Я давно очнулся и возобновил участие в торжестве. Вернее меня насильно разбудили и заставили продолжить. Музыка орала во всю мощь, Скворцов размахивал саблей, комбат обнимал и целовал девицу, остальные танкисты спали, сидя за столом, а мы втроем спорили до хрипоты, почему подорвался Сережка: из-за глупости, судьба такая или просто несчастный случай.
Вдруг Элька вырвалась из рук комбата и, смахнув пустую посуду со стола, вскочила на него и зашлась в энергичном танце, при этом медленно раздеваясь. Вначале в угол комнаты полетела футболка, затем юбка. Когда очередь дошла до бюстгальтера, комбат заорал:
— Все, стоп! Пьянка окончена! Пошли все по домам! Элеонора, не смей снимать трусы! Выключите кто-нибудь эту проклятую музыку! рявкнул комбат и стащил за руку с «подиума» девицу, стягивающую с себя трусы. — Элька марш в койку!
— Не умер бы комбат от перенапряжения, загоняет она его, — сказал я, смеясь, на выходе из комнаты.
— Не загоняет, он во всем меру знает, — ответил Женька Скворцов, и мы разбрелись по своим «берлогам».
***
Первые лучи солнца (а может, и не первые), пробившиеся сквозь фольгу светомаскировки, ударили в глаза и бесцеремонно разбудили. Эта фольга не очень хорошо держит свет, все же когда-то она была мешками для упаковки трупов, а потом переместилась на окна. Нужно бы новой заменить.
Голова гудела так, как будто ею всю ночь стучали в большой церковный колокол. Во рту творилось что-то ужасное. Все ж трезвость гораздо лучше пьянства, прав Михаил Сергеевич!!! Впервые за год, с момента прощания с дружками-собутыльниками в Теджене, со мной такое. Коньяк-водка, коньяк-водка — гремучая смесь получилась. Рука нащупала стоящую в тумбочке банку «Si-Si». Пж-х-хр! Крышка вскрыта, и освежающий напиток тремя глотками исчез в глубокой, бездонной яме желудка.
Не помогло! Пришлось достать еще и бутылку «Боржоми». Открыв крышку о край тумбочки, я отпил граммов двести и тупо уставился в сторону висевшего на стуле х/б. Над карманом виднелась свежая просверленная дырочка для ордена, но самой «Красной Звезды» там не наблюдалось!
Вот черт! А ведь был орден! Два раза его облизывал вчера. Я, тяжело кряхтя, встал с кровати и поднял валявшиеся на полу брюки. И в карманах было пусто. Помню точно, после тоста я его положил в карман! Выпил с танкистами, достал из стакана и сунул в брюки. Стоп, может быть, в куртке х/б? Нет, после тщательного осмотра всех карманов — ничего.
Пропал! Ни на кровати, ни под кроватью, ни под стулом, ни в тумбочке, ни за тумбочкой, ни в туфлях. Нет нигде. Что ж, пойдем, напрягая память, мысленно от кровати к комнате комбата, хотя я шел на автопилоте, но путь возвращения помню более-менее отчетливо.
С огромным трудом передвигая ноги, добрался до умывальника и устроил себе холодный душ из перевернутого крана для мытья ног. Прохладная вода привела в чувство, но не восстановила душевного равновесия. А еще и тревога за пропажу била молотом по мозгам.
Потерять правительственную награду всего через два месяца после вручения — это ЧП. Жалко потерять «Звездочку», да и скандал вероятен. Твою мать!
Выйдя из общежития, я грустно побрел к танкистам, глядя под ноги, в надежде, что где-нибудь между камней блеснет ярко-красный металлический предмет. Нет, не повезло, не нашел. Комната Ахматова оказалась запертой на замок изнутри, за дверью тишина. На мой стук никто не откликнулся. Я двинулся в столовую, чтобы разыскать Романа, но он вдруг сам окликнул меня. Оглянувшись, я увидел его и командира артдивизиона, стоящих на высоком крыльце перед входом в жилое помещение командира полка и его заместителей.
— Ник! Ник! Ростовцев! Иди сюда, родной! Чего грустишь? Ничего не хочешь у меня спросить? — поинтересовался, нахально улыбаясь, комбат.
— Товарищ майор, Роман Романыч, ты его нашел? — обрадовался я.
— Чего его? Кого его? Я нашел ящик коньяка, не меньше, правильно, Володя? — обратился он к артиллеристу.
— Это точно! А что за ящик? — переспросил майор Скрябнев.
— Да понимаешь, приперлась вчера ко мне в комнату пехота, черти ее принесли, нажрались, все перевернули, ордена разбросали и ушли. А я бегай, их разыскивай потом, чтобы находку вернуть! Где справедливость?
— Нет-нет, орден точно тянет на ящик коньяка!
— поддержал Романа Скрябнев.
— Лейтенант, проставляйся.
— Черт, это нечестно! Сам меня накачал, потом всех быстро выгнал, даже деваху вашу не пощупали, а теперь опять приказ — накатывать. Это все оттого, что нас из комнаты экстренно разогнал и завершение стриптиза сорвал!
