А я не желаю! – Санелана топнула ногой. – Не желаю этого! Мой долг, в таком случае – призвать тебя к милосердию… Хотя бы детей!..
На эшафот втащили рыдающих женщин – жену и дочерей Каногора. Приговоренные выли. Толпа визжала и улюлюкала, вид крови предыдущих жертв, стекающей с плахи, привел людей в неистовство. Люди с вожделением взирала на толстую графиню и двух некрасивых девиц.
– Сегодня здесь казнят тридцать шесть человек, – отрезал император. – В битве с войском мятежников погибло около пяти с половиной тысяч. Моих подданных. И твоих. Пожалей их – пожалей, как жалеешь этих . Я хочу, чтобы сегодняшняя кровь предостерегла возможных заговорщиков и спасла в будущем многие и многие жизни. Война не окончена, она продолжается здесь и сейчас.
Санелана отвернулась, чтобы не видеть, как палач обезглавит женщин… По щекам ее текли слезы и голос дрожал.
– Но… можно… проявить милосердие…
– Нет!
– Если кровь необходима, пролить ее поменьше, хотя бы…
– Нет! – снова рявкнул император и мягче добавил. – Поверь, это необходимо. Ради Империи!
На балкон вбежал солдат. Придерживая ножны, поклонился.
– Ваше величество, сэр маршал! Наш тролль уходит!
– Что? Дрым уходит? – переспросил ок-Икерн. – Почему?
– Он не отвечает, сэр, он просто идет.
– Но задержать…
– Сэр… он идет… Прежде чем уйти, он сказал, что не хочет… потому что казнят… Его невозможно задержать. Сэр.
Да, подумал сэр Брудо, когда тролль идет, его невозможно задержать…
* * *
– Ингви!
– А?
– О чем ты сейчас думаешь?
– Да так… ни о чем. Просто здесь хорошо.
Ннаонна села и обхватила колени.
– А я вспоминаю твой рассказ о битве богов на далеком берегу. Выходит, Гилфинг злой?
– Нет, с чего ты взяла?
– Как же нет?! – девушка даже вскочила в волнении, но потом опустилась на колени и поглядела на короля сверху вниз. – Он же хотел уничтожить наш Мир!
– Я его понимаю, – Ингви сорвал травинку и принялся ее жевать, – отчасти. Иногда мне кажется, что у здешних богов возраст идет как-то… циклами, что ли. Судя по «Хроникуму», он уже был молодым, зрелым, старым… потом удалился – это как бы…
– Умер? – подсказал Ннаонна.
– Переродился. И вернулся младенцем. Младенец, понимаешь ли, склонен к разрушению. Он рвет все, что ему дают, ломает игрушки, потому что отчаянно хочет утвердить себя в Мире. Для этого он должен ощущать, как Мир меняется в его руках. В моем мире малышам дают ненужные бумаги, чтобы рвали и утверждались. Потом, взрослея, человек учится создавать, строить и менять Мир, созидая, ну а младенец – нет, не может. Только разрушает. Зато младшие боги подросли и желают созидать и защищать. Теперь это надолго, Мир может спать спокойно.
– Конечно, ты же убил Гилфинга.
– Насколько я понял, убить его невозможно.
– Как, а меч? Ты сказал, что его поглотил твой меч. Выпил.
– Меч выпил магическое содержимое его тела – ту часть существа Гилфинга, которая привязывает его к Миру. И он теперь снова удалился в Вечное Ничто. Интересно, что его грядущий приход был в самом деле предсказан этим, как его? Когером! Пророк, должно быть, очень чувствителен к колебаниям маны. Они складываются для него в привычные символы: Бог-Дитя, Гилфинг, разрушение Мира… А источник колебаний – Гилфинг в Великом Ничто. Ты читала «Хроникум»?
– А, эту толстую книжищу… Читала, конечно, я же читала все, что у нас есть. Скучновато. «Авейн неистовый» лучше. Ну, так что там с Великим Ничем?
