— Вы-то чего молчите?
Однако старик продолжал молчать, он еще не принял решения, как себя следует вести.
— Чего же набрали воды в рот? — упрекнул его незнакомец и опять обратился к комсомольцам: — Нет, товарищи, вы превысили свои функции, и, кстати, есть ли у вас при себе документы?
Юра независимо посмотрел на незнакомца и перевел взгляд на Лиду.
— Ты его знаешь? — вполголоса спросил он.
Лида слегка помотала головой:
— Нет.
— А вы кто такой, чтобы проверять у нас документы? — вызывающе спросил Юра. — Вы бы предъявили сначала свои!
— Я представитель охотнадзора, моя фамилия Власов, — представился незнакомец. — И кроме того, я член дружины по охране общественного порядка.
— Интересно, среди кого вы наводите здесь порядок? Среди зверей? — насмешливо спросил Юра. — Вы браконьер, — сказал он, гордясь своей проницательностью. — Потрудитесь не соваться в чужие дела.
Незнакомец, однако, не обиделся и опять обратился к комсомольцам:
— Кто тут у вас старший?
И хотя среди них не было старшего, три мальчика разом посмотрели на Лиду — и по должности, и по опыту старшей была она.
— Я, — ответила Лида, выступая вперед.
— Отлично, — сказал незнакомец, копаясь в боковом кармане, переступая с места на место и незаметно уводя Лиду в сторону. — Вот мой охотничий билет.
Он протянул Лиде какую-то книжечку, что-то сказал, она кивнула, и он еще что-то сказал.
— Извините, — звонко сказала Лида. — У меня нет документов… — Она смущенно пожала плечами. — Кто же берет с собой в тайгу документы!
— Вот то-то же, — укоризненно произнес незнакомец. — А еще поднимаете шум.
— В следующий раз будем умнее, — послушно согласилась Лида. — Кто же знал…
Незнакомец повернулся к сектантам:
— Ну, а вы что тут делаете?
— Идем, — мрачно ответил их предводитель, сердито глядя из-под насупленных бровей на незнакомца.
— Куда?
— По грибы, — еще мрачнее ответил старик.
— Ну и идите, идите, отцы, — добродушно напутствовал их незнакомец и уже гораздо строже обратился опять к комсомольцам: — А вас я бы попросил не приставать к незнакомым людям и не мешать им заниматься своими делами.
— Пошли, — решительно сказала Лида и принялась взбираться на пригорок.
— Лида, так нельзя, — возмущенно возразил Юра. — Он же явно попустительствует этим фанатикам!
— Пошли, пошли, — твердо повторила Лида и стала взбираться еще быстрее.
Лида струсила, но Юра не решился перечить, она лучше знает законы тайги. Хорошо, что Таня с ними. Она взбиралась на пригорок следом за Лидой. Венька тоже послушался Лиду. За ним Петя… И Юре ничего не оставалось, как повернуться и пойти вслед за всеми.
— Вот так-то лучше, — заметил ему в спину незнакомец, и Юра услышал, как он еще утешил сектантов: — Ничего, ничего, отцы, идите, в обиду вас не дадим.
С полчаса вся компания молча пробиралась по тропке.
— Куда теперь? — прервал молчание Петя.
— Обратно, — не без юмора разъяснил Венька.
— А куда же пойдут те? — поинтересовался Петя.
— К медведям.
— Без шуток.
— А я без шуток. В той стороне только медведи.
— Разве они здесь водятся?
— Сколько угодно.
— А почему их не боятся?
— Потому что летом медведь не опасен, а такой компании испугается любой зверь.
— Все-таки не понимаю, — не удержался Юра. — Почему мы уступили?
Лида ласково улыбнулась:
— Поймешь, Юрочка, поймешь.
— А кто это?
— Охотник.
— С овчаркой? На кого же он охотится?
— На кого-нибудь да охотится.
— Не надо было нам уходить.
— Надо!
— Нет.
Однако Лида не хотела продолжать спор.
К Юре подошла Таня:
— Она сильно тебя ударила?
Он потрогал голову.
— Обойдется.
— Может, перевязать?
— Потом…
Шли медленно, чувствовалась усталость. Лес к вечеру казался еще страшнее и нелюдимее. Путь преграждали ветви елей, обросшие бледным зеленоватым лишайником. Птицы смолкли. За тусклыми стволами стлались тени. Солнце висело прямо за спиной. Под ногами похрустывала хвоя. Скорей бы привал!
Молчание нарушил Петя:
— Послушай, Юрка, как это ты обругал старика?
Юра хмыкнул:
— Я не ругал.
— Ну, обозвал.
— Сумасшедшее пианино.
— Действительно, — сказала Лида. — Какое бессмысленное выражение.
— Это не мое выражение.
— Все равно бессмыслица!
— Это выражение Ленина. Впрочем, извините, перепутал. Сам не понимаю, как оно у меня вырвалось. Не пианино, а фортепьяно.
