Вот я черт и есть”. Кузнецу что – черт так черт. Не любил кузнец словами зря бросаться и говорит: “Давай меняться. Я к тебе в ад пойду, а ты ко мне в кузницу. У тебя лучше”. Черт и говорит: “Ты в аду не бывал, смерти не видал, потому так и говоришь”. Одним словом, черт свое, а кузнец свое. Тут черт осерчал на кузнеца за то, что тот ему перечит, и поволок в ад показывать, как мученики да грешники жарятся в смоляных котлах…
Тем временем я продолжаю рассматривать своих соседей по столу, приглядываюсь к ним и запоминаю. С одного на другого глаза перевожу, и только приезжего этого не удается рассмотреть. Сидит он в тени и низко-низко склонил лицо над записной книжечкой – все пишет, сказку, должно быть, записывает. Долго он так сидел, но вижу я, что чувствует он на себе мой взгляд. Поднял голову… Не стану хвастаться, мерзко стало у меня на душе, будто сам я в смоляном котле очутился. Узнал я его. В девятнадцатом году знал как учителя из-под Пскова, в двадцатом году принял за красноармейца с заставы… Неужели, думаю, обманет он меня и на этот раз? Где же, думаю, наши? Чего они медлят?..
А Кирьяков все рассказывает:
– Пришли в ад, повел черт кузнеца по геенне огненной, показывает все, а сам думает, что кузнец устрашится и назад запросится. А кузнец идет и хоть бы что ему, как дома себя чувствует. “Кому ад, а мне рай”, – говорит. Ходили они, ходили, черт и спрашивает кузнеца: “Ну как, страшно? Видишь, как грешники в смоле кипят?” Осерчал кузнец и говорит черту: “Иди ты к своей чертовой матери, не морочь мне голову. Вот я тебе покажу настоящий ад. Идем обратно на землю…”
Делаю я вид, что слушаю сказку, а сам совсем об ином думаю, и удивительно мне теперь, как я эту сказку на всю жизнь запомнил. Смотрю на своего знакомца и вижу – узнал он меня. Не только узнал, но и понимает, что я его тоже узнал. Смотрим мы друг на друга, точно ждем чего-то, и думаю я – кто первый из нас не выдержит.
– А что, – вдруг прерывает он хозяина, – конец этой сказке нескоро?
– Почему “нескоро”? – отвечает хозяин. – Близко конец. Самую малость досказать осталось. Потащил кузнец черта в кузницу. Пришли, идут, а в кузнице ночь черная от пыли да от сажи. Сто горнов горят, четыреста молотов стучат. Рабочие ходят, рожи у них, как полагается: нет кожи на роже. Кузнец впереди, черт позади. Тут начали железо из горна доставать и мастеру на лопате подавать. У черта искры из глаз посыпались, он уже и дышать не может. А тут еще беда: увидал хозяин кузнеца и закричал: “Ты что, черт, без дела расхаживаешь, морду побью!” Испугался черт, спрашивает кузнеца: “Что это он?” Покосился кузнец на черта. “Морды всем бить хочет, и тебе побьет”, – говорит…
Слышу я – стоит кто-то позади меня, дышит в затылок… Неужели, думаю, заметили что-нибудь? Неужели наши не могут подойти тихо? А сам смотрю на Кирьякова…
– Собрался черт уходить. Кузнец и говорит ему: “Куда ты? Ты хоть погляди, как хозяин с нами расправляется, поучись с грешниками в аду обращаться”. Но черт от страха говорить разучился, крутнул хвостиком, только его и видели.
Взглянул Кирьяков на меня – глаза у самого смеются, пригладил ладонью бороду, слегка кивнул и сказал:
– Вот вам и конец.
И тут же на меня обрушилось что-то тяжелое, перед моими глазами точно встал лиловый туман, и показалось мне, что у меня раскалывается голова…
…Нет, не показалось мне это, а на самом деле произошло. Очнулся я спустя неделю в больнице. Оказалось, ударили меня по голове поленом. Удивительно, как выжил.
Вызвали ко мне Виктора.
– Что было? – спрашиваю.
– Услышали, что мы подъезжаем, вот и хлопнули тебя, – рассказал Виктор. –Двое пытались отстреливаться, да увидели, что нас – отряд, и тоже сдались.
– А шахта?
– С утра все облазили. Сколько они динамита туда нанесли! Теперь все в порядке. Рудничное управление собирается в шахтах работы возобновить.
– Все взяты?
– Конечно, все. Их тут целая банда оказалась.
– Особенно смотрите за Роджерсом.
– За каким Роджерсом? – спрашивает Виктор.
– Как “за каким”? – говорю. – У Кирьякова, кроме местных жителей, находился еще приезжий?
