Во взгляде читалась неприязнь. Не ненависть, лишь неприязнь. А также презрение, от которого у меня вновь вспыхнуло лицо. Но он уже успокоился, и голос стал холодным и жестким.
— Вы боитесь, что пострадает ваша репутация посредника, мистер Сент-Ив? Позвольте вас заверить, что ваши страдания не идут ни в какое сравнение с тем, что испытывают голодающие дети Компорена.
«Кадиллак» остановился у моего отеля, но я не сдвинулся с места. Уладо все еще сидел вполоборота и кивал, соглашаясь с последней фразой Мбвато.
— Очень сожалею, но не могу. Я вам сказал почему. Очень сожалею.
Я взялся за ручку, но вновь повернулся к Мбвато. Неожиданно для меня он ослепил меня улыбкой, наклонился и шлепнул по колену.
— Не сожалейте, мистер Сент-Ив. Никогда не сожалейте о том, чего не решились сделать, иначе вас до конца дней будет мучить чувство вины.
— Хорошо. — Я вновь потянулся к ручке.
— Мы еще не раз увидимся, — пообещал Мбвато.
— Я так не думаю.
— Тогда вы заблуждаетесь.
— Хорошо. — Я не стал спорить.
— И знаете, какая мысль пришла мне в голову? — продолжал Мбвато.
— Нет.
— Излагая причины, по которым вы не можете вернуть нам щит, вы говорили точь-в-точь как мелкий чиновник государственного департамента. — Провожаемый его улыбкой, я открыл дверцу и ступил на тротуар. — До свидания.
Я молча кивнул и проводил взглядом отъезжающий «кадиллак».
Глава 9
Хладнокровный Рационалист поднялся в свой номер-квартиру на девятом этаже, вытащил бутылку шотландского из шкафчика над раковиной, плеснул в стакан, надеясь, что спиртное сотрет воспоминание о той боли и беспомощности, что стояли в глазах Мбвато.
Разумеется, виски ничего не стерло. Оно лишь превратило Хладнокровного Рационалиста в Сентиментального Слюнтяя, стоящего у окна, глядя на улицу, и перебирающего в голове афоризмы, вроде «семь раз отмерь, один — отрежь» или «дурак думает сердцем, мудрец — разумом». Но афоризмы помогли ничуть не больше шотландского, поэтому не осталось ничего другого, как взять телефонный справочник Манхэттена, чтобы найти адрес и номер Фрэнка Спиллейси. В справочнике значился лишь один Спиллейси, проживающий на Парк-авеню. Я набрал номер, и мужской голос ответил: «Меса Верде Эстейтс».
— Мистера Спиллейси, пожалуйста.
— Это я, — голос переполняло дружелюбие. — Секретарша выбежала на минутку выпить чашечку кофе. — Он явно улыбался, высказывая понимание человеческих слабостей. — Чем я могу вам помочь?
— Я хотел бы поговорить с вами. Сегодня днем. Моя фамилия Сент-Ив. Филип Сент-Ив.
Последовала короткая заметная пауза. В дружелюбном голосе послышалась нотка сожаления.
— Я проглядел записи моей секретарши, мистер Сент-Ив, и, похоже, сегодня днем мне предстоят два важных совещания. Может, мы сможем встретиться в другой день, к примеру, в пятницу. Да, в пятницу, в три часа дня. Вас это устроит?
— Нет, пятница мне не подойдет. Встретимся сегодня, в четыре часа.
— Но я только что сказал вам...
— Я слышал, что вы сказали. Два важных совещания. Отложите их.
— Послушайте, мистер Сент-Джон...
— Ив, — поправил его я. — Сент-Ив.
— Ив так Ив. Мне не по душе незнакомцы, которые звонят по телефону и учат меня, как вести дела! — негодующе воскликнул Спиллейси.
