запястья они для вящей безопасности обмотали тряпками. Байярд был выше ростом и мог достать дальше, но занятия джиу-джитсу выработали у Бродского хорошую реакцию. После нескольких и без того удачных ударов он так шмякнул противника по руке, что тот выронил свою палку.
— Руки, почитай, нету, — констатировал Лемминкяйнен, успевший полностью войти в роль тренера. — Ну ладно... Все равно никому из вас в жизни не стать таким бойцом и героем, как Каукомъели!
Повернувшись, он направился запрягать оленя. Бельфеба потихоньку положила руку на плечо Ши, поскольку того так и подмывало напомнить герою нелицеприятные подробности одного совсем недавнего поединка.
Дневной отрезок пути оказался полной копией утреннего: окружающая обстановка и не думала меняться, оставаясь столь же монотонной — равно как толчки и тряска, сопутствующие их продвижению. Поэтому Ши ничуть не удивился, когда Лемминкяйнен сам предложил пораньше устроить привал. Вместе с Бродским и Байярдом они соорудили из веток и сучьев нечто вроде односкатного треугольного шалаша, в то время как герой с Бельфебой углубились в лес, чтобы разжиться свежей дичью к ужину.
Пока они обгладывали кости каких-то птиц, размером напоминавших курицу, а вкусом куропатку, Лемминкяйнен растолковывал, что поход в Похъёлу он затеял по той причине, что при помощи волшебства вызнал про намечающееся там большое свадебное торжество, на которое его не пригласили.
— Портить людям праздник из-за такой чепухи? — удивился Бродский. — Чего-то я не просеку. Послал бы их подальше, и всех делов!
— Сие уронило бы мою репутацию, — важно ответствовал Лемминкяйнен. — А кроме того, ожидается там великое число колдунов и чародеев, кои будут демонстрировать свое искусство. Много потеряю я, коли не буду при том присутствовать.
Бельфеба сказала:
— Условились мы сопровождать тебя, сэр Лемминкяйнен, и не мыслю я идти на попятный. Но ежели столь велико торжество намеченное и столь много гостей на нем ожидается, невдомек мне, как даже с нашей четверкою управишься ты с задачей своей быстрей и лучше, нежели в одиночку.
Лемминкяйнен раскатисто расхохотался.
— О девица, о Пельфепи, поразмысли-ка получше! Для любого волшебства потребна основа. Располагая тобою и луком твоим, могу поднять я сотни стрелков; с Харолайненом кипучим в ряд выстрою тысячи воинов — но только ежели будете вы у меня под рукою!
— Он прав, детка, — подтвердил Ши. — Старая добрая симпатическая магия. Помню, как-то док Чалмерс меня на этот счет просветил. Что это у тебя там?
Лемминкяйнен успел вытащить из объедков несколько длинных перьев и теперь бережно их разглаживал. На лице его застыло то самое преувеличенно хитрое выражение, которое они уже не раз наблюдали.
— В Похъёле теперь точно знают, что величайший из героев и чародеев все ближе, — сказал он. — Чтоб готовому быть к любым неожиданностям, надобно заранее всем полезным запастись.
Он затолкал перья в один из своих вместительных карманов, поглядел на костер, все ярче разгоравшийся на фоне сгущавшихся сумерек, и завалился спать.
Байярд сказал:
— Мне тут пришло в голову, Гарольд, что магия в этом континууме и с количественной, и с качественной точки зрения заметно превосходит любую другую, о которых ты рассказывал. И если Лемминкяйнен способен превратить тебя в тысячу воинов, что помешает и остальным поступить подобным образом? Я бы сказал, что все это довольно опасная затея.
— Я уже и сам это успел сообразить, — отозвался Ши, тоже устраиваясь на ночлег.
Следующий день оказался полным повторением первого — за тем лишь исключением, что Бродский с Байярдом под утро настолько закоченели, что насилу выбрались из-под меховых одеял, дабы получить очередной урок фехтования, на котором еще до завтрака настоял Лемминкяйнен. В санях ехали молча, но когда они вечером собрались у костра, Лемминкяйнен столь долго развлекал их баснями о своих подвигах, что Ши с Бельфебой предпочли удалиться за пределы слышимости.
Дальше потянулось одно и то же. К пятому дню бойцы на палках достигли такого прогресса, что Лемминкяйнен лично принял участие в тренировке, ловко отправив Бродского в нокаут. Как ни странно, это только улучшило обстановку в компании: детектив зла не держал, а герой весь вечер пребывал в замечательном настроении.
Но едва только наутро они успели тронуться в путь, как Лемминкяйнен вдруг принялся вертеть головой во все стороны, приглядываясь и принюхиваясь.
— Что стряслось? — поинтересовался Ши.
— Чую волшебство — сильное волшебство Похъёлы. Гляди острей, о Вольтерпайарт!
Однако особо острого зрения не понадобилось. Вначале между деревьями проглянуло яркое зарево, а вскоре перед ними открылась и вовсе исключительная картина. Протянувшись откуда-то справа и теряясь за поворотом вдали, перед ними расстилалась глубокая ложбина, похожая на русло пересохшей реки. Но вместо воды ее заполняло некое рубиновое свечение, отчего песок и камни на дне мерцали, словно раскаленный докрасна металл. На противоположной стороне данного феномена высился острый обломок скалы, на котором восседал орел с пляжный домик размером.
Едва только Ши прикрыл лицо от жара, как орел покрутил головой и с любопытством уставился на их компанию.
Натягивать поводья нужды не было — Лось Хийси остановился сам. Лемминкяйнен повернулся к Байярду:
— Что зришь ты, о глаза Охайолы?
— Раскаленные докрасна булыжники, похожие на мостовую в аду, и орла в несколько раз больше натурального. Что-то в глазах рябит... Нет, и то, и другое на месте, все верно.
Гигантская птица не спеша расправила одно крыло.
— О-го-го, — проговорил Ши. — Ты прав, Уолтер. Это...
Бельфеба выскочила из саней, подняла палец, чтобы оценить направление ветра, и принялась снаряжать лук тетивой; Бродский вертел головой, воинственно хорохорясь, но явно не в силах хоть как-то повлиять на ситуацию,
Лемминкяйнен провозгласил:
— Спрячь, Пельфепи, свои стрелы — я и сам, колдун могучий, птицу мерзкую отважу!
Огромный орел тем временем взмыл в воздух.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Кауко, — бросил Ши и выхватил свою шпагу, сознавая, насколько она в такой ситуации не к месту. Длиной она была не больше, чем когти чудовища, и уж всяк тоньше.
Орел кругами набрал высоту и спикировал на них с такой скоростью и мощью, что Байярд только ахнул. Но Лемминкяйнен, не притрагиваясь к своему оружию, довольствовался лишь тем, что швырнул в воздух пригоршню перьев большой куропатки и с пулеметной быстротой выпалил какой-то стишок, слов которого Ши не сумел разобрать.
Перья немедля превратились в стаю куропаток, которая под мотоциклетный треск крыльев косо вильнула в сторону. Орел, уже нависший прямо над ними — Ши разглядел даже, как трепещут растопыренные перья на концах крыльев и хвосте, которыми он балансировал в воздухе, — испустил пронзительный хриплый крик, захлопал крыльями и устремился вслед за стаей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23