— запротестовал я.
— Рома, что опять стриптиз?
— ухмыльнулся Скрябнев.
— Ага, снова, никак не отучу, как выпьет, хлебом не корми, дай ей прелестями своими потрясти, — вздохнул Ахматов. — Ну, а ты, Ростовцев, как хочешь, подумай, дело твое. Нет коньяка — нет и ордена!
— И они, засмеявшись и выбросив окурки, пошли на доклад к вернувшемуся из отпуска командиру полка.
— Ладно, хрен с тобой, Роман Романыч, будет коньяк, — крикнул я вслед.
— А куда ты денешься, не комбату же его отдавать? А уж Василий Иванович всыплет тебе по первое число! А если еще и закусь добавишь, так и комбат не узнает. И «Звезду» себе вернешь, да и гульнем еще разок в хорошей компании. Комдив, приглашаем и тебя, правда, Никифор?
— Правда-правда, куда от вас, старых чертей, денешься? — ответил я, радуясь нашедшейся пропаже.
Танкисты отошли в сторону, и я услышал, как Скрябнев сказал:
— Рома, ты смотри нам по тридцать три года, а нас эти лейтенанты в старики записывают. Дожили!
***
«Ну вот, пропажа обнаружена, ящик коньяка — это, конечно, неизбежное зло в этой ситуации», — рассудил я, приводя свои мысли и чувства в порядок. Осталось восстановить желудок и печень, поправить голову. В канцелярии, за столом, уставленном пустыми и полупустыми бутылками «Нарзана» и «Боржоми», а также баночками с лимонадом, восседал в клубах сигаретного дыма Сбитнев.
— А, замполит! Очухался? Ну что, говорят, просрал свой орден?
— Иди к черту, уже нашел! Вот народ, только что-то случится — и сразу весь полк знает! Дай чего-нибудь глотнуть, — попросил я.
Не дожидаясь разрешения, схватил со стола сразу две ополовиненные бутылки минералки и залпом по очереди опустошил их.
— Нет, брат, ты так беде не поможешь. Нужно сто грамм. Только это является живительным эликсиром.
— Есть у тебя что-нибудь? — спросил с надеждой я.
— Откуда, вчера все до капли высосали! И денег нет, ни одного чека. Сплошной облом, вся надежда на тебя.
— И у меня пусто до получки.
— Ладно, так и быть! Вот так всегда, учить вас, молодежь, и выручать приходится, — Володя достал из сейфа фляжку и плеснул по полрюмки себе и мне.
— Вздрогнули!
— воскликнул он и осушил содержимое.
Я скривился от мысли о спиртном, но переборол себя и выпил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
Вдруг Элька вырвалась из рук комбата и, смахнув пустую посуду со стола, вскочила на него и зашлась в энергичном танце, при этом медленно раздеваясь. Вначале в угол комнаты полетела футболка, затем юбка. Когда очередь дошла до бюстгальтера, комбат заорал:
— Все, стоп! Пьянка окончена! Пошли все по домам! Элеонора, не смей снимать трусы! Выключите кто-нибудь эту проклятую музыку! рявкнул комбат и стащил за руку с «подиума» девицу, стягивающую с себя трусы. — Элька марш в койку!
— Не умер бы комбат от перенапряжения, загоняет она его, — сказал я, смеясь, на выходе из комнаты.
— Не загоняет, он во всем меру знает, — ответил Женька Скворцов, и мы разбрелись по своим «берлогам».
***
Первые лучи солнца (а может, и не первые), пробившиеся сквозь фольгу светомаскировки, ударили в глаза и бесцеремонно разбудили. Эта фольга не очень хорошо держит свет, все же когда-то она была мешками для упаковки трупов, а потом переместилась на окна. Нужно бы новой заменить.
Голова гудела так, как будто ею всю ночь стучали в большой церковный колокол. Во рту творилось что-то ужасное. Все ж трезвость гораздо лучше пьянства, прав Михаил Сергеевич!!! Впервые за год, с момента прощания с дружками-собутыльниками в Теджене, со мной такое. Коньяк-водка, коньяк-водка — гремучая смесь получилась. Рука нащупала стоящую в тумбочке банку «Si-Si». Пж-х-хр! Крышка вскрыта, и освежающий напиток тремя глотками исчез в глубокой, бездонной яме желудка.
Не помогло! Пришлось достать еще и бутылку «Боржоми». Открыв крышку о край тумбочки, я отпил граммов двести и тупо уставился в сторону висевшего на стуле х/б. Над карманом виднелась свежая просверленная дырочка для ордена, но самой «Красной Звезды» там не наблюдалось!
Вот черт! А ведь был орден! Два раза его облизывал вчера. Я, тяжело кряхтя, встал с кровати и поднял валявшиеся на полу брюки. И в карманах было пусто. Помню точно, после тоста я его положил в карман! Выпил с танкистами, достал из стакана и сунул в брюки. Стоп, может быть, в куртке х/б? Нет, после тщательного осмотра всех карманов — ничего.
