Бой, впрочем, был коротким — менты поняли, что взять штурмом дом не удается, и отступили…
Вот в таких условиях начиналась служба Игоря Широкова.
После смерти бровеносца Брежнева Генсеком стал Андропов. Широков-старший сказал младшему:
— Теперь Юрий порядок в стране наведет! «Шестерка» обойдется и без тебя, Игорь… Не пора ли переходить в ПГУ, капитан?
— Пора, товарищ генерал-майор, — ответил младший. Отец уже сильно болел, ушел на пенсию, но с переводом в ПГУ помог. В январе восемьдесят третьего капитан Широков впервые вошел в «трилистник» главного здания ПГУ в подмосковном Ясенево. Он работал в Балканском секторе. Работал хорошо, честно и ощущал себя на своем месте… Вероятно, это были лучшие годы его жизни. Он стал чекистом. Настоящим чекистом. Он знал, что его работа приносит несомненную пользу державе и ни на йоту не сомневался, что держава будет только крепнуть.
…В восемьдесят четвертом умер Андропов. Его правление было совсем коротким — менее полутора лет — и переломить ситуацию в стране Юрий Владимирович не смог. А в восемьдесят пятом на кремлевскую лужайку вылез Горби. Посидел маленько, испуганный: господи, чего это я — никак Генсек? Ой, ой, караул!… Но СУПРУГА за рукав дернула: давай, мол, Миша. Миша снял шляпу, явил миру кляксу на лысине (бабки крестились: меченый… меченый, антихрист! Погубит нас всех… Правы бабки-то оказались) и пошел трещать… Натрещал, блядь, кот блудливый! Морда в сметане, глазенки бегают, и нашим хочется дать и вашим. Вот его все подряд и поимели — и наши, и ваши.
…А ведь не смешно, не смешно. Похабно. И чекисту Широкову было похабно. На глазах рушился советский строй — нелепый, истощенный, покрытый раковыми опухолями, но… родной.
В девяносто первом застрелился отец. Его терзали боли в позвоночнике, но с этим он справлялся. А вот с позором справиться не смог… Игорь Широков тоже переменился враз. Все то, чему он служил, было оболгано фарцовщиками и ворами. Организация, в которой он служил, названа преступной и разорвана на части.
У Игоря Широкова уже был свой знак «Почетный сотрудник госбезопасности»… Но не было ни КГБ, ни СССР. Для профессионального — потомственного! — чекиста это был крах! Личный крах подполковника Широкова.
Назначение на пост руководителя разведки штатского человека, академика Прямикова, Игорь воспринял как попытку еще больше унизить разведку. Он не запил, не подал рапорт об отставке — продолжал работать… Но он уже перегорел. Окончательный перелом произошел в девяносто втором. Широкову удалось добыть доказательства того, что один очень высокопоставленный деятель из ближайшего окружения президента льет секретную экономическую информацию сотруднику иностранной разведки. Доказательства были железными, но уровень чиновника столь высок, что Широков растерялся. Он пошел прямо к Директору. Доложил. Он не знал, как отнесется назначенец Ельцина к тому, что легло на его стол. Реакция Прямикова была простой и четкой.
— Отлично, Игорь Георгиевич, — сказал Директор. — Мы знали, что кто-то льет. И даже догадывались — кто. Но доказательств не было. Теперь они у нас есть. Завтра же я доложу президенту. Не думаю, что президент даст согласие на привлечение предателя к уголовной ответственности, но из правительства мы этого господинчика вышвырнем. Кто еще, кроме нас с вами, в курсе?
— Только мой источник в Совмине, Евгений Максимович.
— Хорошо. Я вас благодарю — отлично сработано. И попрошу вас пока не разглашать эту информацию.
От Прямикова Широков ушел окрыленный. Подумал даже: а может, зря я так скептически к деду отношусь?
Прошла неделя, другая, третья… Предатель-чиновник все также парил на кремлевском небосклоне, каждый день мелькал в телевизоре. Прямиков Широкова к себе не вызывал, при случайных встречах в коридорах здоровался… и ничего более. Источник в Совмине доложил, что контакты предателя с иностранным резидентом продолжаются. «Гнида», — подумал Широков о Прямикове.
Он не знал, что Евгений Максимович доложил президенту о предателе. Ельцин изучил доказательства, нахмурился, пожевал губами и сказал:
— Идите, Евгений Максимыч… Я… разберусь.
Прямиков ждал реакции, но ее не было. Спустя неделю он напомнил Ельцину о разговоре. Гарант конституции ответил:
— Я с ним поговорил. Все в порядке.
Прямиков был ошеломлен…
Еще неделю спустя был убит источник Широкова. По версии следствия: забили хулиганы. «Гнида», — подумал Широков о Прямикове. Более он не доверял академику ни на грош. Все вопросы, по возможности, старался решить с одним из его замов, кадровым разведчиком.