— Но как же это понимать — сумасшедшее фортепьяно?
— Очень просто. Я читал зимой Ленина. Есть у него такая книга: «Материализм и эмпириокритицизм». В ней объясняется разница между идеализмом и материализмом…
— Ну?
— Вот Ленин и приводит там выражение французского философа Дидро.
— Расскажи!
— Дойдем сперва до привала.
Они еще засветло добрались до палатки.
Разожгли костер, разулись, поставили на огонь кулеш со свиной тушенкой, расположились у костра.
— Теперь давай, — напомнил Петя. — Обещал…
Последний отрезок пути Юра мучительно ломал голову, напряженно вспоминая прочитанное, ему еще не приходилось выступать с лекциями на философские темы.
— Может, отставим?
— Нет уж, давай, — не согласился Петя. — Наедимся кулеша, разморит, и завалимся спать.
— Вы, конечно, проходили историю партии?
— Конечно, — неуверенно отозвался Венька. — А что?
— Вы, конечно, знаете, что коммунисты и комсомольцы по своим убеждениям материалисты?
— Конечно, — подтвердил Венька.
— Ну, а эти самые… верующие… являются идеалистами.
В самой чаще уральской тайги полыхал костер, потрескивали горящие сучья, взлетали золотистые искры, булькал закипающий кулеш. Вокруг костра расположились две девушки и три парня, и один из них впервые в жизни разъяснял своим товарищам разницу между идеализмом и материализмом.
— Материализм, ребята, считает основой всего природу. Она, так сказать, начало начал, а мысль, мышление, дух возникли уже после того, как появился человек, это, так сказать, производное природы. Сперва жизнь, бытие, а затем уже возникает мышление.
— Конечно, — согласился Венька. — Сперва каша, а потом уже философия.
— Не так просто! Дидро называл идеалистами философов, которые считали, что все в мире существует только в связи с их собственными переживаниями, без меня, мол, и мира не существует.
— Ну и дурни, — сказал Венька. — Какие же это философы, если даже ребенку понятно, что все существует помимо него?
— А ты помолчи, — остановила Лида. — Ты слушай.
Венька обиделся:
— А я что делаю?
— Вот и молчи.
— А сам Дидро считал, что люди — это лишь инструменты, одаренные памятью и способные ощущать и объяснять происходящее. Предположим, говорил он, что фортепьяно обладает способностью помнить и чувствовать. Разве оно не станет повторять мелодии, которые исполнили на его клавишах? Наши чувства и есть не что иное, как клавиши, по которым ударяет природа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Однако старик продолжал молчать, он еще не принял решения, как себя следует вести.
— Чего же набрали воды в рот? — упрекнул его незнакомец и опять обратился к комсомольцам: — Нет, товарищи, вы превысили свои функции, и, кстати, есть ли у вас при себе документы?
Юра независимо посмотрел на незнакомца и перевел взгляд на Лиду.
— Ты его знаешь? — вполголоса спросил он.
Лида слегка помотала головой:
— Нет.
— А вы кто такой, чтобы проверять у нас документы? — вызывающе спросил Юра. — Вы бы предъявили сначала свои!
— Я представитель охотнадзора, моя фамилия Власов, — представился незнакомец. — И кроме того, я член дружины по охране общественного порядка.
— Интересно, среди кого вы наводите здесь порядок? Среди зверей? — насмешливо спросил Юра. — Вы браконьер, — сказал он, гордясь своей проницательностью. — Потрудитесь не соваться в чужие дела.
Незнакомец, однако, не обиделся и опять обратился к комсомольцам:
— Кто тут у вас старший?
И хотя среди них не было старшего, три мальчика разом посмотрели на Лиду — и по должности, и по опыту старшей была она.
— Я, — ответила Лида, выступая вперед.
— Отлично, — сказал незнакомец, копаясь в боковом кармане, переступая с места на место и незаметно уводя Лиду в сторону. — Вот мой охотничий билет.
Он протянул Лиде какую-то книжечку, что-то сказал, она кивнула, и он еще что-то сказал.
— Извините, — звонко сказала Лида. — У меня нет документов… — Она смущенно пожала плечами. — Кто же берет с собой в тайгу документы!
— Вот то-то же, — укоризненно произнес незнакомец. — А еще поднимаете шум.
— В следующий раз будем умнее, — послушно согласилась Лида. — Кто же знал…
Незнакомец повернулся к сектантам:
— Ну, а вы что тут делаете?
— Идем, — мрачно ответил их предводитель, сердито глядя из-под насупленных бровей на незнакомца.
— Куда?
— По грибы, — еще мрачнее ответил старик.
— Ну и идите, идите, отцы, — добродушно напутствовал их незнакомец и уже гораздо строже обратился опять к комсомольцам: — А вас я бы попросил не приставать к незнакомым людям и не мешать им заниматься своими делами.
— Пошли, — решительно сказала Лида и принялась взбираться на пригорок.
— Лида, так нельзя, — возмущенно возразил Юра. — Он же явно попустительствует этим фанатикам!