– Был там один, – говорит Виктор. – Какой-то научный работник. Всякие песни да сказки собирает. Так он как кур во щи попал. Зашел к Кирьякову сказки послушать, а тут такая история… Его, конечно, тоже задержали, но документы у него оказались в порядке, сам он страшно возмутился, потребовал, чтобы относительно его послали в Москву телеграмму, и в ответ сам Базаров телеграфировал: немедленно освободить.
– Ну?
– Ну его и отпустили…
Даром что я был болен, а хотел встать и бежать… В третий раз ушел! Был в руках и ушел…
В общем, наша комиссия поехала, и враги наши тоже послали свою комиссию. Весь Урал объездил Роджерс под видом собирателя фольклора, вербуя и инструктируя вредителей и диверсантов, а попутно принимай все меры к тому, чтобы ухудшить и без того тяжелое состояние горной промышленности и тем самым побудить Советское правительство сдать уральские рудники в концессию.
Когда стало известно, под какой личиной он ездил, нетрудно было проследить, где бывал и с кем встречался этот фольклорист. Целые гнезда бывших промышленников и торговцев, кулаков и колчаковцев удалось тогда выловить.
О самом Роджерсе сейчас же сообщили в Москву, но он успел уже удрать за границу. Один иностранец–коммерсант, весьма похожий на Роджерса, заявил об утере паспорта, – правда, подозрительно поздно заявил, когда тот успел перемахнуть с его паспортом через рубеж… Тут уж ничего нельзя было поделать.
Базаров тогда был вне подозрений – его разоблачили много позже и в связи с другими событиями, и рассказывать об этом надо особо.
А что касается концессий – партия большевиков дала решительный отпор всем, кто предлагал сдать в концессию иностранным капиталистам важнейшие отрасли нашей промышленности. Мы сами навели порядок на уральских рудниках и построили там десятки новых шахт и заводов.
Рассказы о майоре Пронине
Куры Дуси Царевой
1
Виктор только что закончил следствие по делу о гибели нескольких советских работников в одной из национальных республик, подготовленной врагами Советской власти. Об этом деле Виктор не любил вспоминать. Не то чтобы оно было очень сложное, но целый ряд тяжелых обстоятельств не вызывал у Виктора охоты лишний раз перебирать подробности…
Сдав отчет и доложив о результатах поездки, Виктор направился к Пронину, но не застал его в кабинете.
– А где Иван Николаевич? – спросил Виктор.
– Дома, – ответили ему. – Взял на неделю отпуск и просил не беспокоить.
Виктор позвонил Пронину домой, но к телефону подошла Агаша, домашняя работница Пронина и самая верная хранительница его покоя.
– Это я, тетя Агаша, – сказал Виктор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Тем временем я продолжаю рассматривать своих соседей по столу, приглядываюсь к ним и запоминаю. С одного на другого глаза перевожу, и только приезжего этого не удается рассмотреть. Сидит он в тени и низко-низко склонил лицо над записной книжечкой – все пишет, сказку, должно быть, записывает. Долго он так сидел, но вижу я, что чувствует он на себе мой взгляд. Поднял голову… Не стану хвастаться, мерзко стало у меня на душе, будто сам я в смоляном котле очутился. Узнал я его. В девятнадцатом году знал как учителя из-под Пскова, в двадцатом году принял за красноармейца с заставы… Неужели, думаю, обманет он меня и на этот раз? Где же, думаю, наши? Чего они медлят?..
А Кирьяков все рассказывает:
– Пришли в ад, повел черт кузнеца по геенне огненной, показывает все, а сам думает, что кузнец устрашится и назад запросится. А кузнец идет и хоть бы что ему, как дома себя чувствует. “Кому ад, а мне рай”, – говорит. Ходили они, ходили, черт и спрашивает кузнеца: “Ну как, страшно? Видишь, как грешники в смоле кипят?” Осерчал кузнец и говорит черту: “Иди ты к своей чертовой матери, не морочь мне голову. Вот я тебе покажу настоящий ад. Идем обратно на землю…”
Делаю я вид, что слушаю сказку, а сам совсем об ином думаю, и удивительно мне теперь, как я эту сказку на всю жизнь запомнил. Смотрю на своего знакомца и вижу – узнал он меня. Не только узнал, но и понимает, что я его тоже узнал. Смотрим мы друг на друга, точно ждем чего-то, и думаю я – кто первый из нас не выдержит.
– А что, – вдруг прерывает он хозяина, – конец этой сказке нескоро?