— Но меня-то нельзя назвать незнакомцем, не правда ли? Тем более что у нас есть общие друзья. В частности торговец произведениями искусства мистер Альберт Шиппо и известный в прошлом спортсмен мистер Джонни Паризи. Кстати, только вчера вечером я обедал с Джонни.
— Вы упомянули мою фамилию, — дружелюбие в голосе сменилось обреченностью.
— Мы поговорим об этом. Сегодня.
Долгая пауза, тяжелый вздох.
— Хорошо. В четыре часа. У меня.
— Договорились. — И я положил трубку.
* * *
Я поставил на плиту воду для чая и начал резать огурцы, когда в дверь постучали. Томатный суп и крекеры давно переварились, и я снова проголодался. По телевизору показывали какой-то английский фильм, действующие лица постоянно пили чай и ели сандвичи с огурцом, — я их, кстати, очень люблю, — и растравили-таки мой аппетит. Я положил нож на столик и пошел открывать дверь. На пороге возник лейтенант Огден из полиции нравов, в одном из своих трехсотдолларовых костюмов, с широкой улыбкой на лице.
— Хочешь сандвич с огурцом? — спросил я.
— Что?
— Сандвич с огурцом. Заходи.
Огден вошел.
— Твоя беда, Сент-Ив, в том, что ты живешь один. Это неестественно. Противоречит веленью Божьему.
— Если не хочешь сандвич с огурцом, могу предложить тебе выпить. Шотландское, водка, бурбон, чего изволите?
— Бурбон, — выбрал Огден. — С водой.
Я смешал ему бурбон с водой и вновь занялся сандвичем. Срезал корочку с двух кусков хлеба, аккуратно намазал их маслом, положил на один ломтики огурца, накрыл вторым и разрезал по диагонали на четыре части.
Огден стоял рядом, наблюдал за моими трудами. Один раз я искоса глянул на него, но не заметил восхищения в его глазах. Я нашел пакетах с чаем, опустил в чашку, залил кипятком. Когда чай заварился, вынул пакетик и отнес чашку и сандвич к моему любимому креслу. Осторожно сел, держа в одной руке чашку, а во второй — тарелку с сандвичем.
— Тебе снова нужно жениться, — гнул свое Огден. — Или найти работу. Сандвич с огурцом в половине третьего дня плюс телевизор. С ума можно сойти. — Он шагнул к телевизору и выключил его. — Ты плохо кончишь, Сент-Ив.
— Я люблю огурцы, — оправдывался я. — А также чай и сандвич с огурцом. — Я откусил кусок и начал медленно жевать. Сандвич оказался не таким вкусным, как я ожидал. Все потому, что ел я его в компании Огдена, а не английских актеров на экране телевизора.
— С чем ты пришел? — поинтересовался я.
Огден отпил из бокала.
— Хороший бурбон.
— Тебе лучше знать. Я не пью бурбона. Наверное, и в этом повинна моя монашеская жизнь.
Огден сел в кресло напротив меня. В пятьдесят с небольшим он сохранил хорошую фигуру, но волосы изрядно поседели, а лицо прорезали глубокие морщины. Лицо у него было грубое, жесткое, привыкшее ко лжи и грязи нью-йоркского дна. Маленький нос дергался каждые несколько минут, словно чуя неприятный запах, причину которого установить он не мог. Глаза цветом напоминали морозное январское небо.
— Как твоя дочь? — Я пригубил чай.
— Начинает учиться. В следующем месяце.
— Где?
— Огайо Стейт. Мне придется отвезти ее.
— Это хороший колледж.
— Да. Мне говорили. Но и стоит недешево.
— Почему она не захотела учиться поближе к дому?
Огден неопределенно помахал рукой.
— О Господи, ты же знаешь, какая нынче молодежь. Они не хотят жить дома и каждый день ходить в колледж. Им подавай кампус, в другом штате, по меньшей мере в другом городе.