— Пошли, пошли, — твердо повторила Лида и стала взбираться еще быстрее.
Лида струсила, но Юра не решился перечить, она лучше знает законы тайги. Хорошо, что Таня с ними. Она взбиралась на пригорок следом за Лидой. Венька тоже послушался Лиду. За ним Петя… И Юре ничего не оставалось, как повернуться и пойти вслед за всеми.
— Вот так-то лучше, — заметил ему в спину незнакомец, и Юра услышал, как он еще утешил сектантов: — Ничего, ничего, отцы, идите, в обиду вас не дадим.
С полчаса вся компания молча пробиралась по тропке.
— Куда теперь? — прервал молчание Петя.
— Обратно, — не без юмора разъяснил Венька.
— А куда же пойдут те? — поинтересовался Петя.
— К медведям.
— Без шуток.
— А я без шуток. В той стороне только медведи.
— Разве они здесь водятся?
— Сколько угодно.
— А почему их не боятся?
— Потому что летом медведь не опасен, а такой компании испугается любой зверь.
— Все-таки не понимаю, — не удержался Юра. — Почему мы уступили?
Лида ласково улыбнулась:
— Поймешь, Юрочка, поймешь.
— А кто это?
— Охотник.
— С овчаркой? На кого же он охотится?
— На кого-нибудь да охотится.
— Не надо было нам уходить.
— Надо!
— Нет.
Однако Лида не хотела продолжать спор.
К Юре подошла Таня:
— Она сильно тебя ударила?
Он потрогал голову.
— Обойдется.
— Может, перевязать?
— Потом…
Шли медленно, чувствовалась усталость. Лес к вечеру казался еще страшнее и нелюдимее. Путь преграждали ветви елей, обросшие бледным зеленоватым лишайником. Птицы смолкли. За тусклыми стволами стлались тени. Солнце висело прямо за спиной. Под ногами похрустывала хвоя. Скорей бы привал!
Молчание нарушил Петя:
— Послушай, Юрка, как это ты обругал старика?
Юра хмыкнул:
— Я не ругал.
— Ну, обозвал.
— Сумасшедшее пианино.
— Действительно, — сказала Лида. — Какое бессмысленное выражение.
— Это не мое выражение.
— Все равно бессмыслица!
— Это выражение Ленина. Впрочем, извините, перепутал. Сам не понимаю, как оно у меня вырвалось. Не пианино, а фортепьяно.
— Но как же это понимать — сумасшедшее фортепьяно?
— Очень просто. Я читал зимой Ленина. Есть у него такая книга: «Материализм и эмпириокритицизм». В ней объясняется разница между идеализмом и материализмом…
— Ну?
— Вот Ленин и приводит там выражение французского философа Дидро.
— Расскажи!
— Дойдем сперва до привала.
Они еще засветло добрались до палатки.
Разожгли костер, разулись, поставили на огонь кулеш со свиной тушенкой, расположились у костра.
— Теперь давай, — напомнил Петя. — Обещал…
Последний отрезок пути Юра мучительно ломал голову, напряженно вспоминая прочитанное, ему еще не приходилось выступать с лекциями на философские темы.
— Может, отставим?
— Нет уж, давай, — не согласился Петя. — Наедимся кулеша, разморит, и завалимся спать.
— Вы, конечно, проходили историю партии?
— Конечно, — неуверенно отозвался Венька. — А что?
— Вы, конечно, знаете, что коммунисты и комсомольцы по своим убеждениям материалисты?
— Конечно, — подтвердил Венька.
— Ну, а эти самые… верующие… являются идеалистами.
В самой чаще уральской тайги полыхал костер, потрескивали горящие сучья, взлетали золотистые искры, булькал закипающий кулеш. Вокруг костра расположились две девушки и три парня, и один из них впервые в жизни разъяснял своим товарищам разницу между идеализмом и материализмом.
— Материализм, ребята, считает основой всего природу. Она, так сказать, начало начал, а мысль, мышление, дух возникли уже после того, как появился человек, это, так сказать, производное природы. Сперва жизнь, бытие, а затем уже возникает мышление.
— Конечно, — согласился Венька. — Сперва каша, а потом уже философия.
— Не так просто! Дидро называл идеалистами философов, которые считали, что все в мире существует только в связи с их собственными переживаниями, без меня, мол, и мира не существует.
— Ну и дурни, — сказал Венька. — Какие же это философы, если даже ребенку понятно, что все существует помимо него?
— А ты помолчи, — остановила Лида. — Ты слушай.
Венька обиделся:
— А я что делаю?
— Вот и молчи.
— А сам Дидро считал, что люди — это лишь инструменты, одаренные памятью и способные ощущать и объяснять происходящее. Предположим, говорил он, что фортепьяно обладает способностью помнить и чувствовать. Разве оно не станет повторять мелодии, которые исполнили на его клавишах? Наши чувства и есть не что иное, как клавиши, по которым ударяет природа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44