Ты еще молод, кровь горячая, заодно утряс бы все дела.
Из сарая слышался стук топора. Михара повернул голову, приложил ладонь к уху.
— Муму старается… Я его тут на путь истинный направляю. Хороший помощник, мне бы такого.
— В смысле? — спросил Чекан.
— Да слова лишнего не скажет, а вот покажи ему пальцем, что надо делать, выполнит, лучше не придумаешь.
И водки, самое главное, не боится, пить умеет почище меня. Я тут в первый вечер, как приехали, устроил банкет, доктор чуть копыта не откинул, а глухонемому хоть бы что, даже не шатался.
Но ни Михаре, ни Чекану даже и в голову не могло прийти, что Муму, о котором они так беззлобно беседовали, сейчас стоит под дверью, приложив к ней ухо, внимательно ловит каждое слово, каждый звук, вздох, слышит каждое прикосновение стаканов друг к Другу, слышит, как водка падает в глотку бандитов. А в сарае стучит топором Пантелеич.
— Я думаю, Чекан, нечего кота тянуть за яйца, завтра же и улетай. Если не завтра, то послезавтра чтобы тебя в Москве не было. Зачем светиться? Ты же не народный артист, чтобы пожинать плоды собственной славы.
— Так ведь денег на покупку еще нет!
— Деньги найдутся. Ты же говорил, есть банкир, кажется, Бирюковский…
— И кстати, он нам обязан.
— Кто контролирует его банк?
— Никто полностью не контролирует, все понемногу.
И эфэсбэшники с ним накоротке, и мы тоже.
— Что, сразу двух мамок сосет? — хмыкнул Михара.
— Да уж, сосет. Ты знаешь, и неплохо у него это получается. Богатый мужичок, дела умеет крутить. Правда, партнера его не так давно грохнули, а может, он сам решил с жизнью распрощаться, — Мерзлова.
Михара насторожился.
— Ты говоришь, партнера грохнули?
— Дело темное, — принялся пояснять Чекан. — Никто толком не знает, что там с ним случилось. Он здесь, в Твери, работал, водкой торговал и всем таким прочим. Деньги под проценты ссуживал, и под очень большие.
— А если не возвращали? — спросил Михара, заглянув в глаза Чекану.
— Если не возвращали, он к нам обращался, и мы ему возвращали сторицей за процент — выбивали.
— Вот оно как… И что же с ним стряслось?
— Нашли его мертвым, в Волге плавал. На похороны съехалось народу не меньше, чем к Данилину. Видный был мужик, многие его знали, многих знал он.
— Не весело все это, — Михара налил водку в стаканы.
Сергей Дорогин стоял под дверью, не шевелясь, боясь вздохнуть. Он разулся и был в носках.
— Погоди, — пружины кровати скрипнули, Михара поднялся.
Дорогин как кошка метнулся в сторону, быстро спустился по ступенькам, абсолютно беззвучно, ни одна половица под его ногами не скрипнула, не вздохнула. Михара, таясь, подошел к двери и резко распахнул ее настежь.
— Или мне показалось, или уже от таблеток глюки начались…
— Про что это ты? — насторожился Чекан.
— Да мне показалось, под дверью какая-то падла дышит.
И тут Михара расхохотался. Он увидел возле лестницы огромного рыже-белого Лютера.
— А, это ты, собачка?
Пес дважды радостно тявкнул.
— Ну, иди сюда, иди.
Лютер, стуча когтями о ступеньки, поднялся и вошел в комнату.
— На, съешь кусочек мяса. Я не ошибся, — Михара тряхнул головой, — никакие не глюки, пес под дверью стоял.
Из сарая слышался стук топора, а может, молотка.
Сергей Дорогин стоял внизу, в гостиной, прижавшись спиной к стене, и переводил дыхание. Он понял, что если бы не убежал, то наверняка Михара его застукал бы, и тогда могло бы произойти все что угодно. Михара мог бы его раскрыть. А то, что он заподозрил бы его в двойной игре и в том, что он никакой не глухонемой, это уж — дважды два.
— Слава Богу, — бормотал Дорогин, — пронесло, пронесло…
Еще дважды Сергей пробирался к двери, отрывками слушая разговор вора в законе и авторитета. Многое прояснялось, но многое оставалось загадочным. Трижды или четырежды Дорогин слышал одну и ту же фамилию, которая ему была ненавистна не меньше, чем прозвище Чекан или имя Савелия Мерзлова. Бирюковский был его заклятым врагом, человеком, повинным в том, что с ним случилось, повинным в гибели его семьи.
— Ну ничего, ничего… — скрежетал зубами Сергей, — скоро все станет на свои места, и вы за все заплатите. Пощады вы не дождетесь!
Дорогин вышел встречать доктора, подъехавшего к воротам на своей машине. Он открыл ворота, Рычагов опустил стекло.
— Слушай, Геннадий, — зашептал Дорогин, размахивая руками, изображая глухонемого, — сделай какой-нибудь укол Михаре, пусть он целую ночь проспит, чтоб и глаз не открыл.
