Никакого эффекта. В смысле: дверь ни обо что не стукнулась, никто за ней не заорал и не бросился наутек.
Тяжело вздохнув, я вышла наружу, и тут же на меня налетел рыжий вихрь, попытавшись обнять и – подумайте только! – поцеловать. Разумеется, я увернулась. Правда, наглец от направленной в солнечное сплетение пятки тоже увернулся.
– Боевая ничья? – поинтересовался Анри, улыбаясь во весь рот, но благоразумно держась на безопасной дистанции.
– Подойди только, – ответила я, одарив его многообещающим взглядом, – я тебе покажу ничью.
– Ох-х-х, – изобразил сладостное томление на своей хитрой роже Анри, – жду не дождусь. Тем более что соперников у меня скоро не будет.
– О чем это ты? – Я нахмурилась.
– Как, ты не знаешь? – Ломак изобразил удивление. – Малька твоего только что ректор замел. Не знаю за что, но дело серьезное, одним пистоном в кабинете не ограничилось. Тавин его повел знаешь куда? – Гаденыш выдержал паузу, грамотную, надо заметить, паузу. – В башню Сверра. Я его видел по пути, морда у него… как у зомби столетней выдержки. Короче, не удивляйся, если при следующей встрече он тебя не узнает.
– Дурак, – ответила я, зашла в комнату и захлопнула дверь, чуть не прищемив ему нос и испытав от этого мстительное удовлетворение. Шумно рухнула на кровать, повозилась, устраиваясь поудобнее, и через точно рассчитанный промежуток времени тихонько засопела. За дверью раздался разочарованный вздох и удаляющиеся шаги. Я вскочила, растерянная и встревоженная. Ведь говорила же ему, придурку!
Я попыталась взять себя в руки. Итак, Малек спалился. Во время какого-то самостоятельного эксперимента, очевидно. И что бы ему было не бросить это дело, на фиг ему эти знания, он же все равно не сможет их применить уже через полгода, когда пройдет Представление Свету. Я ему, тупому, сто раз намекала, чтобы он отдал мне книгу, а сам бы и думать про нее забыл. Так нет же, этот барашек ясноглазый не узнает запретную магию, даже если она, клацая клешнями и истекая слизью, вылезет у него из обеденной тарелки. Сколько времени потребуется светлякам, чтобы раскрутить этого простака на полноценное, тянущее на Обет Забвения, признание? Я вздохнула. Ох, немного. Ладно, хоть Темный Замысел ему не припишут – простодушен больно. Но и без этого хорошего мало.
А еще – а еще, мать Сибела, руку не держи, он наверняка возьмет все на себя, а про меня и словом не заикнется. И у него вполне может получиться – книгу нашел он сам, читал со словарем сам, а что я ему всякие слововыверты объясняла, так это можно аккуратненько так обойти, никакой дознатец не заметит. Тут бы мне и успокоиться – благородство у него в крови, даром что крестьянин в извечном поколении; десять к одному, никто про меня не узнает. А когда ему пропустят сквозь мелкую терку и без того дурные мозги, про твою роль, Волчья Ягода, и подавно ни единая душа не проведает.
Я заметалась. Мысль броситься в окружной сторог светляков и во всем сознаться я отмела сразу – ну как Малек выкрутится, а тут я его и утоплю. Маловероятно, конечно, что он на это способен, ну да чем Шутник не шутит? Но и бросать его одного никак нельзя – не настолько я еще сука. Надо бы как-нибудь с ним связаться, хотя бы для того, чтобы петь хором. А еще неплохо бы узнать, что ему инкриминируют.
Я глубоко вздохнула и взяла себя в руки. Хорош дергаться, волчья потрава, надо сначала подумать, а уж потом действовать.
Ага! Есть идея! Я накинула плащик и выскочила в чем была в промозглое осеннее утро под холодный дождь. Благо до теткиного дома было два шага. Бросилась, не разуваясь и оставляя на досках грязные следы (ох, взгреет меня тетка!), в свою комнату. Сибела-блудница! Почему, когда вещь не нужна, она постоянно торчит перед глазами, а как становится нужна – пропадает, как землей проглоченная?
Я выгребла все содержимое полок на пол. Искомое мною зелье не содержало редких ингредиентов и было очень просто в приготовлении, но что из этого – найди-ка свежий липовый цвет в середине осени! Уж проще желчный пузырь морской лошади добыть, он хоть во все времена года одинаково сложнодоступен.
Естественно, искомая бутылочка попалась на глаза, когда я уже совсем впала в отчаяние и начала придумывать другие варианты. И, разумеется, она лежала на самом виду, и вовсе незачем было устраивать такой разгром. Шипя что-то «совершенно не подобающее молодой леди», как выразилась бы моя обожаемая мачеха, я схватила вожделенный пузырек и бросилась обратно, в общий дом академии.
