- Здравствуйте, Сергей Иванович. Меня очень волнует состояние Бережной.
Профессор покачал головой и вздохнул:
- Меня тоже. Я попытался частично блокировать ее память, но, видимо, на каком-то уровне сознания, вернее, подсознания что-то осталось, какие-то следы программы или ее интерпретация, образовавшаяся в мозгу.
- И что же, ничего нельзя сделать? Неужели эти сны так и будут преследовать ее всю жизнь?
Мизин пожал плечами:
- Надеюсь, что нет. Я сейчас изучаю разработку Черкова и выяснил, что профессор использовал свое образный гибрид, состоящий из «фильмов ужасов» и нашей методики «одурачивания». В итоге получилась очень компактная и быстродействующая программа - в отличие от предыдущей, рассчитанной на несколько дней. Я думаю, мне удастся найти противоядие, не смотря на то что Черков использовал особый метод проникновения в клетки мозга.
- Значит, Лена видела все как в кино?
- Почти. - Мизин покачал головой. - На самом деле все это намного сложнее, так как «ужасы» воспринимались не зрением, слухом или осязанием, хотя чисто внешне это выглядело именно так, а зарождались в ее голове. Попросту говоря, определенные сигналы воздействовали на соответствующие отделы мозга и вызывали галлюцинации. В том и заключается вся хитрость, что зараза сидит в самом человеке. Как таковой информации, что именно должен видеть пациент, сигналы в себе не несут. Они лишь возбуждают определенные клетки мозга, и тот начинает усиленно действовать. Страх живет в каждом из нас с самого рождения. И горе тому, чей страх вырвется наружу. Даже обычного человека иногда посещают кошмары, а если этот человек еще и видит все это в жизни, то можете себе представить, какие ужасы могли проснуться в Елене Николаевне, учитывая специфику ее работы.
- Это повлияет на ее психику в будущем?
- Кто знает. Если бы ей удалось выйти из Системы или хотя бы сменить темы научных разработок…
Майор криво усмехнулся. Бережную могли оставить в покое только в том случае, если все медицинские светила дали бы однозначное и категорическое заключение: «К работе непригодна». Но никто такого заключения не даст, ведь Елена с виду практически здорова.
- Я попробую полечить Лену нетрадиционными методами, - продолжал Мизин. - Я же колдун.
- А хуже не станет?
- Нет, конечно. Это я вам обещаю, - заверил профессор и, слегка замявшись, добавил: - Если вы переговорите с руководством, чтобы мою командировку в «Колумбию» перенесли на пару недель.
- Ах ты, черт! - в сердцах воскликнул майор. - Совсем забыл, что вы послезавтра улетаете.
«Колумбией» на языке Зоны назывался спецполигон, расположенный в Средней Азии. Там проходили обучение бригады и группы террористов, тщательно отобранные на роли убийц. После подготовки их засылали в различные интересующие нас страны, где они выполняли задания, начиная от обычных покушений на лидеров и кончая созданием беспорядков и кризисов, вызывая тем самым справедливое негодование пролетариата и поднятие у него революционного духа.
В последние годы в программу обучения входило и тайное кодирование курсантов, скрытое под различные медосмотры, тестирования и т. д. Сами бойцы об этом не догадывались. Именно с целью кодирования и выезжал периодически в свои командировки профессор Мизин.
- Насчет вашего отъезда я попробую договориться, - после минутного раздумья произнес Зотов. - Сейчас главное - вылечить Лену.
23
На следующий день прикатила долгожданная комиссия из Москвы, возглавляемая генералом Быковым.
Набелин, Зотов и оба их заместителя, вызванные из отпуска, носились по Зоне, сдирая шкуры с подчиненных, зная, что их собственным шкурам грозит опасность.
Комиссия работала почти неделю, и все это время Зону лихорадило. Но, как это обычно бывает, ураган прошелся по верхам. Быков и его люди улетели, прихватив с собой полковников Набелина и Саблина.
Все убийства свалили на Черкова. То, что в минуты припадка профессор зверски мучил своих подопытных, особо никого не волновало, но покушения на офицера КГБ и двух докторов наук - это было уже слишком. Кроме того, необходимо было выяснить, зачем и для кого готовил профессор «левых» зомби. Из-за Саблина следствие пошло по ложному пути, пытаясь раскрутить возможные связи Черкова. Зотов не мешал этому, по возможности оставаясь сторонним наблюдателем. Он знал, что рано или поздно Быков найдет козла отпущения, а точнее, создаст его сам. Но это уже было головной болью генерала Орлова.
Все это время Елену тщательно скрывали от посторонних глаз. Она лежала в запасном изоляторе под постоянным наблюдением доверенных врачей и Мизина. Зотов с огромной радостью и облегчением видел, как состояние его любимой с каждым днем улучшается. Он бы сутками сидел у ее постели, но служба позволяла это делать только утром и вечером.
Не успел закончиться ужин, как Дмитрий уже был в медчасти.
- Ты сегодня прекрасно выглядишь, - сказал он, присаживаясь на кровать. - Еще пару дней, и прощай, больничная палата.
Она улыбнулась:
- Я устала бездельничать.
- Ну, до работы тебе еще далеко. Сначала санаторий.
Елена вздохнула и хотела что-то сказать, но передумала. Зотов заметил это и вопросительно посмотрел на нее. Она отвернулась, встала с кровати и заходила по комнате, делая на ходу гимнастические упражнения. Дмитрий хотел уже прервать затянувшуюся паузу, но Лена опередила его.
- Ты знаешь, Дима, мне кажется, да нет, я увере на, что не смогу больше работать в Зоне и вообще в Системе.
- Почему? - спросил он, подумав при этом: «Наконец-то началось». В глубине души он уже давно знал, что так все и должно закончиться, и тяжело вздохнул.
- Тебе будет трудно понять.
- Ты попробуй, а там решим.
Зотов знал, что все, кто попадал в Систему, независимо от своего положения становились ее узниками до самой смерти. Все это рано или поздно понимали и смирялись с участью пожизненных заключенных.
- Понимаешь, - продолжала Лена, - я и раньше часто задумывалась о своей работе. То, что мы делаем, ужасно, это противоречит Божьим законам, законам жизни. Меня поддерживало лишь одно - вера, что мои знания помогают тысячам людей. Но жить за счет страданий и мучений других, пусть даже преступников - это грех. Я так больше не могу. Я уверена, что происшедшее со мной - кара за грехи, сотворенные в дьявольском омуте, из которого у меня не было сил выбраться. Но теперь я выберусь, я дала клятву, что отныне не нарушу ни одной заповеди гуманизма.
Дмитрий пожал плечами:
- Гуманизм гуманизму рознь.
- В устах словоблудов, может быть. Истинный же - всегда один.
- Не всегда, вернее, он бывает и ложным. Взять хотя бы практику спасать жизнь новорожденным, за ранее зная, что они будут дебилами, инвалидами без рук, ног или безобразными калеками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31