— Какой еще укол? Ты что, с ума сошел?
— Ну подсыпь ему что-нибудь.
— Ничего не могу подсыпать. Рискованно.
— Надо, надо!
— Зачем? — возясь с машиной возле ворот, спросил доктор.
— Мне надо уехать, этой ночью надо уехать. Обязательно, во что бы то ни стало, и надо так, чтобы Михара ничего не заподозрил. Ты меня понял? От этого зависит наша с тобой жизнь.
— Хорошо, сделаю, что-нибудь придумаю.
Доктор загнал машину в гараж, Муму закрыл ворота.
Борис сидел в гостиной перед телевизором, и жуя огромный бутерброд, который для него сделал Муму. Он уже поспал, даже вздремнул в кресле.
Доктор вошел, распространяя запах свежего воздуха и запах больницы — спирта, эфира и еще какой-то терпкий запах, присущий лечебницам всего мира. Чем конкретно пахнет, определить невозможно. Но, даже столкнувшись с человеком в автобусе или троллейбусе, можно безошибочно определить, что этот пахнущий человек совсем недавно покинул больницу.
Чекан и Михара вышли к доктору.
— О, наш спаситель и благодетель! — Чекан за руку поздоровался с Рычаговым. — Ну как наш больной, не досаждает тебе?
— Да нет, нормально. Владимир Иванович — мужик что надо, только мои предписания не выполняет. Я ему говорю, что на время лечения от алкоголя лучше воздержаться, а он не слушает. Ты уж ему скажи, — обратился доктор к Чекану.
Тот пожал плечами, понимая, что бы он ни говорил Михаре, тот вряд ли станет его слушать. У того голова своя на плечах, и соображает она получше, чем голова Чекана.
— Значит, так, Владимир Иванович, — каким-то нагловатым, начальственным голосом произнес доктор Рычагов, — я тут привез лекарство, снимает ревматические боли… — и дальше Рычагов заговорил по-профессиональному, перемежая русский язык с латынью, придавая своим словам больший вес. Из всего сказанного и Чекан, и Михара поняли лишь то, что Владимиру Ивановичу, то есть Михаре, надо сделать два укола, что лекарство очень дорогое, редкое, доставлено в Россию по гуманитарной помощи то ли из Германии, то ли из Бельгии, и доктор, собственно говоря, привез эти уколы специально для Михары, для своего гостя и пациента.
Михара пожал широкими плечами:
— А это, доктор, с алкоголем стыкуется?
— С алкоголем — нормально. Вреда не будет, и хуже вам, Владимир Иванович, не станет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Из сарая слышался стук топора. Михара повернул голову, приложил ладонь к уху.
— Муму старается… Я его тут на путь истинный направляю. Хороший помощник, мне бы такого.
— В смысле? — спросил Чекан.
— Да слова лишнего не скажет, а вот покажи ему пальцем, что надо делать, выполнит, лучше не придумаешь.
И водки, самое главное, не боится, пить умеет почище меня. Я тут в первый вечер, как приехали, устроил банкет, доктор чуть копыта не откинул, а глухонемому хоть бы что, даже не шатался.
Но ни Михаре, ни Чекану даже и в голову не могло прийти, что Муму, о котором они так беззлобно беседовали, сейчас стоит под дверью, приложив к ней ухо, внимательно ловит каждое слово, каждый звук, вздох, слышит каждое прикосновение стаканов друг к Другу, слышит, как водка падает в глотку бандитов. А в сарае стучит топором Пантелеич.
— Я думаю, Чекан, нечего кота тянуть за яйца, завтра же и улетай. Если не завтра, то послезавтра чтобы тебя в Москве не было. Зачем светиться? Ты же не народный артист, чтобы пожинать плоды собственной славы.
— Так ведь денег на покупку еще нет!
— Деньги найдутся. Ты же говорил, есть банкир, кажется, Бирюковский…
— И кстати, он нам обязан.
— Кто контролирует его банк?
— Никто полностью не контролирует, все понемногу.
И эфэсбэшники с ним накоротке, и мы тоже.
— Что, сразу двух мамок сосет? — хмыкнул Михара.
— Да уж, сосет. Ты знаешь, и неплохо у него это получается. Богатый мужичок, дела умеет крутить. Правда, партнера его не так давно грохнули, а может, он сам решил с жизнью распрощаться, — Мерзлова.
Михара насторожился.
— Ты говоришь, партнера грохнули?
— Дело темное, — принялся пояснять Чекан. — Никто толком не знает, что там с ним случилось. Он здесь, в Твери, работал, водкой торговал и всем таким прочим. Деньги под проценты ссуживал, и под очень большие.
— А если не возвращали? — спросил Михара, заглянув в глаза Чекану.
— Если не возвращали, он к нам обращался, и мы ему возвращали сторицей за процент — выбивали.
— Вот оно как… И что же с ним стряслось?
— Нашли его мертвым, в Волге плавал. На похороны съехалось народу не меньше, чем к Данилину. Видный был мужик, многие его знали, многих знал он.
