Оставили за дверью назойливую, как муха, Анку. Волан, бросив взгляд в стеклопакет маленького офиса, прищелкнул языком: их «шестерка» стояла внизу, вся на виду, как муха на блюдце. А ведь сказано в инструкции: не знаешь расположения комнат — не приближайся к наблюдаемому зданию на машине! Оставь «колеса» за утлом!
В комнате было по-мужски опрятно, пахло крепким кофе и дорогими сигаретами. Хозяин пробрался вдоль стены за широкий пластиковый стол.
— Кумовья, вот моя визитка, — сказал он весьма не гостеприимно, подтолкнув корчиневым зазубренным ногтем по гладкой столешнице кусочек белого тисненого картона. — Лучше звоните, если что. Предупреждайте. Не надо воду мутить в моем прудике… караси разбегутся.
— Лицензия есть? — спросил Волан. — Не надо, верю. Вот этот человек… кто он?
Хозяин едва глянул на фото, усмехнулся в лицо Арцеулову.
— Этого замочили на стоянке у дома. Давно следак знает, кто он. А вы не знаете, выходит?
— Чем он занимался у вас в конторе? — поправился Арцеулов. — Какова его роль?
Хозяин переводил желтые тигриные глаза с Волана на замершую Людочку. Зрачки его стали узкими, как иголочное ушко.
— У меня тут мир, — уклончиво отвечал он, подумав. — Мне разборки ни к чему. Если дознаюсь, кто его замочил, сам вам стукну.
— Здесь все знают, что он «зажмурился»? — спросил Волан, пряча снимок убитого архивариуса.
«Бухгалтер» настороженно пожал плечами, опасаясь сболтнуть лишнее.
— На что он кости бросал?
Иголочные зрачки расширились на миг, заслышав знакомую речь, и снова сузились.
— В шахи-маты был гроссмейстер, — неохотно кинул «бухгалтер», глядя в сторону. — Любил пешки двигать.
— Сменил масть? На какую?
— Шахмат долго не было… подался в баскет… По здоровью игроков вычислял результат. Он же лепила… врач… тут их много, с проспекта Медиков. Видно, не угадал…
— На кого работал?
— Я в зале не сижу, гражданин начальник, — отрезал желтоглазый «мясник». — Мне отсюда за бумагами не видать. Я человек малограмотный, пока декларацию заполню — сто потов сойдет. Подмогли бы лучше с налоговой справиться, а то полный беспредел!
Видя, что Арцеулов собирается уходить, хозяин оставил придурашливый тон «Христа ради» и прежним, серьезным голосом сказал:
— Не знаю, кто вы, но если вам без меня скучно — звоните. Сам приду. Не надо сюда таскаться.
— А если ставочку сделать захотим? — широко улыбнулся Волан.
— Это пожалуйста. Только лучше по телефону. Чего зря ноги трудить? Проконсультируем в лучшем виде. Не прогорите. Анка! Проводи «товарищей»!
Разведчики вышли из здания, направились к машине. Людочка перевела дух.
— Ой, как я боялась! А вы совсем не волновались, Дмитрий Аркадьевич!
— Да что нам, суперменам… Жаль, Басаргин скрылся. Не вижу его джипа… вот тут стоял. Грохнули мы его, не справились — а все потому, что машину я неправильно припарковал. В нашем деле, Людмилка, мелочей не бывает.
— Разыгрываете опять?!
— Ничуть. Вон наш хозяин в окошко смотрит… следит, чтобы мы не задержались случайно. Помаши ему ручкой!
— Да ну его! У него такие ногти страшные — вы видели? Как медвежьи когти!
— Посоветуй ему завести маникюршу. А мне, знаешь, дай-ка своего валидольчика… Дай, дай. Я не шучу…
III
— «Бомжизм» бывает не только внешний, но и внутренний. Да! Есть вполне благополучные граждане, в душе завидующие бомжам и готовые примкнуть к ним в любую минуту, порвав цепи цивилизации. Потому что «бомжизм» — это свобода от всяких обязательств. Полная свобода, между прочим.
— Шагай, шагай!
— Первым раскрученным бомжем был, между прочим, сам Диоген. И все человечество состояло когда-то из бомжей. Не зря среди нас каждый четвертый с высшим образованием, каждый третий — с техникумом… Процент повыше, чем в ментовке, между прочим…
— Двигай коленями, Диоген. Некогда нам долго возиться.
— Я иду абсолютно по своей воле. Я не подчиняюсь насилию, и если бы вы вздумали прибегнуть…
— Будешь дальше чесать языком — я прибегну! Или вот товарищей попрошу! А ну — пошел вперед!
«Диоген» покосился на суровые, отягощенные цепями долга лица Морзика с Тыбинем, а пуще того — на их тяжелые кулаки, и прибавил шагу. Пожилой участковый в старом лиловом бушлате и затертой шапке, часто выполняющей по совместительству функции подушки, подтолкнул его в толстый зад концом резиновой дубинки.