– По-моему, это не склоняется: «что там с Великим Ничто?» Да, в общем-то, ничего. Смертным не дано понимать, что такое бесконечность… то есть Великое Ничто. Если ты можешь его представить, то ты бог. А если ты не бог, то не можешь его представить.
– Глупости какие-то, – Ннаонна вздохнула. – Скукота. Ну а с твоим мечом теперь как быть?
Ингви приподнял голову и поглядел на Черную Молнию, лежащую в ножнах поодаль. Он не раз ловил себя на мысли, что избегает лишний раз прикасаться к оружию и даже держать поблизости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
Вдруг стало тише, а затем толпа на площади разразилась воплями. Императрица шагнула на балкон – и замерла. Площадь у стен Валлахала была заполнена народом – целое море людских голов. Толпа окружала обширный помост в центре площади. Две цепочки солдат ограждали коридор в толпе, ведущий к помосту от ворот дворцовой ограды. А на помосте… Санелана вздрогнула и прижала ладони к горлу, едва сдержав крик – там на столбах, укрепленных подпорками, были установлены длинные перекладины, с которых свешивались веревки. В петле бился и хрипел человек, наспех сколоченная виселица потрескивала от этого движения, раскачивая полторы дюжины тел. Ряд был заполнен. Палачи перешли к соседней перекладине, а по коридору между рядами солдат из дворца уже волокли новую жертву.
Значит, пока она, Санелана, бродила по складам и подвалам Валлахала, пока она пересчитывала мешки с мукой и бочонки прокисшего вина… здесь…
Алекиан обернулся на звук, его лицо скривилось от недовольства.
– Дорогая, мне не хотелось, чтобы ты глядела на это.
– Зачем ты…
– Дорогая, – твердо промолвил Алекиан, – это необходимо. Ради Империи. Сейчас казнят всех, кто участвовал в заговоре, всех, кто знал о готовящемся бунте.
– Зачем…
– Это необходимо, – повторил император, – это послужит уроком всем подданным, пусть воочию убедятся, каково это – злоумышлять против Великой Империи. Поверь, мне самому неприятно… Но необходимость…
Тем временем толпа под балконом то замирала в предвкушении – то взрывалась многоголосым буйным хором, приветствуя новую казнь. На помост водрузили плаху, из группы палачей выступил крупный мужчина, вооруженный мечом. Наступил черед приговоренных благородного сословия. Распорядители казни не мешкали.
– Дорогая, – напряженным тоном проговорил император, – тебе лучше удалиться.
– Удалиться? – прерывающимся голосом спросила Санелана. – Но разве я не поклялась перед алтарем быть с тобой в горе и радости? Разделять любые испытания? Может, мне нужно взять тот меч и смахнуть голову нескольким беднягам?
Вельможи, стоявшие на балконе рядом с императором, отодвинулись, насколько позволяло тесное пространство, сейчас им хотелось бы оказаться подальше, хотелось бы оказаться вовсе не здесь, но…
– Дорогая, – голос Алекиана окреп. – Этот меч ты не сможешь даже приподнять. Каждый должен исполнять свой долг. Палач – рубить головы тяжелым мечом, я – отдавать ему приказ, а…
– А я не желаю! – Санелана топнула ногой. – Не желаю этого! Мой долг, в таком случае – призвать тебя к милосердию… Хотя бы детей!..
На эшафот втащили рыдающих женщин – жену и дочерей Каногора. Приговоренные выли. Толпа визжала и улюлюкала, вид крови предыдущих жертв, стекающей с плахи, привел людей в неистовство. Люди с вожделением взирала на толстую графиню и двух некрасивых девиц.
