Потому что это нормальный богатырь. Я не очень понимаю, так сказать, всей этой истории с президентством, я просто думал, что это вот такой вот марш по России Брынцалова для того, чтобы его знали. И действительно, его сейчас знает каждая собака. Что касается жестокости, с которой я делал его, что называется, репортаж, — ну. Во-первых, я делаю это в отношении всех, в отношении всех. И я действительно ему помогаю, искренне совершенно, потому что я прекрасно понимал, что для того, чтобы создать такую вот блиц-славу в одночасье, человека, которого никто никогда не знал — надо действовать самыми грубыми и самыми сильными методами. Я могу сказать, что я, абсолютно искренне хорошо относясь к Володе и отдавая ему должное и понимая про него все — про то, какой ты хитрец, какая ты умница, сколько в нем такой глубокой, суровой подколодности, как он меня терпеть не может… Он меня не может терпеть, и вот он попал, попал к хорошему хирургу. Оттого, что хирург хороший, он что, не делает больно? Это же не… Он терпит, и это тоже мужество. Он терпит, и он прекрасно отдает себе отчет, у него хватает мозгов понимать, что это делается в общем в помощь ему, в какой бы резкой форме эта помощь ни оказывалась. Можно было бы, конечно, какой-нибудь сусальный фильмец — вот Брынцалов, вот производство, вот фермеров переселил, вот старушке дал сто тысяч — фигня! Никто бы не обратил внимания.
Б.: А вот скажи — все говорят, что я бескультурный человек, вообще ничего не понимаю ни в многонациональной культуре русского народа, ни других стран. Почему-то сложилось такое мнение, что я грубиян такой, случайный человек.
Н.: Ну, Владимир Алексеевич, вообще при мне вы «Неоконченную симфонию» не играли на роялях. Я, правда, тоже не умею. Про меня говорят то же самое. Но вы не можете быть бескультурным человеком по той простой причине, что вы — плоть от плоти народа. А народ русский культурен весь, от начала до конца. У нас любой водопроводчик в десять раз духовнее любого американского писателя. По сути своей просто, потому что это народ с колоссальным духовно-культурным потенциалом. Тут не надо быть искусствоведом, не надо быть пианистом, чтобы быть культурным человеком. Русский — это значит уже культурный. Поэтому разговор пустой.
Б.: Спасибо за русских!
Н.: Пожалуйста. Как бы это и…
Б.: Поэтому… Да. Я вообще все равно благодарен вам, Александр Глебыч, за то, что под маской того, что иногда приходится надевать политику, вы увидели зерно моих смелых начинаний… в том, что я русский. А русский — этим сказано все. «Я русский бы выучил, — как говорили, — только за то, что им разговаривал Ленин».
Н.: Ну Брынцалов! Гений!
Б.: Он тоже был гений, но злой.
Н.: Нет, я еще хочу сказать, что, конечно, он — вот сейчас все шуточки, хиханьки, хаханьки там, круп Наташи, голая жопа, баня, дворцы, миллиарды, шубы, пятитысячные ботинки — потенциал колоссального политика, вот как ни странно. Если он сумеет себя повоспитывать немножечко, ему сейчас нужно просто где-то на полгода заточить себя здесь, в Государственной Думе, и научить себя принимать законы. Потому что вот есть человечище, матерый, здоровый, шумный, мощный — теперь надо это человечище, вот этот потенциал, превратить в настоящего, высококлассного политика-профессионала. Вот что нужно сделать.
Б.: Саша, я — человек — знаете где родился? В Карачаево-Черкесии, в горном районе. Я — орел. А орлы в неволе не размножаются. Поэтому…
Н.: Я вас не призываю размножаться прямо в Государственной Думе, это было бы, наверное, неправильно. К тому же, я боюсь, все равно было бы не понято товарищами по заседанию, и размножаться в государственной Думе в общем не с кем. А заниматься серьезной работой здесь надо, чтобы крепнуть.
К.: То есть вы считаете, что потенциал Брынцалова как политика сейчас трудно оценить?
Н.: Он примерно… вот был Жириновский в молодости с колоссальным потенциалом, — растратил полностью, расфукал, продал, променял. Я просто помню его, я его качал в политической колыбели, Владимира Вольфовича. У Алексеевича потенциал вот на взлете, в начале, в пятнадцать раз выше.
Б.: В знак своего могущества я вырастаю.
К.: Саша, вопрос лично от меня. Короче говоря, отечественный бизнесмен, приватизированные средства производства, предприятия обогатились. И вдруг столкнулись с ситуацией, когда государство не дает им производить на этих мощностях товары, у народа нет денег, чтобы эти товары купить, и, естественно, бизнесмен, который вложил деньги в эти предприятия, волей-неволей вынужден лезть в политику, чтобы только пробить… Так вот, по твоему мнению, Брынцалов — это общая тенденция или просто самый умный из бизнесменов, который сообразил, что надо действовать?
Н.: Нет, он не самый умный из бизнесменов. Я думаю, что просто он человек пассионарный, по теории Гумилева. У него есть колоссальный личностный потенциал, который в той или иной форме все равно бы реализовался, вне зависимости от того, кем бы он был — спецназовцем, генералом, майором, водопроводчиком, миллиардером, бизнесменом. Дело здесь не в карьере бизнеса, совсем не в этом. И он в политику идет не ради бизнеса. Он идет оттого, что его распирает вот эта силища, тупо порой направленная, не туда, нелепо, но — силища. Я говорю, что ему, конечно… Его нужно его обтесывать, обтесывать, обтесывать и обтесывать. Но он будет очень классным политиком. У него ест талант к этому делу.
К.: Скажем так — у брынцаловской партии русских социалистов большое будущее.
Н.: Вот в этом я не уверен. В этом я просто категорически не уверен, что у этой партии будет вообще какое-то будущее, поэтому о «большом» говорить рано. Есть личность, есть фигура, есть персонаж, а что касается партии, то это в общем с моей точки зрения, просто штат помощников.
К.: А чем же он тогда пугает нашу так называемую российскую интеллигенцию? Вот всех этих высокообразованных мужей, которые делают брезгливую мину при фамилии Брынцалов, говорят — фу, китч, хотя, например, Яров, Агудалов, Паратов, Кнуров, Брынцалов — купеческая такая фамилия…
Н.: Ну я не могу отвечать за всю российскую интеллигенцию. Она у меня уважения не вызывает. Я просто до сих пор помню, как они в девятьсот десятом году, или там в каком, пли за поражение нашего флота при Цусиме, — все это я помню. Поэтому, как бы сказать, слова российской интеллигенции на меня не действуют заклинательно, я не считаю, что это комплимент определенной категории людей. Это идеологическая секта, у которой есть свои кумиры — Сахаров, предположим, Солженицын, еще несколько персонажей, которые для меня, мягко говоря, омерзительны. Поэтому я как бы к интеллигенции не отношусь и не могу от ее имени говорить.
К.: Брынцалов имеет огромный заряд такой своего потенциала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96