— Слушай — чего вы все такие упитанные? Жрете черт знает что, а морды у всех — в три дня не обгадить!
— Спокойная жизнь потому что! Я же говорю — свобода ото всех обязательств! Кроме того, на воздухе много времени проводим, а в нашем климате тощему просто не выжить. А еще, товарищ старший лейтенант…
— Вали вперед! Пошел!
— Я только замечу, что начальства над нами нет! Не то что у вас!
— Тут ты прав… — задумчиво подтвердил участковый.
Вслед тучному идеологу «бомжизма» они зашагали гуськом по узкой тропинке меж кучами строительного и бытового мусора, пробираясь к огромному семиэтажному скелету бетонного долгостроя.
— Может, не надо было вам в форме идти? — спросил участкового Тыбинь. — Разбегутся…
— Не скажите. Бомжи — народ беззащитный, незнакомцев в гражданской одежде опасаются больше милиции. Что я могу им сделать? Ну, загребу в отделение нужники чистить… Летом на дачу начальнику припахать можно. А чужие могут все что угодно. Странные случаи бывают… и жестокости всякие, просто забавы ради. Бьют… кислотой поливают… собаками травят для дрессировки. Есть тут один кинолог — боевых собак на бомжах повадился натаскивать. Долго я его вычислял…
— И что? — заинтересовался Морзик, предвкушая красочное повествование о торжестве справедливости.
— Да ничего… Пристрелил трех его псов, да пообещал, что всех буду отстреливать. Он и успокоился, на кошек перешел.
— Бездомные идут на контакт? Вам доверяют?
— Никому они не доверяют. Диоген прав, это им нафиг не нужно. Им на все плевать. Этот мудак, — участковый, не стесняясь, кивнул в спину их проводнику, — спалился на скачке по мелочи, утащил ящик печенья из продуктовой палатки — вот теперь и шестерит.
— Настоящий политик! — гоготнул Морзик. — Идейный вождь!
— Как вам не стыдно, молодой человек! — укоризненно оглянулся бомж.
Черемисов и впрямь ощутил неловкость, но участковый прикрикнул:
— Но-но! Брось эти песни! Нет обязанностей — нет и прав! Пошел!
В темном подвале пахло сыростью и поташом. Разведчики зажгли маленькие, но мощные фонари. Их проводник прекрасно ориентировался в сумерках. Пробравшись по вонючему, загаженному песку меж железобетонными сваями в угол подвала, он присел над чем-то, запрятанным под ворох ржавой жести.
— Вот она! Отметьте, гражданин участковый, это я ее нашел! Я публично принесу ее в дар Санкт-Петербургу в честь его трехсотлетия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
В комнате было по-мужски опрятно, пахло крепким кофе и дорогими сигаретами. Хозяин пробрался вдоль стены за широкий пластиковый стол.
— Кумовья, вот моя визитка, — сказал он весьма не гостеприимно, подтолкнув корчиневым зазубренным ногтем по гладкой столешнице кусочек белого тисненого картона. — Лучше звоните, если что. Предупреждайте. Не надо воду мутить в моем прудике… караси разбегутся.
— Лицензия есть? — спросил Волан. — Не надо, верю. Вот этот человек… кто он?
Хозяин едва глянул на фото, усмехнулся в лицо Арцеулову.
— Этого замочили на стоянке у дома. Давно следак знает, кто он. А вы не знаете, выходит?
— Чем он занимался у вас в конторе? — поправился Арцеулов. — Какова его роль?
Хозяин переводил желтые тигриные глаза с Волана на замершую Людочку. Зрачки его стали узкими, как иголочное ушко.
— У меня тут мир, — уклончиво отвечал он, подумав. — Мне разборки ни к чему. Если дознаюсь, кто его замочил, сам вам стукну.
— Здесь все знают, что он «зажмурился»? — спросил Волан, пряча снимок убитого архивариуса.
«Бухгалтер» настороженно пожал плечами, опасаясь сболтнуть лишнее.
— На что он кости бросал?
Иголочные зрачки расширились на миг, заслышав знакомую речь, и снова сузились.
— В шахи-маты был гроссмейстер, — неохотно кинул «бухгалтер», глядя в сторону. — Любил пешки двигать.
— Сменил масть? На какую?
— Шахмат долго не было… подался в баскет… По здоровью игроков вычислял результат. Он же лепила… врач… тут их много, с проспекта Медиков. Видно, не угадал…
— На кого работал?
— Я в зале не сижу, гражданин начальник, — отрезал желтоглазый «мясник». — Мне отсюда за бумагами не видать. Я человек малограмотный, пока декларацию заполню — сто потов сойдет. Подмогли бы лучше с налоговой справиться, а то полный беспредел!
Видя, что Арцеулов собирается уходить, хозяин оставил придурашливый тон «Христа ради» и прежним, серьезным голосом сказал:
— Не знаю, кто вы, но если вам без меня скучно — звоните. Сам приду. Не надо сюда таскаться.