Пропал! Ни на кровати, ни под кроватью, ни под стулом, ни в тумбочке, ни за тумбочкой, ни в туфлях. Нет нигде. Что ж, пойдем, напрягая память, мысленно от кровати к комнате комбата, хотя я шел на автопилоте, но путь возвращения помню более-менее отчетливо.
С огромным трудом передвигая ноги, добрался до умывальника и устроил себе холодный душ из перевернутого крана для мытья ног. Прохладная вода привела в чувство, но не восстановила душевного равновесия. А еще и тревога за пропажу била молотом по мозгам.
Потерять правительственную награду всего через два месяца после вручения — это ЧП. Жалко потерять «Звездочку», да и скандал вероятен. Твою мать!
Выйдя из общежития, я грустно побрел к танкистам, глядя под ноги, в надежде, что где-нибудь между камней блеснет ярко-красный металлический предмет. Нет, не повезло, не нашел. Комната Ахматова оказалась запертой на замок изнутри, за дверью тишина. На мой стук никто не откликнулся. Я двинулся в столовую, чтобы разыскать Романа, но он вдруг сам окликнул меня. Оглянувшись, я увидел его и командира артдивизиона, стоящих на высоком крыльце перед входом в жилое помещение командира полка и его заместителей.
— Ник! Ник! Ростовцев! Иди сюда, родной! Чего грустишь? Ничего не хочешь у меня спросить? — поинтересовался, нахально улыбаясь, комбат.
— Товарищ майор, Роман Романыч, ты его нашел? — обрадовался я.
— Чего его? Кого его? Я нашел ящик коньяка, не меньше, правильно, Володя? — обратился он к артиллеристу.
— Это точно! А что за ящик? — переспросил майор Скрябнев.
— Да понимаешь, приперлась вчера ко мне в комнату пехота, черти ее принесли, нажрались, все перевернули, ордена разбросали и ушли. А я бегай, их разыскивай потом, чтобы находку вернуть! Где справедливость?
— Нет-нет, орден точно тянет на ящик коньяка!
— поддержал Романа Скрябнев.
— Лейтенант, проставляйся.
— Черт, это нечестно! Сам меня накачал, потом всех быстро выгнал, даже деваху вашу не пощупали, а теперь опять приказ — накатывать. Это все оттого, что нас из комнаты экстренно разогнал и завершение стриптиза сорвал!
— запротестовал я.
— Рома, что опять стриптиз?
— ухмыльнулся Скрябнев.
— Ага, снова, никак не отучу, как выпьет, хлебом не корми, дай ей прелестями своими потрясти, — вздохнул Ахматов. — Ну, а ты, Ростовцев, как хочешь, подумай, дело твое. Нет коньяка — нет и ордена!
— И они, засмеявшись и выбросив окурки, пошли на доклад к вернувшемуся из отпуска командиру полка.
— Ладно, хрен с тобой, Роман Романыч, будет коньяк, — крикнул я вслед.
— А куда ты денешься, не комбату же его отдавать? А уж Василий Иванович всыплет тебе по первое число! А если еще и закусь добавишь, так и комбат не узнает. И «Звезду» себе вернешь, да и гульнем еще разок в хорошей компании. Комдив, приглашаем и тебя, правда, Никифор?
— Правда-правда, куда от вас, старых чертей, денешься? — ответил я, радуясь нашедшейся пропаже.
Танкисты отошли в сторону, и я услышал, как Скрябнев сказал:
— Рома, ты смотри нам по тридцать три года, а нас эти лейтенанты в старики записывают. Дожили!
***
«Ну вот, пропажа обнаружена, ящик коньяка — это, конечно, неизбежное зло в этой ситуации», — рассудил я, приводя свои мысли и чувства в порядок. Осталось восстановить желудок и печень, поправить голову. В канцелярии, за столом, уставленном пустыми и полупустыми бутылками «Нарзана» и «Боржоми», а также баночками с лимонадом, восседал в клубах сигаретного дыма Сбитнев.
— А, замполит! Очухался? Ну что, говорят, просрал свой орден?
— Иди к черту, уже нашел! Вот народ, только что-то случится — и сразу весь полк знает! Дай чего-нибудь глотнуть, — попросил я.
Не дожидаясь разрешения, схватил со стола сразу две ополовиненные бутылки минералки и залпом по очереди опустошил их.
— Нет, брат, ты так беде не поможешь. Нужно сто грамм. Только это является живительным эликсиром.
— Есть у тебя что-нибудь? — спросил с надеждой я.
— Откуда, вчера все до капли высосали! И денег нет, ни одного чека. Сплошной облом, вся надежда на тебя.
— И у меня пусто до получки.
— Ладно, так и быть! Вот так всегда, учить вас, молодежь, и выручать приходится, — Володя достал из сейфа фляжку и плеснул по полрюмки себе и мне.
— Вздрогнули!
— воскликнул он и осушил содержимое.
Я скривился от мысли о спиртном, но переборол себя и выпил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69