Что там, я не знаю. Об этом вы должны знать сами. Ну а до границы рукой подать. Форму не снимайте, а то наши могут подбить.
Проводник исчез в гуще деревьев.
— Не нравится мне все это, — заметил Угрюмый. — Что-то тут не чисто.
— А точнее, слишком чисто! — поправил Савелий. — И слишком тихо. Не похоже на войну. Ни одного выстрела в течение всей дороги.
— В штаны наделали? — возмутился Вихров. — Может быть, вернемся в Москву?
Там чаще стреляют. Ни одного подъезда без следов крови не осталось.
— Далековато возвращаться, командир, — сказал бритый здоровяк в капитанских погонах на пятнистой униформе. — Граница ближе. Оружие есть — прорвемся в случае чего.
Группа двинулась дальше. Люди устали от долгого перехода, но никто не заикался об отдыхе. Они спешили.
Через пару километров они напоролись на засаду. Чумазые автоматчики вынырнули из кустов, словно голуби из цилиндра фокусника.
— Тихо, ребята, свои.
— Пароль.
— Ракета.
— Куда направляетесь?
— Спроси у своего капитана, сержант. А сейчас веди нас к Свиридову.
И тут прошло все гладко. Команда обедала. Свиридов сидел среди солдат и пригласил к трапезе гостей. Подкрепились. Затем Свиридов вызвал прапорщика и сказал:
— Проводишь разведку к третьему квадрату и отдашь им это.
Он сунул руку в палатку и вытащил небольшой рюкзак.
— На месте отдашь, подполковнику в руки.
И снова дорога, лес, горы, тропы и, наконец, открытое поле. Прапорщик остановился у опушки.
— Приказ выполнен.
— Что там, за полем? — спросил Угрюмый. — Слишком оно горбатое, за холмом не видно.
— Граница. Берите рюкзак, товарищ подполковник.
Вихров сделал шаг вперед, но Угрюмый придержал его за рукав.
— Не торопись, Костя. Я сам гляну.
К прапорщику подошел Угрюмый и еще двое из команды Вихрова.
— А ну-ка, дружок, давай вместе глянем на гостинец твоего начальника. Открывай.
Прапорщик улыбнулся:
— Понятное дело. Разведка есть разведка.
Он присел на корточки и потянул за узел шнурка Раздался мощный взрыв.
Солнце катилось к закату, когда Вихров пришел в себя. Тихо. Он ощупал свое тело и нигде не почувствовал боли. Приподнявшись на локти, подполковник осмотрелся. Вокруг лежали разорванные в клочья части человеческих тел.
— Угрюмый! Савелий!
Он кричал, но не слышал собственного голоса.
— Сука! Продал нас, гнида! Если выживу, башки тебе не сносить, банкир!
— Угрюмый! Ты жив?
Тот что-то ответил, но Вихров его не слышал. Помогая друг другу, они поднялись на ноги.
— Ладно, приятель, слезы лить после будем, а сейчас уходить надо, — сказал Вихров, не ожидая ответа, который он все равно не услышал бы.
Подполковник посмотрел на приятеля и увидел окровавленное плечо.
— Идти можешь? Кивни, меня контузило.
Угрюмый едва держался на ногах, но кивнул утвердительно.
— Вперед, я за тобой.
— А иначе и быть не может, — прошептал Угрюмый.
Он первый вышел на поле и тяжело зашагал в сторону границы. Вихров выжидал. Когда тот отошел на два десятка метров, подполковник двинулся следом.
Он успел пройти не больше трех метров, как раздался следующий взрыв. Угрюмый исчез. На его месте осталась дымящаяся воронка.
Вихров лежал лицом к земле и не шевелился. Вот почему они не охраняют эти ворота. Дорога открыта. Гуляй, сколько судьбе твоей вздумается. Чирк ножкой о растяжку — и поминай как звали.
Так он лежал до темноты. Где-то вдалеке послышались залпы орудий.
— Черт! Я слышу! Слышу! Значит, я жив. Ноги, голова, руки, глаза, уши — все на месте. Нет, костлявая, рано ты свои грабли ко мне тянешь. Мы еще пошумим.
Вихров поднялся на ноги и побрел назад к лесу. Взошла луна. Он видел под ногами протоптанную тропу.
— Черт с ними, с деньгами. Немного оклемаюсь и все равно уйду. Теперь меня не остановишь.
Но его остановили. Они вырастали, как грибы из земли. Один, второй, третий. Считать не имело смысла. Его окружили. Черные, бородатые, обвешанные оружием. Не люди, а дикари.
— Заблудился, подполковник? — прозвучал хриплый голос с акцентом. — Автомат на землю, руки за голову!
Вихров выполнил приказ.
— И сколько же мы за него получим? — спросил другой голос.
— Дырку от бублика, — сжав зубы, процедил Вихров.
Только он один знал, что нет на земле такого человека, который готов заплатить за его жизнь хотя бы гнутую медяшку.
***
— Ну как? — спросила жена. — Моя мечта сбылась!
