встречал я и человека на самых разных уровнях технического развития. Разумеется, семейство Людей с его сложным сочетанием инстинктов и традиционных форм поведения занимало меня и как члена этого семейства и как биолога. Однако подлинную глубину мой интерес обрел, когда после многолетних поисков мне наконец представилась возможность познакомиться с первозданным человеком в глухих дебрях Южной Америки, с изолированным племенем, совсем не испытавшим воздействия нашей технологии и культуры. Возможность, скажу, уникальная, ведь большинство антропологов было вынуждено изучать индейские племена, уже расставшиеся с исконным образом жизни.
За минувшие с тех пор полтора десятка лет, сопоставляя подлинно первозданного человека с нашей формой Homo sapiens и взяв за мерило некогда всецело естественный образ жизни, я много размышлял над тем, как наш вид формировал свою среду и сам формировался ею. На следующих страницах попытаюсь обрисовать тернистый путь, по которому следовал этот специализированный примат, и наши общий знаменатель человека — тебя, меня и самого первого.
Однако для этого мало отступить назад на несколько десятков тысяч лет. Мы окажемся лишь на этапе, который предваряется долгим рядом изменений у наших предшественников, чья история начиналась более десяти миллионов лет назад. Вот мы и сделаем попытку проследить этот ряд. Почему мы выглядим так, а не иначе; почему наш организм функционирует именно так; каким образом извилистый путь эволюции привел к появлению нынешнего Homo sapiens ? Современное исследование сводится в основном к анализу раздробленных окаменелостей, и очень малое место занимает сопоставление и осмысливание былых стадий развития человека, удивительного результата многообразной мутационной деятельности природы.
Чтобы понимать — и признавать — наших собратьев, важно познать в полном объеме все эти зигзаги, не ограничиваясь бессильным созерцанием смущающего разум многообразия миллиардов землян. Нам следует попытаться понять, какие основные биологические законы управляют нашей жизнью как индивидов и как групповых существ и как эти законы изменялись и теряли силу в нашей все более искусственной среде обитания. Неуживчивость и психические расстройства, террор и преступность — чисто биологическая реакция человечества на серьезные отклонения от первичных условий.
Изучая в комплексе функции нашего организма и известные палеонтологические факты, мы можем составить себе представление об эволюции наших предков и следах пройденного ими пути в тебе и во мне, дорогой читатель.
Так последуй же со мной в экспедицию в прошлое, к нашим древнейшим корням, а начнем мы там, где я некогда вышел на след, — в необозримых девственных лесах Гвианского плоскогорья.
Голым пнем возвышается гора Аутана среди Гвианского плоскогорья в Венесуэле
Глава 1
Биологический калейдоскоп — дождевой лес.
Самый первобытный человек — индеец.
Углубляясь в изучение живой природы, поражаешься тому, как целесообразно развивался каждый организм. Сопровождаемая случайностью постоянная генетическая игра с ее позитивными и негативными мутациями в целом чрезвычайно последовательна. Время отбрасывает ошибки, то есть негативные мутации, тогда как удачи совершенствуют специализацию вида.
Эта специализация, постепенное формирование малейших деталей так, что каждый вид вписывается в ряд других видов, в свою очередь формируемых так, чтобы в мире был обеспечен баланс, очень рано заинтересовала меня.
Двадцать лет, истекших с той поры, как я приступил к документальным съемкам фауны разных уголков мира, явились подлинным калейдоскопом. Я смог тщательно проследить многие природные процессы, лично соприкасаясь с ними, изучать причинные связи в большом и малом, при этом часто в таких регионах, где редко, а то и вовсе не бывали другие исследователи. Мне предоставились богатые возможности наблюдать и осмысливать еще и потому, что для успешных съемок на природе требуется умение выжидать.
Биологу свойственно отдавать предпочтение деталям, специализироваться на какой-то части необъятного зоологического разнообразия. Вот и я стремился сосредоточиться на одной конкретной теме, однако пришлось углубиться и во многие другие, поскольку область моих исследований охватила самые различные части мировой фауны.
