Кирпичи с грохотом полетели по коридору, ударяя по каменщикам, которые, видать, собрались уже мыть руки, а Егор невозмутимо проговорил:
— Вы забыли снять наручники, — и потряс ушибленной ногой, которой разворотил стену.
Старушки осуждающе закачали головами, а дуболомы недоуменно переглянулись, не зная, как поступить в такой ситуации: то ли бить Егора, то ли заново укладывать стену. Наконец они принялись собирать кирпичи, что-то бормоча под нос, видимо матерясь, а старушки резво побежали с носилками за раствором. Инвалиды, мать их!
— Вы забыли про наручники, — напомнил он им. — Снимите, и я не буду больше ломать. А то ведь так никогда и не построите, — пригрозил он, усмехнувшись, и протянул в проем руки. — Давайте, братишки, вы же меня не боитесь, правда? Что я могу сделать за стеной? Смелее, ну!
И эти тупоголовые мужики клюнули. Завхоз вытащил ключ и нехотя снял наручники, аккуратно сунув их себе в карман. Егор растёр руки и уже спокойно сел на свой стул, не обращая более внимания на старания добросовестных слуг Закревского. Но конец несчастьям ещё не наступил. Кассир перелез через остатки стены, подошёл к стулу, на котором стояла лампа, и понёс её из комнаты, буркнув:
— Хорошо, что ты стену сломал, а то бы забыли.
Минут через двадцать комната погрузилась в непроницаемую темень. Пока ещё был свет, Егор перебрался поближе к Светлане, сев рядом с ней на тахту, чтобы удобнее было общаться и в случае чего защитить безучастное ко всему создание. Теперь им предстояло провести здесь как минимум сутки, а может быть, и всю оставшуюся жизнь, то есть попросту умереть от голода в этом каменном мешке. Но он знал, что события должны развернуться этой ночью, потому что Семён Карлович говорил о полнолунии. Значит, нужно ждать и быть готовым ко всему, в том числе и к чертовщине, от одной мысли о которой его начинало трясти. Он слышал частое дыхание Светланы, но не решался протянуть руку и успокоить её — не знал, как она отреагирует. После увиденного у неё дома и того, что она сотворила с Валерой, он начал немного побаиваться свою бывшую любовницу. Он достал из кармана фонарик и включил. Лучик прорезал темноту и упёрся в стену, у которой стояли стулья.
— Что это? — услышал он испуганный голос девушки.
— Фонарик твоего мужа, — весело ответил он, стараясь не подавать вида, что и сам боится. — Я его случайно обнаружил. Как думаешь, он нам пригодится?
— Не знаю, я ничего не знаю, — бесконечно усталым голосом произнесла она, — мне уже на все наплевать, пусть делают что хотят.
— Это ты брось. Мы ещё покувыркаемся! — рассмеялся он, чувствуя, как от её слов по коже забегали мурашки. — Скажи, что ты о них знаешь? Не могу же я бороться с ними с завязанными глазами. Чего они от тебя хотят?
Она молчала, но дыхание её участилось.
— Сволочи они! — зло бросила она наконец. — Ненавижу!
— Ты погоди ругаться, остынь, нам сейчас спокойствие нужно, — мягко проговорил он. — Ты это… меня не укусишь, если я до тебя дотронусь?
— Нет, не волнуйся. По крайней мере пока это мне не грозит, до встречи с этим ублюдком Закревским. И выключи фонарик — батарейки сядут.
В голосе её мелькнули живые нотки, и он воспрял духом: значит, она не совсем ещё свихнулась и сможет ему помочь! Пересев к ней поближе, он нащупал в темноте её плечи и обнял, стараясь не делать резких движений. Она доверчиво склонила голову ему на плечо, и он почувствовал лёгкое волнение, совсем как тогда, когда они целовались на брудершафт. Но он тут же взял себя в руки — ещё не хватало заняться здесь любовью, когда кругом враги и родина в опасности. Вот победим, а тогда уж можно и… Он тряхнул головой, отбрасывая глупые мысли, и спросил:
— Ты можешь мне все рассказать? Я ведь из-за тебя пострадал… как-никак. Хотелось бы знать, за что. Я понимаю, что не смог выполнить твою просьбу и не сохранил твою душу, но, заметь, я не претендую на вознаграждение, мне ничего от тебя не нужно…
— Что ты несёшь, Егор? — усмехнулась она с горечью. — Нам с тобой теперь не об этом нужно думать. Выбраться бы отсюда нормальными, а там уж посмотрим, кто кому должен.
— Нормальными? — удивился он. — Ты полагаешь, что нам угрожает не смерть, а всего лишь сумасшествие?
— Свою судьбу я — то уже знаю и смирилась, а вот тебе ещё предстоит. Понятия не имею, зачем ты им понадобился.
— Итак, — начал он раздражаться, — я уже в восьмисотый раз прошу: расскажи мне обо всем. Или я за себя не отвечаю.
— Увы, Егорушка, теперь я тем более не могу этого сделать. Вот если бы у нас с тобой все получилось, тогда бы рассказала, а сейчас уже не могу. Вернее, могла бы, если бы была уверена, что… — она вздохнула, — что ты отсюда живым или нормальным не выйдешь.
— Что?! — взвился он, оттолкнув её от себя. — Ты спятила? Что вы меня тут все за идиота какого-то держите? Тебе-то мой труп зачем понадобился? — Он схватился за голову и замычал, раскачиваясь в стороны. — Мама родная, куда я попал?! Бляха муха!..
— Да не убивайся ты так, — ласково сказала она. — Я же не виновата, что так случилось. Я ведь тебя предупреждала. Пойми, мне теперь дальше жить нужно, пусть даже и такой, какой меня сделают, но если ты будешь об этом знать, то рано или поздно проболтаешься — и мне конец. Зачем же мне самой себе могилу рыть?
— Значит, если я правильно понял, — обиженно процедил он, — ты заинтересована в моей смерти, так?
— Ну почему же, — неуверенно произнесла она, — может, тебя просто лишат памяти или разума — это им решать. Но убивать вовсе не обязательно. Ты пойми, глупый, я уже почти одна из них, мне некуда деваться отсюда, сам видел, что нас замуровали. Если бы ты им не попался, то ничего бы не было сейчас…
— Ну-ка погоди, миленькая! — воскликнул он, поражённый страшной догадкой. — Объясни-ка мне одну вещь. Допустим, что все прошло бы удачно, я продержался положенное время и они убрались отсюда — что бы тогда со мной было? Я бы пришёл к тебе, как сегодня Валерка, и ты бы меня… Господи, спаси и сохрани! Ты ведь сожрала бы меня! Жаль, что было темно и он не мог видеть её глаз, а то бы испугался — сколько в них застыло отчаяния и боли.
— Что ж ты молчишь, благодетельница? — с сарказмом спросил он. — То-то, я смотрю, с такой лёгкостью рассыпала передо мной золотые горы, знала, видать, что мне все равно не жить. Ну, скажи что-нибудь!
— А что мне оставалось делать, — поникшим голосом прошептала она. — Лучше пусть один человек погибнет, чем потом многие…
— Ну, спасибо тебе, родная! Успокоила ты меня перед смертью. Ну-ка, девочка, выкладывай мне все, иначе я тебя сам сейчас разорву! — грозно прорычал он, приблизив к ней лицо и тряхнув руками за плечи.
— Пусти, ненормальный! — взвизгнула она, оттолкнув его руки. — Давай мы ещё с тобой поругаемся, и Закревский просто описается от радости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49