— Вперед! — крикнул, задыхаясь, пилот. — Тебе такое доверили! Вперед!
Когда они тяжело бежали прямо по ручью, шум боя за их спиной постепенно стих…
Часа через четыре, измученные, они сделали привал. Штурман достал карту и компас, что-то отмерил на карте циркулем, посмотрел на солнце, потом на часы.
— Все, командир, вышли. Мы на месте, — сказал он. — Теперь надо ждать.
Они лежали молча и ждали темноты. А летний день, как назло, тянулся долго. Казалось, что время остановилось и ночь больше никогда не придет сюда. Наконец, когда солнце приблизилось к вершинам дальних елей, совсем рядом затрещали сучья.
Игорь вынул пистолет, передернул: затвор. Краем глаза он увидел, что летчики тоже достали оружие.
В нескольких шагах от них послышалась немецкая речь. Сучья затрещали громче, и на тропинку вышли человек семь гитлеровцев. Они шли спокойно, смеясь и громко переговариваясь.
Игорь весь напрягся. Палец словно прикипел к спусковому крючку. Стволом пистолета он провожал каждого проходившего мимо него солдата. И долго держал в прорези прицела спину последнего гитлеровца, до тех пор, пока тот не скрылся в кустах.
Когда спало напряжение, он почувствовал невероятную усталость и страшное безразличие ко всему, что было вокруг. Лежал, лицом уткнувшись в колючий мох, и вдыхал запах нагретой солнцем, но все еще сыроватой земли. И ему не хотелось ни двигаться, ни поднимать голову, словно он спал и видел хороший сон, который немедленно исчезнет, как только он пошевелится.
— Ты как, — услышал он шепот пилота, — чего замолчал?
— Не могу, — сквозь зубы не проговорил, простонал Игорь.
— Ничего, терпи, придет наше время по счету получать.
Когда Игорь поднял наконец лицо, он увидел, что наступила темнота. Сколько же он лежал, уткнувшись лицом в землю, сколько находился в этом состоянии полузабытья?
Первым хруст веток услышал штурман. Он толкнул рукой пилота. Прислушались: со стороны линии фронта кто-то шел. Они вновь приготовили оружие. Треск все приближался. Наконец где-то совсем рядом крикнула кукушка.
— Наши, — прошептал штурман. — Слава богу.
…Потом они вместе с группой разведчиков переходили линию фронта. Спроси Муравьева на другой день, как все это было, он не рассказал бы. Не смог бы вспомнить все в деталях. Лишь какие-то отрывки, как вспышки, зафиксировались в его мозгу: лесная чащоба, потом стремительный рывок через нейтральную полосу, грохот автоматов, мертвенный свет ракет в ночном небе…
Помнил только, как сидел уже в землянке особого отдела дивизии. Начальник отдела, маленький худощавый майор, допросив их по всей форме, ушел на пункт связи ВЧ докладывать в Москву. Его не было часа полтора. Они сидели в разных углах землянки, напротив каждого из них — по сержанту.
Наконец майор пришел. Он долго смотрел на Игоря, словно жалея, что его придется отпустить, и сказал:
— Вас приказано накормить и немедленно доставить на аэродром, за вами послан самолет. Просьбы какие-нибудь имеются?
— Дай, наконец, поесть и выпить, — сказал пилот. — А то мы второй день маковой росинки во рту не держали. Разучились жевать, наверное.
— Все приготовлено. Приведете себя в порядок и ужинайте.
Игорь брился перед маленьким зеркалом, поставив лампу рядом с ним. Свет падал на мокрые от воды волосы, они отливали серебром.
«Словно седые», — подумал он и, положив бритву, пошел умыться еще раз.
Когда уже умытый, свежий, в начищенных сапогах и выглаженной гимнастерке, он сел за стол, штурман поглядел на него и присвистнул:
— Здорово тебя скрутило, Муравьев, полголовы поседело за один день.
Данилов
Он ничего не сказал Игорю. Совершенно ничего. Муравьев так и не узнал, сколько папирос выкурил его начальник за эти два дня и о чем говорил он со знакомым врачом. Не узнал он и то, что теперь в ящике стола Ивана Александровича, там, где раньше лежали только патроны, заняла место совсем неприметная скляночка. Неприметная, но, ох, как теперь нужная Данилову. Без нее тот слово дал шага не делать. Да и как без нее обойтись, если частенько щемило слева. А положишь таблетку под язык, и все проходит.
Нет, ничего не сказал начальник отделения своему оперуполномоченному. Только руку пожал крепче и дольше обычного да как бы между делом бросил:
— Молодцом, старина. Сработано как надо.
И Муравьев знал, что больше начальник ничего не скажет, да этого и не требовалось. Зачем пустые слова? Нужно работать. А работы действительно хватало.
В тот же день из архива наркомата прислали дело Гоппе. Любопытное оно было, это дело. Любопытное и поучительное. Прочитав его, Данилов еще раз убедился в том, что только война позволила таким, как Генрих Карлович, он же Геннадий Кузьмич, всплыть на поверхность. Если бы не она, недолго бы находился Гоппе в бегах, приговор привели бы в исполнение.
В материалах дела обнаружил Данилов любопытную подробность. Оказывается, Владимир Ефимович Шустер, он же Володя Гомельский, скупал и перепродавал добытые бандой Гоппе драгоценности. Теперь все вроде бы вставало на свои места. Хотя дальше снова была неизвестность, широкая полоса неизвестности.
В показаниях Спиридоновой фигурировала некая блондинка, работавшая в торговой сети. И эту версию отработали, дружно, всей группой. Две недели ездили по всем торговым точкам. Конечно, попадались похожие, но не та.
И снова приходилось все начинать сначала. Надежда, что где-нибудь всплывут сапфировые серьги или серебряная печать, тоже была призрачной.
Так прошел весь июль. Начался август.
Но недаром Данилов твердо верил в силу улик. Не могли они кануть бесследно, как в воду. Должны всплыть. Только когда, вот вопрос.
Седьмого августа Данилову позвонил Скорин из областного угрозыска:
— Иван Александрович, извините, что беспокою, — Скорин был человеком вежливым. — Хочу вас некоторым образом обрадовать. В райцентре убит человек, пуля выпущена из интересующего вас нагана. Спецсообщение я уже послал.
"Начальнику МУРа. Срочно! Спецсообщеняе. 6 августа 1942 года участковый уполномоченный старший милиционер Ефимов обнаружил на пересечении дорог рядом с лесным массивом труп гражданина Ерохина Василия Петровича, работавшего председателем колхоза «Светлый путь». На месте преступления следов не обнаружено. Из тела покойного извлечена пуля от револьвера системы «наган», калибр 7,62 мм. По данным экспертизы, пуля выпущена из оружия, разыскиваемого Московским уголовным розыском по делу об убийстве гр. Ивановского.
Далее сообщаю, что Ерохин В.П. до начала войны работал в райкоме партии. Во время оккупации района немцами находился в партизанском отряде. Награжден медалью «За боевые заслуги».
Проведенные нами оперативные мероприятия пока никаких результатов не дали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50