Дома, в Швеции, меня поразила замечательная адаптация наших сов к ночному образу жизни, невероятная острота их зрения и слуха. Исследуя стереоскопическое зрение и слуховой аппарат совы, позволяющие ей в полной (для нас) темноте определять местонахождение и расстояние до своей добычи, я не мог не восхищаться чудесным приспособлением этих мягко-крылых духов тьмы.
Но затем мне предоставилась возможность расширить свой кругозор благодаря ковру-самолету телевидения. До той поры мне казалось, что шведской фауны более чем достаточно для любознательного биолога, а тут я вдруг очутился вдали от родины, чтобы снимать животный, мир неизвестного мне уголка. После года близкого знакомства с Тринидадом, особенно с многообразием форм жизни дождевого леса, мне стало совершенно ясно, что я никогда не смогу довольствоваться своей основной темой — совами. Я стал «всеядным».
Кто-то назвал южноамериканский дождевой лес величайшей природной лабораторией мира; я согласен с этим определением. С незапамятных времен здесь царит первозданное единство. Фауна и флора развивались без помех извне, во многом потому, что в прошлом не было центральноамериканского сухопутного моста и южный континент был огражден от вторжения новых преуспевающих видов.
Девственный дебри в сердце Суринама
На мою долю выпала привилегия запечатлеть на пленке это многообразие, создать «фреску» сложного ансамбля млекопитающих, птиц, пресмыкающихся и прочих тварей. С удивлением знакомился я, в частности, с миром колибри, отливающих металлом крохотных совершенных созданий с особой, напоминающей геликоптер, техникой полета, и прилежно снимал их. Своего рода продолжением моих исследований шведских сов стало длившееся почти год изучение жиряков; съемки в инфракрасном свете позволили запечатлеть их «тайную жизнь» в темных пещерах. Алые ибисы — поодиночке и тысячными стаями, «золотые петушки», они же манакины, с их токовищами, гоацины, птенцы которых лазают по деревьям, словно рептилии, цепляясь когтистыми пальцами, — всех их я мог спокойно и дотошно изучать. Затем дошел черед и до сторонящихся человека млекопитающих.
Снимая телесериал «Гайана — страна вод», я жил со своими спутниками в просторной хижине без стен, под крышей из пальмовых листьев, у подножия гор Кануку, где днем и ночью видел, слышал, осязал дождевой лес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
За минувшие с тех пор полтора десятка лет, сопоставляя подлинно первозданного человека с нашей формой Homo sapiens и взяв за мерило некогда всецело естественный образ жизни, я много размышлял над тем, как наш вид формировал свою среду и сам формировался ею. На следующих страницах попытаюсь обрисовать тернистый путь, по которому следовал этот специализированный примат, и наши общий знаменатель человека — тебя, меня и самого первого.
Однако для этого мало отступить назад на несколько десятков тысяч лет. Мы окажемся лишь на этапе, который предваряется долгим рядом изменений у наших предшественников, чья история начиналась более десяти миллионов лет назад. Вот мы и сделаем попытку проследить этот ряд. Почему мы выглядим так, а не иначе; почему наш организм функционирует именно так; каким образом извилистый путь эволюции привел к появлению нынешнего Homo sapiens ? Современное исследование сводится в основном к анализу раздробленных окаменелостей, и очень малое место занимает сопоставление и осмысливание былых стадий развития человека, удивительного результата многообразной мутационной деятельности природы.
Чтобы понимать — и признавать — наших собратьев, важно познать в полном объеме все эти зигзаги, не ограничиваясь бессильным созерцанием смущающего разум многообразия миллиардов землян. Нам следует попытаться понять, какие основные биологические законы управляют нашей жизнью как индивидов и как групповых существ и как эти законы изменялись и теряли силу в нашей все более искусственной среде обитания. Неуживчивость и психические расстройства, террор и преступность — чисто биологическая реакция человечества на серьезные отклонения от первичных условий.
Изучая в комплексе функции нашего организма и известные палеонтологические факты, мы можем составить себе представление об эволюции наших предков и следах пройденного ими пути в тебе и во мне, дорогой читатель.
