Под его руководством прапорщики запаса Орлов, Барт, Логвинский производили указанные выше обыски и выемки. Впечатление было самое удручающее: с одной стороны, высочайшая власть назначает члена Государственного совета, сенатора Дейтриха для детального обследования сахарной промышленности, с другой стороны — Ставка командирует своего генерала произвести в полном смысле слова «дебош» в той же отрасли промышленности; получался какой-то невольный конфликт, бессмысленный и ненужный между гражданской и военной властью — скорее, даже издевательство военной власти над гражданской. Трудно было допустить, чтобы, при наличии сенаторской ревизии, военные власти могли произвести обыски и выемки без достаточных к тому оснований. Положение сенатора Дейтриха становилось смешным и драматичным. Как потом выяснилось, это был просто разбойничий набег Наташинской шайки, в целях грабежа и контрибуции, предпринятый с соизволения военного командования в лице генерала Алексеева. Сенатор Дейтрих просил меня немедленно выехать в Петербург и доложить Председателю Совета Министров Штюрмеру и другим министрам о происшедшем.
Настроение среди деятелей сахарной промышленности стало апатичное и угнетенное. 3 октября 1916 года в конторе Всероссийского общества сахарозаводчиков и у меня в квартире был произведен обыск. Проводил его судебный следователь по особо важным делам Орлов по распоряжению начальника штаба Петроградского военного округа. Была взята вся текущая переписка по делам Общества и моя личная. Конечно, никаких компрометирующих бумаг или документов ни в конторе Общества, ни у меня найдено не было. Следует заметить, что Всероссийское общество сахарозаводчиков, действовавшее на основании высочайше утвержденного устава, никакими коммерческими или политическими операциями не занималось и вся деятельность его была направлена на развитие сахарной промышленности и на представительство перед правительственными учреждениями. Управлял делами Общества я. И также я не вел никаких коммерческих операций и не занимался политикой. Работал я тогда уже в сахарной промышленности свыше тридцати лет, пользовался известностью в этой области промышленности как автор многочисленных докладов, книг и брошюр, касающихся вопросов сахарной промышленности. В это время я был членом Военно-промышленного комитета и Особого совещания по продовольствию и находился в составе представительства России на Брюссельской международной сахарной конвенции.
В течение всего 1916 года, вследствие значительного ухудшения работы железнодорожного транспорта и удорожания себестоимости продукции, сахар на рынках стал появляться все реже. Ропот населения, усиленный, как я уже выше говорил, газетной шумихой о том, что виною во всем сахарозаводчики, которые якобы прячут продукцию, спекулируют ею, естественно, по очень высоким ценам, Особенно резко в то время выступала газета «Новое время». Так как все эти выступления могли привести к еще большему возбуждению общества, я обратился в главному редактору этой газеты М. А. Суворину дать мне возможность осветить на ее страницах истинное положение дел. Согласие я такое получил. И сразу же опубликовал одну за другой редакционные статьи. Тогда же у меня появилась мысль периодически помещать там свои статьи.
Во время моих активных контактов с газетой М. А. Суворин предложил мне купить триста паев Товарищества «Нового времени», чтобы таким образом дать Всероссийскому обществу сахарозаводчиков через печать защищать свои права и интересы. Общество давно уже хотело иметь свой печатный орган, и вот случай подвернулся, и не воспользоваться им было бы большой ошибкой. Я обратился к председателю правления Русского банка Л. Ф. Давыдову, в коем имелся крупный пакет акций Александровского товарищества сахарных заводов, с просьбой открыть кредит правлению Общества сахарозаводчиков для покупки тех самых трехсот паев «Нового времени». Давыдов мое стремление одобрил, но так как сахарное дело находилось в руках А. Ю. Добраго, он предложил мне написать тому письмо и решить все вопросы. Вот это-то письмо и нашли при обыске в Киеве батюшинские сыщики. В нем они и усмотрели мое стремление подкупить прессу. Об этом полковник Резанов без промедления и известил М. А. Суворина. Если генерал Батюшин не мог обвинить меня в подкупе прессы, то вполне мог это сделать, мотивируя свое обвинение моим «желанием» подкупить прессу.
Докладывая министру земледелия графу А. А. Бобринскому о проведенных в правлениях сахарных заводов обысках и выемках, происшедшее я пояснил следующим образом: допустим, в окрестностях Петрограда (в верстах двадцати от него) была бы поставлена двенадцатидюймовая мортира, заряженная таким же боевым снарядом; кто-то, проходя мимо, дернул за затвор, произошел бы выстрел, ядро упало бы в Исаакиевский собор и разрушило его. Произведший выстрел сказал бы: «А я и не знал, что орудие это так далеко стреляет». То же, по моему мнению, делает и генерал Батюшин — таким путем в данное время можно только разорить промышленность, а с ней и государство. Я побывал затем у министров финансов, торговли и промышленности и внутренних дел, и никто из них не знал, кто такой генерал Батюшин и на основании каких полномочий он действовал. У Председателя Совета Министров Бориса Владимировича Штюрмера я был вместе с Л. Ф. Давыдовым, председателем Правления Русского банка для внешней торговли. Изложив подробно дело и возможные последствия, мы просили г. Штюрмера довести до сведения Ставки. Он, конечно же, пообещал, но ничего не сделал, так как вместе со своим секретарем Монасевичем-Мануйловым, состоявшим, кстати, осведомителем батюшинской комиссии, были заинтересованы в успехе ее «работы».
10 октября 1916 года я был приглашен полковником Резановым на допрос «в качестве свидетеля» в его квартиру на Фонтанке, 90 (камера 90). С большим трудом поднялся я по грязной лестнице, пахнувшей кошками, на третий этаж, нашел нужную дверь, на которой красовался бумажный аншлаг «Комиссия генерала Батюшина». Открыв дверь, вошел в приемную (полутемную переднюю). Единственным предметом мебели тут был грязный топчан, служивший лежанкой для находившегося здесь же жандарма.
Пришлось несколько подождать, но в назначенный час в переднюю вышел полковник Резанов и, отрекомендовавшись, попросил меня войти в следующую комнату. Там за простым столом, заменяющим письменный, сидел генерал Батюшин. Он поднялся мне навстречу. Был он небольшого роста, с головой грушевидной формы, с неподвижным лицом. Стальной цвет его глаз был пугающе неприятен. Генерал, нервно поправляя выдвигавшуюся вперед шашку, представился и попросил меня сесть на стул против него.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118