– Почему “нескоро”? – отвечает хозяин. – Близко конец. Самую малость досказать осталось. Потащил кузнец черта в кузницу. Пришли, идут, а в кузнице ночь черная от пыли да от сажи. Сто горнов горят, четыреста молотов стучат. Рабочие ходят, рожи у них, как полагается: нет кожи на роже. Кузнец впереди, черт позади. Тут начали железо из горна доставать и мастеру на лопате подавать. У черта искры из глаз посыпались, он уже и дышать не может. А тут еще беда: увидал хозяин кузнеца и закричал: “Ты что, черт, без дела расхаживаешь, морду побью!” Испугался черт, спрашивает кузнеца: “Что это он?” Покосился кузнец на черта. “Морды всем бить хочет, и тебе побьет”, – говорит…
Слышу я – стоит кто-то позади меня, дышит в затылок… Неужели, думаю, заметили что-нибудь? Неужели наши не могут подойти тихо? А сам смотрю на Кирьякова…
– Собрался черт уходить. Кузнец и говорит ему: “Куда ты? Ты хоть погляди, как хозяин с нами расправляется, поучись с грешниками в аду обращаться”. Но черт от страха говорить разучился, крутнул хвостиком, только его и видели.
Взглянул Кирьяков на меня – глаза у самого смеются, пригладил ладонью бороду, слегка кивнул и сказал:
– Вот вам и конец.
И тут же на меня обрушилось что-то тяжелое, перед моими глазами точно встал лиловый туман, и показалось мне, что у меня раскалывается голова…
…Нет, не показалось мне это, а на самом деле произошло. Очнулся я спустя неделю в больнице. Оказалось, ударили меня по голове поленом. Удивительно, как выжил.
Вызвали ко мне Виктора.
– Что было? – спрашиваю.
– Услышали, что мы подъезжаем, вот и хлопнули тебя, – рассказал Виктор. –Двое пытались отстреливаться, да увидели, что нас – отряд, и тоже сдались.
– А шахта?
– С утра все облазили. Сколько они динамита туда нанесли! Теперь все в порядке. Рудничное управление собирается в шахтах работы возобновить.
– Все взяты?
– Конечно, все. Их тут целая банда оказалась.
– Особенно смотрите за Роджерсом.
– За каким Роджерсом? – спрашивает Виктор.
– Как “за каким”? – говорю. – У Кирьякова, кроме местных жителей, находился еще приезжий?
– Был там один, – говорит Виктор. – Какой-то научный работник. Всякие песни да сказки собирает. Так он как кур во щи попал. Зашел к Кирьякову сказки послушать, а тут такая история… Его, конечно, тоже задержали, но документы у него оказались в порядке, сам он страшно возмутился, потребовал, чтобы относительно его послали в Москву телеграмму, и в ответ сам Базаров телеграфировал: немедленно освободить.
– Ну?
– Ну его и отпустили…
Даром что я был болен, а хотел встать и бежать… В третий раз ушел! Был в руках и ушел…
В общем, наша комиссия поехала, и враги наши тоже послали свою комиссию. Весь Урал объездил Роджерс под видом собирателя фольклора, вербуя и инструктируя вредителей и диверсантов, а попутно принимай все меры к тому, чтобы ухудшить и без того тяжелое состояние горной промышленности и тем самым побудить Советское правительство сдать уральские рудники в концессию.
Когда стало известно, под какой личиной он ездил, нетрудно было проследить, где бывал и с кем встречался этот фольклорист. Целые гнезда бывших промышленников и торговцев, кулаков и колчаковцев удалось тогда выловить.
О самом Роджерсе сейчас же сообщили в Москву, но он успел уже удрать за границу. Один иностранец–коммерсант, весьма похожий на Роджерса, заявил об утере паспорта, – правда, подозрительно поздно заявил, когда тот успел перемахнуть с его паспортом через рубеж… Тут уж ничего нельзя было поделать.
Базаров тогда был вне подозрений – его разоблачили много позже и в связи с другими событиями, и рассказывать об этом надо особо.
А что касается концессий – партия большевиков дала решительный отпор всем, кто предлагал сдать в концессию иностранным капиталистам важнейшие отрасли нашей промышленности. Мы сами навели порядок на уральских рудниках и построили там десятки новых шахт и заводов.
Рассказы о майоре Пронине
Куры Дуси Царевой
1
Виктор только что закончил следствие по делу о гибели нескольких советских работников в одной из национальных республик, подготовленной врагами Советской власти. Об этом деле Виктор не любил вспоминать. Не то чтобы оно было очень сложное, но целый ряд тяжелых обстоятельств не вызывал у Виктора охоты лишний раз перебирать подробности…
Сдав отчет и доложив о результатах поездки, Виктор направился к Пронину, но не застал его в кабинете.
– А где Иван Николаевич? – спросил Виктор.
– Дома, – ответили ему. – Взял на неделю отпуск и просил не беспокоить.
Виктор позвонил Пронину домой, но к телефону подошла Агаша, домашняя работница Пронина и самая верная хранительница его покоя.
– Это я, тетя Агаша, – сказал Виктор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47