— Нет, не имел чести.
— Странно. А я думал, знал. Ты мог бы написать о нем в своей колонке. Он относится к тем людям, что вечно балансируют на острие. А знаешь, как он умер?
— Как?
— Ему воткнули нож в горло, и он изошел кровью.
В его конторе в Никерсон-Билдинг на Парк-авеню. Он продавал простакам участки в пустыне. А кроме основного занятия, у него было и побочное. Знаешь какое?
— Нет. — Я с нетерпением ждал кабины лифта, чтобы улизнуть от Огдена.
— Держал справочное бюро. Ты понимаешь, если кто-то что-то хотел, Фрэнк сводил его с людьми, которые могли это сделать. Многие из тех, что не могли воспользоваться официальными каналами, пользовались его услугами.
— Интересная личность этот Фрэнк. — Я вновь нажал кнопку вызова.
— Хорошие похороны. Собралось много народу. Так говоришь, ты его не знал?
— Нет.
— Это забавно.
— Почему?
— Он тебя знал. В отделе убийств мне сказали, что у него нашли на тебя полное досье.
— Я занимаюсь необычным делом. Может, потому он и составил это досье.
— Возможно. Но парни из отдела убийств нашли еще кое-что интересное в его ежедневнике, который лежал на столе. Туда он записывал все намеченные встречи.
— И что же они нашли?
— Твою фамилию. Похоже, он ждал тебя к четырем часам в тот день, когда его убили. То есть вчера. Но в отделе убийств не придали особого значения этой записи. Согласно результатам вскрытия, Фрэнк умер задолго до четырех часов дня.
Более я не выдержал.
— Чего ты хочешь, Огден? Говори прямо.
Он оглядел пустой вестибюль, наклонился ко мне, постучал пальцем по лацкану моего пиджака.
— Я хочу войти в дело.
— Места для тебя нет.
— Позаботься о том, чтобы оно появилось.
— Это невозможно.
— Двести пятьдесят тысяч — большие деньги.
— Мне не нравятся тюрьмы.
— Какие еще тюрьмы? Ты обменяешь деньги на щит, музей будет счастлив. Но возьмешь меня с собой. А второй обмен произведу я сам. Денежки приплывут к нам, мы их поделим поровну. Кто будет возражать?
— Воры. Им это не понравится.
— Кому они пойдут жаловаться?
— О Боже, они могут написать письмо в любую газету. Его не опубликуют, но отнесут в полицию, и следующие десять лет мне придется видеть небо в клетку.
На лице Огдена вновь отразилась жадность. Его влажные губы зашевелились, поначалу беззвучно, взгляд сощуренных глаз уперся в меня.
— После моего обмена воры не станут никому писать. В этом вся прелесть. Им будет не до жалоб.
Я ответил не сразу.
— Я тебе верю. Ты позаботишься о том, чтобы они никому не пожаловались.
Он вновь оглядел вестибюль отеля.
— Мне пятьдесят три, Сент-Ив. Через пару лет я уйду на пенсию. Сто двадцать пять тысяч скрасят мне жизнь.
— Получи их со своих шлюх, Огден. Не с меня.
— Возьми меня в долю, Сент-Ив.
— Нет.
— У меня есть что предложить взамен.
— Я уже понял, что ты пришел не с пустыми руками.
— Видишь ли, Сент-Ив, — он перешел на шепот, — я знаю, кто воры.
Он радостно улыбнулся, обнажив все тридцать два вставных зуба, покивал, повернулся и зашагал к выходу, в летнюю ночь.
— Мистер Сент-Ив, — крикнул от стойки Чарли, — лифт не работает.
Глава 14
Когда я проснулся в семь утра, за окном лил дождь. Капли барабанили по окну, а я стал у плиты, дожидаясь, пока закипит вода, чтобы выпить чашечку растворимого кофе. Взбодрившись кофе и первой утренней сигаретой, я позвонил в «Истерн Эйрлайнс», где мне ответили после четырнадцатого звонка. Все полеты на Вашингтон отменили. В столице тоже лило как из ведра. Наверное, дождь шел над всей планетой.
Оставалось выбрать между автобусом и поездом. Я позвонил в «Пенсильвания сентрал рейлроуд». Там скучающий мужчина в конце концов сознался, что поезд в Вашингтон отходит в восемь часов и он даже может продать мне билет.
Я набрал номер портье и попросил к телефону Эдди, дневного коридорного.
— Ты получишь два доллара, если через десять минут, когда я спущусь вниз, у подъезда будет стоять такси.
— О Господи, мистер Сент-Ив, я же промокну насквозь!
Я вздохнул.
— Три бакса.
— Идет. Три бакса. Между прочим, та лошадь, на которую вы поставили...
— Выиграла?
— К сожалению, нет.
— Жаль.
— Да, тут уж ничего не поделаешь. Хотите поставить сегодня на другую?
— Нет времени. Эдди, мне нужно такси.
За четыре минуты я оделся, положил в дорожную сумку рубашку, белье, носки, туалетные принадлежности, на это ушло еще две минуты, добавил бутылку виски, постоял минуту у починенного лифта и подошел к стойке через девять минут после того, как закончил говорить с Эдди. Небритый и неумытый.
Чемодан мне отдали, Эдди каким-то чудом удалось поймать такси.
— Я весь промок, — заявил он, принимая от меня три доллара. Вероятно, эту фразу следовало расценивать как благодарность.
Водитель хмыкнул, когда я назвал ему пункт назначения, и ворчал всю дорогу к Пенн-стейшн. Милю, разделявшую отель «Аделфи» и вокзал, мы преодолели за пятнадцать минут, по меркам утреннего дождливого Манхэттэна, должно быть, установили рекорд скорости. В семь сорок я уже стоял у кассы, вслед за женщиной, которая хотела доехать поездом до Катбэнка, что в штате Монтана. Ехать она собиралась не сегодня — на следующей неделе, а может, неделей позже, в зависимости от того, когда родит дочь, но желала заранее получить всю необходимую для дальней поездки информацию. Кассир также оказался неравнодушным к младенцам, и они обсудили, кто лучше для первенца, мальчик или девочка, прежде чем он протянул руку к толстому справочнику, чтобы определить, какие поезда и когда уходят в Катбэнк. Наконец он продиктовал женщине, как ей ехать, она все записала, после чего они вновь поговорили, на этот раз о погоде.
Женщина ушла, и кассир подозрительно глянул на меня, будто я пришел не за билетом, а с каким-то неприличным предложением.
— Вашингтон, место в первом классе.
— Не знаю, есть ли свободные места. — Он взглянул на часы. — Вы припозднились, знаете ли.
— Да уж, так получилось. — Я не стал перекладывать вину на него.
— Первый класс. Это дороже, чем купе.
— Я знаю.
— Но все равно хотите ехать первым классом?
— Хочу. — Мне даже удалось не повысить голоса.
— Ага, один билет таки остался.
— Я рад, что вы меня не подвели.
— Купе обойдется вам в девятнадцать долларов девяносто центов. Это большие деньги.
— Я недавно получил наследство.
— Понятно. — Он протянул мне билет, я ему — двадцатидолларовую купюру. — Как говорится, береги центы, а уж доллары сами позаботятся о себе, — и вслед за билетом он отдал мне десятицентовик.
— Вы это сами придумали? — поинтересовался я.
— Следовал этому правилу всю жизнь. — Он вновь глянул на часы, милый семидесятилетний старичок. — Если вы поторопитесь, то еще успеете на поезд.
Я поторопился, хотя пятидесятивосьмифунтовый чемодан больно бился о мое правое колено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45