Сорокин склонил голову набок и одобрительно протянул:
— Красиво, конечно. Любишь ты деньгами сорить, лапуля.
Он сказал это мягко и нежно. В шестьдесят лет не принято возражать сорокалетним женам.
— Теперь с ванной покончено. Осталась лоджия. У меня есть хорошая задумка.
— Не возражаю.
Сорокин вышел из ванной и прошел в столовую. Он ел свой завтрак и смотрел телевизор. Он знал о вчерашнем сообщении, но передачу смог увидеть только сейчас — утром шел повтор. Милая журналистка в погонах капитана милиции с должным обаянием вещала с экрана о криминальных новостях.
"…Соседи по площадке почувствовали смердящий запах, доносившийся из квартиры, и сообщили об этом в милицию. Дверь пришлось взламывать. Когда сотрудники правопорядка проникли вовнутрь, их ждала неприглядная картина.
Сорокалетняя Лидия Сарафанова лежала посреди кухни мертвой. По мнению экспертов, у женщины сломаны шейные позвонки. Судя по разложению, труп пролежал в квартире не менее недели. По убеждению следственной бригады, смерть носит насильственный характер. Муж Сарафановой, с которым она проживала, в доме отсутствовал. По словам соседей, он находится в отъезде более месяца.
Обстоятельства гибели выясняются. Начато расследование…"
Сорокин поставил пустую чашку на стол.
— Посмотрим, что вы теперь нам скажете, господин финансист. Это только начало.
Жена заглянула в комнату.
— Машина за тобой пришла. Что сказать охране?
— Я еще не брился. Пусть ждут.
Спустя десять минут Сорокин в сопровождении четырех человек спустился и сел в подогнанный к подъезду лимузин. Он торопился. Через полчаса ему предстояло выступать с высокой трибуны с докладом.
День тяжелый, ответственный, но очень важный. Если доклад пройдет удачно, то перед ним откроются новые перспективы. Это радовало. Каждое новое кресло стояло на ступень выше. А ступеней осталось не очень много. Скоро вершина. Та самая, о которой мечтает любой политик и аппаратчик.
Все шло как по маслу. Он вышел на трибуну под аплодисменты. Начал красиво и задористо. Хвалил и критиковал. Всего в меру. Рассказывал о перспективах и приводил нужные аргументы, но вдруг начал спотыкаться на словах, и его качнуло.
Зрители первых рядов ахнули. Сквозь поры лица докладчика начали выступать капельки крови. Он этого не видел и не понимал, что с ним происходит. Голова кружилась, а ноги стали подкашиваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
Проводник исчез в гуще деревьев.
— Не нравится мне все это, — заметил Угрюмый. — Что-то тут не чисто.
— А точнее, слишком чисто! — поправил Савелий. — И слишком тихо. Не похоже на войну. Ни одного выстрела в течение всей дороги.
— В штаны наделали? — возмутился Вихров. — Может быть, вернемся в Москву?
Там чаще стреляют. Ни одного подъезда без следов крови не осталось.
— Далековато возвращаться, командир, — сказал бритый здоровяк в капитанских погонах на пятнистой униформе. — Граница ближе. Оружие есть — прорвемся в случае чего.
Группа двинулась дальше. Люди устали от долгого перехода, но никто не заикался об отдыхе. Они спешили.
Через пару километров они напоролись на засаду. Чумазые автоматчики вынырнули из кустов, словно голуби из цилиндра фокусника.
— Тихо, ребята, свои.
— Пароль.
— Ракета.
— Куда направляетесь?
— Спроси у своего капитана, сержант. А сейчас веди нас к Свиридову.
И тут прошло все гладко. Команда обедала. Свиридов сидел среди солдат и пригласил к трапезе гостей. Подкрепились. Затем Свиридов вызвал прапорщика и сказал:
— Проводишь разведку к третьему квадрату и отдашь им это.
Он сунул руку в палатку и вытащил небольшой рюкзак.
— На месте отдашь, подполковнику в руки.
И снова дорога, лес, горы, тропы и, наконец, открытое поле. Прапорщик остановился у опушки.
— Приказ выполнен.
— Что там, за полем? — спросил Угрюмый. — Слишком оно горбатое, за холмом не видно.
— Граница. Берите рюкзак, товарищ подполковник.
Вихров сделал шаг вперед, но Угрюмый придержал его за рукав.
— Не торопись, Костя. Я сам гляну.
К прапорщику подошел Угрюмый и еще двое из команды Вихрова.
— А ну-ка, дружок, давай вместе глянем на гостинец твоего начальника. Открывай.
Прапорщик улыбнулся:
— Понятное дело. Разведка есть разведка.
Он присел на корточки и потянул за узел шнурка Раздался мощный взрыв.
Солнце катилось к закату, когда Вихров пришел в себя. Тихо. Он ощупал свое тело и нигде не почувствовал боли. Приподнявшись на локти, подполковник осмотрелся. Вокруг лежали разорванные в клочья части человеческих тел.