– Сегодня здесь казнят тридцать шесть человек, – отрезал император. – В битве с войском мятежников погибло около пяти с половиной тысяч. Моих подданных. И твоих. Пожалей их – пожалей, как жалеешь этих . Я хочу, чтобы сегодняшняя кровь предостерегла возможных заговорщиков и спасла в будущем многие и многие жизни. Война не окончена, она продолжается здесь и сейчас.
Санелана отвернулась, чтобы не видеть, как палач обезглавит женщин… По щекам ее текли слезы и голос дрожал.
– Но… можно… проявить милосердие…
– Нет!
– Если кровь необходима, пролить ее поменьше, хотя бы…
– Нет! – снова рявкнул император и мягче добавил. – Поверь, это необходимо. Ради Империи!
На балкон вбежал солдат. Придерживая ножны, поклонился.
– Ваше величество, сэр маршал! Наш тролль уходит!
– Что? Дрым уходит? – переспросил ок-Икерн. – Почему?
– Он не отвечает, сэр, он просто идет.
– Но задержать…
– Сэр… он идет… Прежде чем уйти, он сказал, что не хочет… потому что казнят… Его невозможно задержать. Сэр.
Да, подумал сэр Брудо, когда тролль идет, его невозможно задержать…
* * *
– Ингви!
– А?
– О чем ты сейчас думаешь?
– Да так… ни о чем. Просто здесь хорошо.
Ннаонна села и обхватила колени.
– А я вспоминаю твой рассказ о битве богов на далеком берегу. Выходит, Гилфинг злой?
– Нет, с чего ты взяла?
– Как же нет?! – девушка даже вскочила в волнении, но потом опустилась на колени и поглядела на короля сверху вниз. – Он же хотел уничтожить наш Мир!
– Я его понимаю, – Ингви сорвал травинку и принялся ее жевать, – отчасти. Иногда мне кажется, что у здешних богов возраст идет как-то… циклами, что ли. Судя по «Хроникуму», он уже был молодым, зрелым, старым… потом удалился – это как бы…
– Умер? – подсказал Ннаонна.
– Переродился. И вернулся младенцем. Младенец, понимаешь ли, склонен к разрушению. Он рвет все, что ему дают, ломает игрушки, потому что отчаянно хочет утвердить себя в Мире. Для этого он должен ощущать, как Мир меняется в его руках. В моем мире малышам дают ненужные бумаги, чтобы рвали и утверждались. Потом, взрослея, человек учится создавать, строить и менять Мир, созидая, ну а младенец – нет, не может. Только разрушает. Зато младшие боги подросли и желают созидать и защищать. Теперь это надолго, Мир может спать спокойно.
– Конечно, ты же убил Гилфинга.
– Насколько я понял, убить его невозможно.
– Как, а меч? Ты сказал, что его поглотил твой меч. Выпил.
– Меч выпил магическое содержимое его тела – ту часть существа Гилфинга, которая привязывает его к Миру. И он теперь снова удалился в Вечное Ничто. Интересно, что его грядущий приход был в самом деле предсказан этим, как его? Когером! Пророк, должно быть, очень чувствителен к колебаниям маны. Они складываются для него в привычные символы: Бог-Дитя, Гилфинг, разрушение Мира… А источник колебаний – Гилфинг в Великом Ничто. Ты читала «Хроникум»?
– А, эту толстую книжищу… Читала, конечно, я же читала все, что у нас есть. Скучновато. «Авейн неистовый» лучше. Ну, так что там с Великим Ничем?
– По-моему, это не склоняется: «что там с Великим Ничто?» Да, в общем-то, ничего. Смертным не дано понимать, что такое бесконечность… то есть Великое Ничто. Если ты можешь его представить, то ты бог. А если ты не бог, то не можешь его представить.
– Глупости какие-то, – Ннаонна вздохнула. – Скукота. Ну а с твоим мечом теперь как быть?
Ингви приподнял голову и поглядел на Черную Молнию, лежащую в ножнах поодаль. Он не раз ловил себя на мысли, что избегает лишний раз прикасаться к оружию и даже держать поблизости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93