…Глубокой ночью двадцать первого сентября девяносто третьего года полковник СВР Игорь Георгиевич Широков сидел, обхватив руками голову, в комнате пансионата на окраине сербского городка. Настроение было — хоть застрелись.
Сквозь щель в шторах за ним наблюдал человек.
Широков встал, вытащил из внутреннего кармана джинсовой куртки видеокассету, долго смотрел на нее, потом достал из шкафа сумку и сунул кассету на дно… Пошел в душевую почистить зубы. Он чистил зубы, смотрел на свое отражение в зеркале и думал: к черту! К черту все это! Вернусь в Москву, швырну им эту кассету… Понятия не имею, что на ней… Швырну им эту кассету и сразу напишу рапорт на увольнение. На какие еще подлости они меня толкнут ради сохранения российско-сербских отношений?
Хватит. Хватит, всему есть предел… Я, в конце концов, офицер разведки, а не наемный убийца… Хотя… хотя… Да будь все проклято!
Когда Игорь вышел из душевой — в кресле сидел Джинн. Джинн сидел, слегка улыбался и вертел в руке зажигалку.
— Олег! — сказал Широков.
— Извини, что без приглашения, полковник.
— Ничего, — спокойно ответил Широков. — Выпьем?
— По глотку, — сказал Джинн, — можно.
— У меня, кстати, есть бутылка отличного виски. В посольстве презентовали… Думал, разольем, когда закончим все дела здесь.
Широков говорил, быстро прикидывая, зачем явился Джинн и как себя вести… В принципе, он знал, зачем пришел Джинн. И даже предполагал, что он придет. И все равно оказался к этому не готов.
Широков поставил на стол бутылку «Джони Уокера», пластмассовые стаканчики, разлил.
— Ну, Олег, за что пьем? — спросил весело.
— В посольстве, говоришь, презентовали? — сказал Джин, разглядывая бутылку.
— Ага… Так за что пьем?
— А гранаты?
— Гранаты?… Не понял, о чем ты.
— Гранаты тебе, полковник, тоже в посольстве презентовали?
— Не понял. Ты что хочешь сказать?
— Да ладно тебе, полковник… А пьем за то, что первым в дом вошел Гойко. Если бы первым вошел Мукусеев — я бы тебя убил, полковник.
***
Связь с Белградом была ужасной, и Мукусеев почти кричал:
— ЧП! Повторяю: ЧП у нас!
— Да что случилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
Вот в таких условиях начиналась служба Игоря Широкова.
После смерти бровеносца Брежнева Генсеком стал Андропов. Широков-старший сказал младшему:
— Теперь Юрий порядок в стране наведет! «Шестерка» обойдется и без тебя, Игорь… Не пора ли переходить в ПГУ, капитан?
— Пора, товарищ генерал-майор, — ответил младший. Отец уже сильно болел, ушел на пенсию, но с переводом в ПГУ помог. В январе восемьдесят третьего капитан Широков впервые вошел в «трилистник» главного здания ПГУ в подмосковном Ясенево. Он работал в Балканском секторе. Работал хорошо, честно и ощущал себя на своем месте… Вероятно, это были лучшие годы его жизни. Он стал чекистом. Настоящим чекистом. Он знал, что его работа приносит несомненную пользу державе и ни на йоту не сомневался, что держава будет только крепнуть.
…В восемьдесят четвертом умер Андропов. Его правление было совсем коротким — менее полутора лет — и переломить ситуацию в стране Юрий Владимирович не смог. А в восемьдесят пятом на кремлевскую лужайку вылез Горби. Посидел маленько, испуганный: господи, чего это я — никак Генсек? Ой, ой, караул!… Но СУПРУГА за рукав дернула: давай, мол, Миша. Миша снял шляпу, явил миру кляксу на лысине (бабки крестились: меченый… меченый, антихрист! Погубит нас всех… Правы бабки-то оказались) и пошел трещать… Натрещал, блядь, кот блудливый! Морда в сметане, глазенки бегают, и нашим хочется дать и вашим. Вот его все подряд и поимели — и наши, и ваши.
…А ведь не смешно, не смешно. Похабно. И чекисту Широкову было похабно. На глазах рушился советский строй — нелепый, истощенный, покрытый раковыми опухолями, но… родной.
В девяносто первом застрелился отец. Его терзали боли в позвоночнике, но с этим он справлялся. А вот с позором справиться не смог… Игорь Широков тоже переменился враз. Все то, чему он служил, было оболгано фарцовщиками и ворами. Организация, в которой он служил, названа преступной и разорвана на части.
У Игоря Широкова уже был свой знак «Почетный сотрудник госбезопасности»… Но не было ни КГБ, ни СССР. Для профессионального — потомственного! — чекиста это был крах! Личный крах подполковника Широкова.