— Угрюмый! Савелий!
Он кричал, но не слышал собственного голоса.
— Сука! Продал нас, гнида! Если выживу, башки тебе не сносить, банкир!
— Угрюмый! Ты жив?
Тот что-то ответил, но Вихров его не слышал. Помогая друг другу, они поднялись на ноги.
— Ладно, приятель, слезы лить после будем, а сейчас уходить надо, — сказал Вихров, не ожидая ответа, который он все равно не услышал бы.
Подполковник посмотрел на приятеля и увидел окровавленное плечо.
— Идти можешь? Кивни, меня контузило.
Угрюмый едва держался на ногах, но кивнул утвердительно.
— Вперед, я за тобой.
— А иначе и быть не может, — прошептал Угрюмый.
Он первый вышел на поле и тяжело зашагал в сторону границы. Вихров выжидал. Когда тот отошел на два десятка метров, подполковник двинулся следом.
Он успел пройти не больше трех метров, как раздался следующий взрыв. Угрюмый исчез. На его месте осталась дымящаяся воронка.
Вихров лежал лицом к земле и не шевелился. Вот почему они не охраняют эти ворота. Дорога открыта. Гуляй, сколько судьбе твоей вздумается. Чирк ножкой о растяжку — и поминай как звали.
Так он лежал до темноты. Где-то вдалеке послышались залпы орудий.
— Черт! Я слышу! Слышу! Значит, я жив. Ноги, голова, руки, глаза, уши — все на месте. Нет, костлявая, рано ты свои грабли ко мне тянешь. Мы еще пошумим.
Вихров поднялся на ноги и побрел назад к лесу. Взошла луна. Он видел под ногами протоптанную тропу.
— Черт с ними, с деньгами. Немного оклемаюсь и все равно уйду. Теперь меня не остановишь.
Но его остановили. Они вырастали, как грибы из земли. Один, второй, третий. Считать не имело смысла. Его окружили. Черные, бородатые, обвешанные оружием. Не люди, а дикари.
— Заблудился, подполковник? — прозвучал хриплый голос с акцентом. — Автомат на землю, руки за голову!
Вихров выполнил приказ.
— И сколько же мы за него получим? — спросил другой голос.
— Дырку от бублика, — сжав зубы, процедил Вихров.
Только он один знал, что нет на земле такого человека, который готов заплатить за его жизнь хотя бы гнутую медяшку.
***
— Ну как? — спросила жена. — Моя мечта сбылась!
Сорокин склонил голову набок и одобрительно протянул:
— Красиво, конечно. Любишь ты деньгами сорить, лапуля.
Он сказал это мягко и нежно. В шестьдесят лет не принято возражать сорокалетним женам.
— Теперь с ванной покончено. Осталась лоджия. У меня есть хорошая задумка.
— Не возражаю.
Сорокин вышел из ванной и прошел в столовую. Он ел свой завтрак и смотрел телевизор. Он знал о вчерашнем сообщении, но передачу смог увидеть только сейчас — утром шел повтор. Милая журналистка в погонах капитана милиции с должным обаянием вещала с экрана о криминальных новостях.
"…Соседи по площадке почувствовали смердящий запах, доносившийся из квартиры, и сообщили об этом в милицию. Дверь пришлось взламывать. Когда сотрудники правопорядка проникли вовнутрь, их ждала неприглядная картина.
Сорокалетняя Лидия Сарафанова лежала посреди кухни мертвой. По мнению экспертов, у женщины сломаны шейные позвонки. Судя по разложению, труп пролежал в квартире не менее недели. По убеждению следственной бригады, смерть носит насильственный характер. Муж Сарафановой, с которым она проживала, в доме отсутствовал. По словам соседей, он находится в отъезде более месяца.
Обстоятельства гибели выясняются. Начато расследование…"
Сорокин поставил пустую чашку на стол.
— Посмотрим, что вы теперь нам скажете, господин финансист. Это только начало.
Жена заглянула в комнату.
— Машина за тобой пришла. Что сказать охране?
— Я еще не брился. Пусть ждут.
Спустя десять минут Сорокин в сопровождении четырех человек спустился и сел в подогнанный к подъезду лимузин. Он торопился. Через полчаса ему предстояло выступать с высокой трибуны с докладом.
День тяжелый, ответственный, но очень важный. Если доклад пройдет удачно, то перед ним откроются новые перспективы. Это радовало. Каждое новое кресло стояло на ступень выше. А ступеней осталось не очень много. Скоро вершина. Та самая, о которой мечтает любой политик и аппаратчик.
Все шло как по маслу. Он вышел на трибуну под аплодисменты. Начал красиво и задористо. Хвалил и критиковал. Всего в меру. Рассказывал о перспективах и приводил нужные аргументы, но вдруг начал спотыкаться на словах, и его качнуло.
Зрители первых рядов ахнули. Сквозь поры лица докладчика начали выступать капельки крови. Он этого не видел и не понимал, что с ним происходит. Голова кружилась, а ноги стали подкашиваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94