— С этим все ясно. — Я отправил в рот еще один кусок сандвича. — Но почему ты пришел ко мне в половине третьего дня вместо того, чтобы ловить злостных нарушителей нравственности?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
— Вы боитесь, что пострадает ваша репутация посредника, мистер Сент-Ив? Позвольте вас заверить, что ваши страдания не идут ни в какое сравнение с тем, что испытывают голодающие дети Компорена.
«Кадиллак» остановился у моего отеля, но я не сдвинулся с места. Уладо все еще сидел вполоборота и кивал, соглашаясь с последней фразой Мбвато.
— Очень сожалею, но не могу. Я вам сказал почему. Очень сожалею.
Я взялся за ручку, но вновь повернулся к Мбвато. Неожиданно для меня он ослепил меня улыбкой, наклонился и шлепнул по колену.
— Не сожалейте, мистер Сент-Ив. Никогда не сожалейте о том, чего не решились сделать, иначе вас до конца дней будет мучить чувство вины.
— Хорошо. — Я вновь потянулся к ручке.
— Мы еще не раз увидимся, — пообещал Мбвато.
— Я так не думаю.
— Тогда вы заблуждаетесь.
— Хорошо. — Я не стал спорить.
— И знаете, какая мысль пришла мне в голову? — продолжал Мбвато.
— Нет.
— Излагая причины, по которым вы не можете вернуть нам щит, вы говорили точь-в-точь как мелкий чиновник государственного департамента. — Провожаемый его улыбкой, я открыл дверцу и ступил на тротуар. — До свидания.
Я молча кивнул и проводил взглядом отъезжающий «кадиллак».
Глава 9
Хладнокровный Рационалист поднялся в свой номер-квартиру на девятом этаже, вытащил бутылку шотландского из шкафчика над раковиной, плеснул в стакан, надеясь, что спиртное сотрет воспоминание о той боли и беспомощности, что стояли в глазах Мбвато.
Разумеется, виски ничего не стерло. Оно лишь превратило Хладнокровного Рационалиста в Сентиментального Слюнтяя, стоящего у окна, глядя на улицу, и перебирающего в голове афоризмы, вроде «семь раз отмерь, один — отрежь» или «дурак думает сердцем, мудрец — разумом». Но афоризмы помогли ничуть не больше шотландского, поэтому не осталось ничего другого, как взять телефонный справочник Манхэттена, чтобы найти адрес и номер Фрэнка Спиллейси. В справочнике значился лишь один Спиллейси, проживающий на Парк-авеню. Я набрал номер, и мужской голос ответил: «Меса Верде Эстейтс».
— Мистера Спиллейси, пожалуйста.
— Это я, — голос переполняло дружелюбие. — Секретарша выбежала на минутку выпить чашечку кофе. — Он явно улыбался, высказывая понимание человеческих слабостей. — Чем я могу вам помочь?
— Я хотел бы поговорить с вами. Сегодня днем. Моя фамилия Сент-Ив. Филип Сент-Ив.
Последовала короткая заметная пауза. В дружелюбном голосе послышалась нотка сожаления.
— Я проглядел записи моей секретарши, мистер Сент-Ив, и, похоже, сегодня днем мне предстоят два важных совещания. Может, мы сможем встретиться в другой день, к примеру, в пятницу. Да, в пятницу, в три часа дня. Вас это устроит?
— Нет, пятница мне не подойдет. Встретимся сегодня, в четыре часа.
— Но я только что сказал вам...
— Я слышал, что вы сказали. Два важных совещания. Отложите их.
— Послушайте, мистер Сент-Джон...
— Ив, — поправил его я. — Сент-Ив.
— Ив так Ив. Мне не по душе незнакомцы, которые звонят по телефону и учат меня, как вести дела! — негодующе воскликнул Спиллейси.
— Но меня-то нельзя назвать незнакомцем, не правда ли? Тем более что у нас есть общие друзья. В частности торговец произведениями искусства мистер Альберт Шиппо и известный в прошлом спортсмен мистер Джонни Паризи. Кстати, только вчера вечером я обедал с Джонни.