Назначение на пост руководителя разведки штатского человека, академика Прямикова, Игорь воспринял как попытку еще больше унизить разведку. Он не запил, не подал рапорт об отставке — продолжал работать… Но он уже перегорел. Окончательный перелом произошел в девяносто втором. Широкову удалось добыть доказательства того, что один очень высокопоставленный деятель из ближайшего окружения президента льет секретную экономическую информацию сотруднику иностранной разведки. Доказательства были железными, но уровень чиновника столь высок, что Широков растерялся. Он пошел прямо к Директору. Доложил. Он не знал, как отнесется назначенец Ельцина к тому, что легло на его стол. Реакция Прямикова была простой и четкой.
— Отлично, Игорь Георгиевич, — сказал Директор. — Мы знали, что кто-то льет. И даже догадывались — кто. Но доказательств не было. Теперь они у нас есть. Завтра же я доложу президенту. Не думаю, что президент даст согласие на привлечение предателя к уголовной ответственности, но из правительства мы этого господинчика вышвырнем. Кто еще, кроме нас с вами, в курсе?
— Только мой источник в Совмине, Евгений Максимович.
— Хорошо. Я вас благодарю — отлично сработано. И попрошу вас пока не разглашать эту информацию.
От Прямикова Широков ушел окрыленный. Подумал даже: а может, зря я так скептически к деду отношусь?
Прошла неделя, другая, третья… Предатель-чиновник все также парил на кремлевском небосклоне, каждый день мелькал в телевизоре. Прямиков Широкова к себе не вызывал, при случайных встречах в коридорах здоровался… и ничего более. Источник в Совмине доложил, что контакты предателя с иностранным резидентом продолжаются. «Гнида», — подумал Широков о Прямикове.
Он не знал, что Евгений Максимович доложил президенту о предателе. Ельцин изучил доказательства, нахмурился, пожевал губами и сказал:
— Идите, Евгений Максимыч… Я… разберусь.
Прямиков ждал реакции, но ее не было. Спустя неделю он напомнил Ельцину о разговоре. Гарант конституции ответил:
— Я с ним поговорил. Все в порядке.
Прямиков был ошеломлен…
Еще неделю спустя был убит источник Широкова. По версии следствия: забили хулиганы. «Гнида», — подумал Широков о Прямикове. Более он не доверял академику ни на грош. Все вопросы, по возможности, старался решить с одним из его замов, кадровым разведчиком.
…Глубокой ночью двадцать первого сентября девяносто третьего года полковник СВР Игорь Георгиевич Широков сидел, обхватив руками голову, в комнате пансионата на окраине сербского городка. Настроение было — хоть застрелись.
Сквозь щель в шторах за ним наблюдал человек.
Широков встал, вытащил из внутреннего кармана джинсовой куртки видеокассету, долго смотрел на нее, потом достал из шкафа сумку и сунул кассету на дно… Пошел в душевую почистить зубы. Он чистил зубы, смотрел на свое отражение в зеркале и думал: к черту! К черту все это! Вернусь в Москву, швырну им эту кассету… Понятия не имею, что на ней… Швырну им эту кассету и сразу напишу рапорт на увольнение. На какие еще подлости они меня толкнут ради сохранения российско-сербских отношений?
Хватит. Хватит, всему есть предел… Я, в конце концов, офицер разведки, а не наемный убийца… Хотя… хотя… Да будь все проклято!
Когда Игорь вышел из душевой — в кресле сидел Джинн. Джинн сидел, слегка улыбался и вертел в руке зажигалку.
— Олег! — сказал Широков.
— Извини, что без приглашения, полковник.
— Ничего, — спокойно ответил Широков. — Выпьем?
— По глотку, — сказал Джинн, — можно.
— У меня, кстати, есть бутылка отличного виски. В посольстве презентовали… Думал, разольем, когда закончим все дела здесь.
Широков говорил, быстро прикидывая, зачем явился Джинн и как себя вести… В принципе, он знал, зачем пришел Джинн. И даже предполагал, что он придет. И все равно оказался к этому не готов.
Широков поставил на стол бутылку «Джони Уокера», пластмассовые стаканчики, разлил.
— Ну, Олег, за что пьем? — спросил весело.
— В посольстве, говоришь, презентовали? — сказал Джин, разглядывая бутылку.
— Ага… Так за что пьем?
— А гранаты?
— Гранаты?… Не понял, о чем ты.
— Гранаты тебе, полковник, тоже в посольстве презентовали?
— Не понял. Ты что хочешь сказать?
— Да ладно тебе, полковник… А пьем за то, что первым в дом вошел Гойко. Если бы первым вошел Мукусеев — я бы тебя убил, полковник.
***
Связь с Белградом была ужасной, и Мукусеев почти кричал:
— ЧП! Повторяю: ЧП у нас!
— Да что случилось?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78