— Не весело все это, — Михара налил водку в стаканы.
Сергей Дорогин стоял под дверью, не шевелясь, боясь вздохнуть. Он разулся и был в носках.
— Погоди, — пружины кровати скрипнули, Михара поднялся.
Дорогин как кошка метнулся в сторону, быстро спустился по ступенькам, абсолютно беззвучно, ни одна половица под его ногами не скрипнула, не вздохнула. Михара, таясь, подошел к двери и резко распахнул ее настежь.
— Или мне показалось, или уже от таблеток глюки начались…
— Про что это ты? — насторожился Чекан.
— Да мне показалось, под дверью какая-то падла дышит.
И тут Михара расхохотался. Он увидел возле лестницы огромного рыже-белого Лютера.
— А, это ты, собачка?
Пес дважды радостно тявкнул.
— Ну, иди сюда, иди.
Лютер, стуча когтями о ступеньки, поднялся и вошел в комнату.
— На, съешь кусочек мяса. Я не ошибся, — Михара тряхнул головой, — никакие не глюки, пес под дверью стоял.
Из сарая слышался стук топора, а может, молотка.
Сергей Дорогин стоял внизу, в гостиной, прижавшись спиной к стене, и переводил дыхание. Он понял, что если бы не убежал, то наверняка Михара его застукал бы, и тогда могло бы произойти все что угодно. Михара мог бы его раскрыть. А то, что он заподозрил бы его в двойной игре и в том, что он никакой не глухонемой, это уж — дважды два.
— Слава Богу, — бормотал Дорогин, — пронесло, пронесло…
Еще дважды Сергей пробирался к двери, отрывками слушая разговор вора в законе и авторитета. Многое прояснялось, но многое оставалось загадочным. Трижды или четырежды Дорогин слышал одну и ту же фамилию, которая ему была ненавистна не меньше, чем прозвище Чекан или имя Савелия Мерзлова. Бирюковский был его заклятым врагом, человеком, повинным в том, что с ним случилось, повинным в гибели его семьи.
— Ну ничего, ничего… — скрежетал зубами Сергей, — скоро все станет на свои места, и вы за все заплатите. Пощады вы не дождетесь!
Дорогин вышел встречать доктора, подъехавшего к воротам на своей машине. Он открыл ворота, Рычагов опустил стекло.
— Слушай, Геннадий, — зашептал Дорогин, размахивая руками, изображая глухонемого, — сделай какой-нибудь укол Михаре, пусть он целую ночь проспит, чтоб и глаз не открыл.
— Какой еще укол? Ты что, с ума сошел?
— Ну подсыпь ему что-нибудь.
— Ничего не могу подсыпать. Рискованно.
— Надо, надо!
— Зачем? — возясь с машиной возле ворот, спросил доктор.
— Мне надо уехать, этой ночью надо уехать. Обязательно, во что бы то ни стало, и надо так, чтобы Михара ничего не заподозрил. Ты меня понял? От этого зависит наша с тобой жизнь.
— Хорошо, сделаю, что-нибудь придумаю.
Доктор загнал машину в гараж, Муму закрыл ворота.
Борис сидел в гостиной перед телевизором, и жуя огромный бутерброд, который для него сделал Муму. Он уже поспал, даже вздремнул в кресле.
Доктор вошел, распространяя запах свежего воздуха и запах больницы — спирта, эфира и еще какой-то терпкий запах, присущий лечебницам всего мира. Чем конкретно пахнет, определить невозможно. Но, даже столкнувшись с человеком в автобусе или троллейбусе, можно безошибочно определить, что этот пахнущий человек совсем недавно покинул больницу.
Чекан и Михара вышли к доктору.
— О, наш спаситель и благодетель! — Чекан за руку поздоровался с Рычаговым. — Ну как наш больной, не досаждает тебе?
— Да нет, нормально. Владимир Иванович — мужик что надо, только мои предписания не выполняет. Я ему говорю, что на время лечения от алкоголя лучше воздержаться, а он не слушает. Ты уж ему скажи, — обратился доктор к Чекану.
Тот пожал плечами, понимая, что бы он ни говорил Михаре, тот вряд ли станет его слушать. У того голова своя на плечах, и соображает она получше, чем голова Чекана.
— Значит, так, Владимир Иванович, — каким-то нагловатым, начальственным голосом произнес доктор Рычагов, — я тут привез лекарство, снимает ревматические боли… — и дальше Рычагов заговорил по-профессиональному, перемежая русский язык с латынью, придавая своим словам больший вес. Из всего сказанного и Чекан, и Михара поняли лишь то, что Владимиру Ивановичу, то есть Михаре, надо сделать два укола, что лекарство очень дорогое, редкое, доставлено в Россию по гуманитарной помощи то ли из Германии, то ли из Бельгии, и доктор, собственно говоря, привез эти уколы специально для Михары, для своего гостя и пациента.
Михара пожал широкими плечами:
— А это, доктор, с алкоголем стыкуется?
— С алкоголем — нормально. Вреда не будет, и хуже вам, Владимир Иванович, не станет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85