— А если ставочку сделать захотим? — широко улыбнулся Волан.
— Это пожалуйста. Только лучше по телефону. Чего зря ноги трудить? Проконсультируем в лучшем виде. Не прогорите. Анка! Проводи «товарищей»!
Разведчики вышли из здания, направились к машине. Людочка перевела дух.
— Ой, как я боялась! А вы совсем не волновались, Дмитрий Аркадьевич!
— Да что нам, суперменам… Жаль, Басаргин скрылся. Не вижу его джипа… вот тут стоял. Грохнули мы его, не справились — а все потому, что машину я неправильно припарковал. В нашем деле, Людмилка, мелочей не бывает.
— Разыгрываете опять?!
— Ничуть. Вон наш хозяин в окошко смотрит… следит, чтобы мы не задержались случайно. Помаши ему ручкой!
— Да ну его! У него такие ногти страшные — вы видели? Как медвежьи когти!
— Посоветуй ему завести маникюршу. А мне, знаешь, дай-ка своего валидольчика… Дай, дай. Я не шучу…
III
— «Бомжизм» бывает не только внешний, но и внутренний. Да! Есть вполне благополучные граждане, в душе завидующие бомжам и готовые примкнуть к ним в любую минуту, порвав цепи цивилизации. Потому что «бомжизм» — это свобода от всяких обязательств. Полная свобода, между прочим.
— Шагай, шагай!
— Первым раскрученным бомжем был, между прочим, сам Диоген. И все человечество состояло когда-то из бомжей. Не зря среди нас каждый четвертый с высшим образованием, каждый третий — с техникумом… Процент повыше, чем в ментовке, между прочим…
— Двигай коленями, Диоген. Некогда нам долго возиться.
— Я иду абсолютно по своей воле. Я не подчиняюсь насилию, и если бы вы вздумали прибегнуть…
— Будешь дальше чесать языком — я прибегну! Или вот товарищей попрошу! А ну — пошел вперед!
«Диоген» покосился на суровые, отягощенные цепями долга лица Морзика с Тыбинем, а пуще того — на их тяжелые кулаки, и прибавил шагу. Пожилой участковый в старом лиловом бушлате и затертой шапке, часто выполняющей по совместительству функции подушки, подтолкнул его в толстый зад концом резиновой дубинки.
— Слушай — чего вы все такие упитанные? Жрете черт знает что, а морды у всех — в три дня не обгадить!
— Спокойная жизнь потому что! Я же говорю — свобода ото всех обязательств! Кроме того, на воздухе много времени проводим, а в нашем климате тощему просто не выжить. А еще, товарищ старший лейтенант…
— Вали вперед! Пошел!
— Я только замечу, что начальства над нами нет! Не то что у вас!
— Тут ты прав… — задумчиво подтвердил участковый.
Вслед тучному идеологу «бомжизма» они зашагали гуськом по узкой тропинке меж кучами строительного и бытового мусора, пробираясь к огромному семиэтажному скелету бетонного долгостроя.
— Может, не надо было вам в форме идти? — спросил участкового Тыбинь. — Разбегутся…
— Не скажите. Бомжи — народ беззащитный, незнакомцев в гражданской одежде опасаются больше милиции. Что я могу им сделать? Ну, загребу в отделение нужники чистить… Летом на дачу начальнику припахать можно. А чужие могут все что угодно. Странные случаи бывают… и жестокости всякие, просто забавы ради. Бьют… кислотой поливают… собаками травят для дрессировки. Есть тут один кинолог — боевых собак на бомжах повадился натаскивать. Долго я его вычислял…
— И что? — заинтересовался Морзик, предвкушая красочное повествование о торжестве справедливости.
— Да ничего… Пристрелил трех его псов, да пообещал, что всех буду отстреливать. Он и успокоился, на кошек перешел.
— Бездомные идут на контакт? Вам доверяют?
— Никому они не доверяют. Диоген прав, это им нафиг не нужно. Им на все плевать. Этот мудак, — участковый, не стесняясь, кивнул в спину их проводнику, — спалился на скачке по мелочи, утащил ящик печенья из продуктовой палатки — вот теперь и шестерит.
— Настоящий политик! — гоготнул Морзик. — Идейный вождь!
— Как вам не стыдно, молодой человек! — укоризненно оглянулся бомж.
Черемисов и впрямь ощутил неловкость, но участковый прикрикнул:
— Но-но! Брось эти песни! Нет обязанностей — нет и прав! Пошел!
В темном подвале пахло сыростью и поташом. Разведчики зажгли маленькие, но мощные фонари. Их проводник прекрасно ориентировался в сумерках. Пробравшись по вонючему, загаженному песку меж железобетонными сваями в угол подвала, он присел над чем-то, запрятанным под ворох ржавой жести.
— Вот она! Отметьте, гражданин участковый, это я ее нашел! Я публично принесу ее в дар Санкт-Петербургу в честь его трехсотлетия!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70