Довольно скоро, одетая в охотничью куртку, замшевые штаны и лисью шапку (кстати, смотрюсь я во всем этом потрясно), подпоясанная широким ремнем с прицепленным к нему кинжалом (а так я просто неотразима), я стояла во дворе академии и смотрела на башню Сверра. Про нее ходило множество слухов. Про несметные сокровища в подземельях, охраняемые драконом, про сами подземелья, вырытые Гор знает когда, Шихар знает кем и тянущиеся, куда и Сибеле неведомо. И про обширные темницы и пыточные залы, оставшиеся в наследство от прежних темных владельцев башни. Говаривали, кстати, что нынешние ее хозяева этими темницами порой пользуются.
Я вздохнула и откупорила бутылку. Наружу вырвался тонкий аромат, напомнивший весну и цветущие рощи. Я еще раз вздохнула, взболтала зелье, проверив отсутствие осадка, и залпом выпила. Подействовало почти сразу: запахи прелых листьев, мокрой земли, кухни в соседнем дворе, гниющих яблок под деревьями и сырых кирпичей – весь этот букет шибанул так, что слезы из глаз полились. Я поморщилась и задержала дыхание. Повела носом, как гончая, берущая верховой след, – бесполезно. До гончей мне далеко, выделить нужный запах в этой какофонии я не смогу, сначала надо попасть в башню.
Будем исходить из того, что Малек и ректор вошли в нее, как нормальные люди, – через дверь. Себя я к нормальным людям не относила, поэтому без зазрения совести проникла в башню через приоткрытое окно на втором этаже с тыльной стороны башни. Влезла, отряхнулась, бросила «привет» двум бородатым типам, замершим с открытыми ртами у заваленного бумагами стола, выскользнула в дверь и была такова. Спускаться на первый этаж к входу не понадобилось – след обнаружился сразу, и вел он, как ни странно, вверх. Никому, кроме Малька, не придет в голову мокрым осенним утром пачкать обувь в иле у городского пруда. А второй, куда более слабый запах сухих досок и вяленой кожи, несомненно, принадлежал ректорским полусапожкам. Втянув воздух, я бросилась вверх.
След вывел меня под самую крышу, и я задумалась. Сверху, насколько я знала (и насколько все видели), располагалась открытая всем ветрам площадка для наблюдения за ходом звезд. С чего бы это ректору вздумалось тащить туда провинившегося ученика?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122
Тяжело вздохнув, я вышла наружу, и тут же на меня налетел рыжий вихрь, попытавшись обнять и – подумайте только! – поцеловать. Разумеется, я увернулась. Правда, наглец от направленной в солнечное сплетение пятки тоже увернулся.
– Боевая ничья? – поинтересовался Анри, улыбаясь во весь рот, но благоразумно держась на безопасной дистанции.
– Подойди только, – ответила я, одарив его многообещающим взглядом, – я тебе покажу ничью.
– Ох-х-х, – изобразил сладостное томление на своей хитрой роже Анри, – жду не дождусь. Тем более что соперников у меня скоро не будет.
– О чем это ты? – Я нахмурилась.
– Как, ты не знаешь? – Ломак изобразил удивление. – Малька твоего только что ректор замел. Не знаю за что, но дело серьезное, одним пистоном в кабинете не ограничилось. Тавин его повел знаешь куда? – Гаденыш выдержал паузу, грамотную, надо заметить, паузу. – В башню Сверра. Я его видел по пути, морда у него… как у зомби столетней выдержки. Короче, не удивляйся, если при следующей встрече он тебя не узнает.
– Дурак, – ответила я, зашла в комнату и захлопнула дверь, чуть не прищемив ему нос и испытав от этого мстительное удовлетворение. Шумно рухнула на кровать, повозилась, устраиваясь поудобнее, и через точно рассчитанный промежуток времени тихонько засопела. За дверью раздался разочарованный вздох и удаляющиеся шаги. Я вскочила, растерянная и встревоженная. Ведь говорила же ему, придурку!
Я попыталась взять себя в руки. Итак, Малек спалился. Во время какого-то самостоятельного эксперимента, очевидно. И что бы ему было не бросить это дело, на фиг ему эти знания, он же все равно не сможет их применить уже через полгода, когда пройдет Представление Свету. Я ему, тупому, сто раз намекала, чтобы он отдал мне книгу, а сам бы и думать про нее забыл. Так нет же, этот барашек ясноглазый не узнает запретную магию, даже если она, клацая клешнями и истекая слизью, вылезет у него из обеденной тарелки. Сколько времени потребуется светлякам, чтобы раскрутить этого простака на полноценное, тянущее на Обет Забвения, признание? Я вздохнула. Ох, немного. Ладно, хоть Темный Замысел ему не припишут – простодушен больно. Но и без этого хорошего мало.