Так последуй же со мной в экспедицию в прошлое, к нашим древнейшим корням, а начнем мы там, где я некогда вышел на след, — в необозримых девственных лесах Гвианского плоскогорья.
Голым пнем возвышается гора Аутана среди Гвианского плоскогорья в Венесуэле
Глава 1
Биологический калейдоскоп — дождевой лес.
Самый первобытный человек — индеец.
Углубляясь в изучение живой природы, поражаешься тому, как целесообразно развивался каждый организм. Сопровождаемая случайностью постоянная генетическая игра с ее позитивными и негативными мутациями в целом чрезвычайно последовательна. Время отбрасывает ошибки, то есть негативные мутации, тогда как удачи совершенствуют специализацию вида.
Эта специализация, постепенное формирование малейших деталей так, что каждый вид вписывается в ряд других видов, в свою очередь формируемых так, чтобы в мире был обеспечен баланс, очень рано заинтересовала меня.
Двадцать лет, истекших с той поры, как я приступил к документальным съемкам фауны разных уголков мира, явились подлинным калейдоскопом. Я смог тщательно проследить многие природные процессы, лично соприкасаясь с ними, изучать причинные связи в большом и малом, при этом часто в таких регионах, где редко, а то и вовсе не бывали другие исследователи. Мне предоставились богатые возможности наблюдать и осмысливать еще и потому, что для успешных съемок на природе требуется умение выжидать.
Биологу свойственно отдавать предпочтение деталям, специализироваться на какой-то части необъятного зоологического разнообразия. Вот и я стремился сосредоточиться на одной конкретной теме, однако пришлось углубиться и во многие другие, поскольку область моих исследований охватила самые различные части мировой фауны.
Дома, в Швеции, меня поразила замечательная адаптация наших сов к ночному образу жизни, невероятная острота их зрения и слуха. Исследуя стереоскопическое зрение и слуховой аппарат совы, позволяющие ей в полной (для нас) темноте определять местонахождение и расстояние до своей добычи, я не мог не восхищаться чудесным приспособлением этих мягко-крылых духов тьмы.
Но затем мне предоставилась возможность расширить свой кругозор благодаря ковру-самолету телевидения. До той поры мне казалось, что шведской фауны более чем достаточно для любознательного биолога, а тут я вдруг очутился вдали от родины, чтобы снимать животный, мир неизвестного мне уголка. После года близкого знакомства с Тринидадом, особенно с многообразием форм жизни дождевого леса, мне стало совершенно ясно, что я никогда не смогу довольствоваться своей основной темой — совами. Я стал «всеядным».
Кто-то назвал южноамериканский дождевой лес величайшей природной лабораторией мира; я согласен с этим определением. С незапамятных времен здесь царит первозданное единство. Фауна и флора развивались без помех извне, во многом потому, что в прошлом не было центральноамериканского сухопутного моста и южный континент был огражден от вторжения новых преуспевающих видов.
Девственный дебри в сердце Суринама
На мою долю выпала привилегия запечатлеть на пленке это многообразие, создать «фреску» сложного ансамбля млекопитающих, птиц, пресмыкающихся и прочих тварей. С удивлением знакомился я, в частности, с миром колибри, отливающих металлом крохотных совершенных созданий с особой, напоминающей геликоптер, техникой полета, и прилежно снимал их. Своего рода продолжением моих исследований шведских сов стало длившееся почти год изучение жиряков; съемки в инфракрасном свете позволили запечатлеть их «тайную жизнь» в темных пещерах. Алые ибисы — поодиночке и тысячными стаями, «золотые петушки», они же манакины, с их токовищами, гоацины, птенцы которых лазают по деревьям, словно рептилии, цепляясь когтистыми пальцами, — всех их я мог спокойно и дотошно изучать. Затем дошел черед и до сторонящихся человека млекопитающих.
Снимая телесериал «Гайана — страна вод», я жил со своими спутниками в просторной хижине без стен, под крышей из пальмовых листьев, у подножия гор Кануку, где днем и ночью видел, слышал, осязал дождевой лес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65