— Вы упомянули мою фамилию, — дружелюбие в голосе сменилось обреченностью.
— Мы поговорим об этом. Сегодня.
Долгая пауза, тяжелый вздох.
— Хорошо. В четыре часа. У меня.
— Договорились. — И я положил трубку.
* * *
Я поставил на плиту воду для чая и начал резать огурцы, когда в дверь постучали. Томатный суп и крекеры давно переварились, и я снова проголодался. По телевизору показывали какой-то английский фильм, действующие лица постоянно пили чай и ели сандвичи с огурцом, — я их, кстати, очень люблю, — и растравили-таки мой аппетит. Я положил нож на столик и пошел открывать дверь. На пороге возник лейтенант Огден из полиции нравов, в одном из своих трехсотдолларовых костюмов, с широкой улыбкой на лице.
— Хочешь сандвич с огурцом? — спросил я.
— Что?
— Сандвич с огурцом. Заходи.
Огден вошел.
— Твоя беда, Сент-Ив, в том, что ты живешь один. Это неестественно. Противоречит веленью Божьему.
— Если не хочешь сандвич с огурцом, могу предложить тебе выпить. Шотландское, водка, бурбон, чего изволите?
— Бурбон, — выбрал Огден. — С водой.
Я смешал ему бурбон с водой и вновь занялся сандвичем. Срезал корочку с двух кусков хлеба, аккуратно намазал их маслом, положил на один ломтики огурца, накрыл вторым и разрезал по диагонали на четыре части.
Огден стоял рядом, наблюдал за моими трудами. Один раз я искоса глянул на него, но не заметил восхищения в его глазах. Я нашел пакетах с чаем, опустил в чашку, залил кипятком. Когда чай заварился, вынул пакетик и отнес чашку и сандвич к моему любимому креслу. Осторожно сел, держа в одной руке чашку, а во второй — тарелку с сандвичем.
— Тебе снова нужно жениться, — гнул свое Огден. — Или найти работу. Сандвич с огурцом в половине третьего дня плюс телевизор. С ума можно сойти. — Он шагнул к телевизору и выключил его. — Ты плохо кончишь, Сент-Ив.
— Я люблю огурцы, — оправдывался я. — А также чай и сандвич с огурцом. — Я откусил кусок и начал медленно жевать. Сандвич оказался не таким вкусным, как я ожидал. Все потому, что ел я его в компании Огдена, а не английских актеров на экране телевизора.
— С чем ты пришел? — поинтересовался я.
Огден отпил из бокала.
— Хороший бурбон.
— Тебе лучше знать. Я не пью бурбона. Наверное, и в этом повинна моя монашеская жизнь.
Огден сел в кресло напротив меня. В пятьдесят с небольшим он сохранил хорошую фигуру, но волосы изрядно поседели, а лицо прорезали глубокие морщины. Лицо у него было грубое, жесткое, привыкшее ко лжи и грязи нью-йоркского дна. Маленький нос дергался каждые несколько минут, словно чуя неприятный запах, причину которого установить он не мог. Глаза цветом напоминали морозное январское небо.
— Как твоя дочь? — Я пригубил чай.
— Начинает учиться. В следующем месяце.
— Где?
— Огайо Стейт. Мне придется отвезти ее.
— Это хороший колледж.
— Да. Мне говорили. Но и стоит недешево.
— Почему она не захотела учиться поближе к дому?
Огден неопределенно помахал рукой.
— О Господи, ты же знаешь, какая нынче молодежь. Они не хотят жить дома и каждый день ходить в колледж. Им подавай кампус, в другом штате, по меньшей мере в другом городе.
— С этим все ясно. — Я отправил в рот еще один кусок сандвича. — Но почему ты пришел ко мне в половине третьего дня вместо того, чтобы ловить злостных нарушителей нравственности?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45