А еще – а еще, мать Сибела, руку не держи, он наверняка возьмет все на себя, а про меня и словом не заикнется. И у него вполне может получиться – книгу нашел он сам, читал со словарем сам, а что я ему всякие слововыверты объясняла, так это можно аккуратненько так обойти, никакой дознатец не заметит. Тут бы мне и успокоиться – благородство у него в крови, даром что крестьянин в извечном поколении; десять к одному, никто про меня не узнает. А когда ему пропустят сквозь мелкую терку и без того дурные мозги, про твою роль, Волчья Ягода, и подавно ни единая душа не проведает.
Я заметалась. Мысль броситься в окружной сторог светляков и во всем сознаться я отмела сразу – ну как Малек выкрутится, а тут я его и утоплю. Маловероятно, конечно, что он на это способен, ну да чем Шутник не шутит? Но и бросать его одного никак нельзя – не настолько я еще сука. Надо бы как-нибудь с ним связаться, хотя бы для того, чтобы петь хором. А еще неплохо бы узнать, что ему инкриминируют.
Я глубоко вздохнула и взяла себя в руки. Хорош дергаться, волчья потрава, надо сначала подумать, а уж потом действовать.
Ага! Есть идея! Я накинула плащик и выскочила в чем была в промозглое осеннее утро под холодный дождь. Благо до теткиного дома было два шага. Бросилась, не разуваясь и оставляя на досках грязные следы (ох, взгреет меня тетка!), в свою комнату. Сибела-блудница! Почему, когда вещь не нужна, она постоянно торчит перед глазами, а как становится нужна – пропадает, как землей проглоченная?
Я выгребла все содержимое полок на пол. Искомое мною зелье не содержало редких ингредиентов и было очень просто в приготовлении, но что из этого – найди-ка свежий липовый цвет в середине осени! Уж проще желчный пузырь морской лошади добыть, он хоть во все времена года одинаково сложнодоступен.
Естественно, искомая бутылочка попалась на глаза, когда я уже совсем впала в отчаяние и начала придумывать другие варианты. И, разумеется, она лежала на самом виду, и вовсе незачем было устраивать такой разгром. Шипя что-то «совершенно не подобающее молодой леди», как выразилась бы моя обожаемая мачеха, я схватила вожделенный пузырек и бросилась обратно, в общий дом академии.
Довольно скоро, одетая в охотничью куртку, замшевые штаны и лисью шапку (кстати, смотрюсь я во всем этом потрясно), подпоясанная широким ремнем с прицепленным к нему кинжалом (а так я просто неотразима), я стояла во дворе академии и смотрела на башню Сверра. Про нее ходило множество слухов. Про несметные сокровища в подземельях, охраняемые драконом, про сами подземелья, вырытые Гор знает когда, Шихар знает кем и тянущиеся, куда и Сибеле неведомо. И про обширные темницы и пыточные залы, оставшиеся в наследство от прежних темных владельцев башни. Говаривали, кстати, что нынешние ее хозяева этими темницами порой пользуются.
Я вздохнула и откупорила бутылку. Наружу вырвался тонкий аромат, напомнивший весну и цветущие рощи. Я еще раз вздохнула, взболтала зелье, проверив отсутствие осадка, и залпом выпила. Подействовало почти сразу: запахи прелых листьев, мокрой земли, кухни в соседнем дворе, гниющих яблок под деревьями и сырых кирпичей – весь этот букет шибанул так, что слезы из глаз полились. Я поморщилась и задержала дыхание. Повела носом, как гончая, берущая верховой след, – бесполезно. До гончей мне далеко, выделить нужный запах в этой какофонии я не смогу, сначала надо попасть в башню.
Будем исходить из того, что Малек и ректор вошли в нее, как нормальные люди, – через дверь. Себя я к нормальным людям не относила, поэтому без зазрения совести проникла в башню через приоткрытое окно на втором этаже с тыльной стороны башни. Влезла, отряхнулась, бросила «привет» двум бородатым типам, замершим с открытыми ртами у заваленного бумагами стола, выскользнула в дверь и была такова. Спускаться на первый этаж к входу не понадобилось – след обнаружился сразу, и вел он, как ни странно, вверх. Никому, кроме Малька, не придет в голову мокрым осенним утром пачкать обувь в иле у городского пруда. А второй, куда более слабый запах сухих досок и вяленой кожи, несомненно, принадлежал ректорским полусапожкам. Втянув воздух, я бросилась вверх.
След вывел меня под самую крышу, и я задумалась. Сверху, насколько я знала (и насколько все видели), располагалась открытая всем ветрам площадка для наблюдения за ходом звезд. С чего бы это ректору вздумалось тащить туда провинившегося ученика?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122