И вот что скажу тебе на сей счет: однако они на московских хозяев работают. В этом можешь не сомневаться. Тут целый клан разросся.
Беспределыцики. Мы для них не люди. Они ни с кем не считаются, им море по колено. Но об этом ты и сам все знаешь. А где концы искать, тут подумать надо.
Я подключу своих людей. Раскопать им ничего не дадут, но направление дать смогут. Правда, на это время понадобится. А ты пока к Арсену сходи. Я поговорю с ним, и он с тобой встретится. Думаю, он больше меня в этом деле разберется. Есть у меня такое подозрение.
— Арсен? Это тот, что с рынками связан?
— Он самый, Гуталин его погоняло. Родился в Москве. Родители после войны в столице остались. Помнишь уличных сапожников? Все из армян были, мелкий ремонт, чистка. Вот его родители этим бизнесом и промышляли. Отсюда и кликуха — Гуталин. Он мужик головастый, мне не откажет. Только многого от него не жди. Своих Арсен не сдаст, с чужими отношения портить не станет. Черным ныне без дипломатии не выжить.
— И что мне с него проку?
— Не брезгуй, Петрович. Ты сейчас один против всех. Тут тоже дипломатия нужна.
— С бандитами в дипломатию не играют.
— Арсен не бандит, а бизнесмен. Гитлер тоже со Сталиным в дипломатию играл до 22 июня сорок первого года, вот и выиграл позицию и получил карт-бланш на внезапность. А что толку кулаками воздух рассекать, ты не вертолет! Шуму наделаешь и вслед за сыном пойдешь, а тебе выиграть необходимо и на ошибку ты не имеешь права. В твоем деле все продумать надо, ни одной ниточки и возможности не упустить, тылы заготовить, берлогу для отстоя и поле для боя очистить. Сдохнуть в наше время проще простого. Куда сложнее выжить. Помимо пушки, и броня понадобится. Должен понимать, с кем дело иметь собираешься. Наберись терпения. Тут одной атакой не обойтись.
— Ладно. Убедил. Где мне этого Арсена искать?
— Он сам тебя найдет.
Несмотря на свою относительную молодость, старший лейтенант Горелов никогда не выполнял свою работу сгоряча, не подумав, и не стремился к сиюминутным результатам. Он предпочитал действовать методично и осторожно.
Доехав до Серпухова, он пересел на электричку до Егорьевска и вышел на две остановки раньше конечной станции. Остальной путь он проделал пешком за полтора часа и еще час провел в дорожных закусочных. Он хотел знать о городке с населением в пятьдесят тысяч как можно больше, прислушиваясь к людям со стороны, нежели к местным, у которых, по его мнению, замылены глаза.
Дальнобойщики, как правило, люди сведущие, многое повидали, знали, что с чем сравнивать. Наслушавшись хорошего и плохого, оперуполномоченный в шортах, футболке и с небольшим велосипедным рюкзачком вошел в город с северной стороны, а вышел из него с западной. За впечатлениями он не гнался, они появятся сами собой, а некоторые детали бросались в глаза. Город жил в изобилии, с продуктами тут был полный порядок. И это на окраине Тульской области! Машин в городе тоже хватало, но все с местными номерами. Дефицит составляли газеты и журналы.
Предпочтение отдавалось собственной прессе, а путеводители или схемы города вовсе отсутствовали. Эдакий мирок, живущий сам в себе и для себя. По пути он миновал три рынка и, к своему удивлению, не увидел ни одного представителя так называемой кавказской национальности, что не просто удивляло, а даже шокировало.
Пройдя пару километров от западной окраины, он добрался до церкви Пресвятого Иоанна. Заходить в храм в шортах он не решился, к тому же на дверях висел замок. На задах у подворья он встретил женщину, одетую по-церковному, которая окучивала картошку.
— День добрый, сестрица.
Женщина выпрямилась и недоверчиво взглянула на странного рыжего паренька с лицом, усеянным веснушками. Мягкое доброе личико, и во взгляде покой и добродушие.
— Ищешь чего?
— Отца Никодима.
Женщина трижды перекрестилась.
— Нет его более с нами. С небес его душа на нас взирает. Издалече пришел?
— Да уж неблизко. Привет ему привез из Сибири от брата двоюродного Кирилла. Только Кирилл мне сказывал, будто отец Никодим не так уж стар, чтобы Богу душу отдавать. На земле, чай, дел оставил немало.
Женщина прищурилась, загородила ладонью лицо от солнца и долго смотрела на паренька, будто что-то решала про себя.
— Пойдем-ка в дом. Я тебе квасу налью.
Добротный сруб стоял неподалеку. Над крыльцом иконка, в доме также все углы и стены иконами завешаны. Чисто, опрятно, и все в старом стиле сохранено.
— Присаживайся.
Он сел за стол, не забыв перед этим перекреститься. Порядки Горелов знал, не на «малину» шел, а в Божий дом. Хочешь разговор заводить с человеком, знать должен, в чем он видит ценности мирские.
— А ты, сестра, как я думаю, просвирщицей при храме служишь?
Она подала ему глиняную крынку с квасом.
— И то правда. Дьякон к настоятелю ушел, а я тут одна за хозяйку осталась.
Третьего дня в первопрестольной батюшку Никодима беда настигла. Нашлись злодеи и подняли руку на чистую его душу. Как да что, толком не ведаю. Отпевать в Москве будут. Ефросиния, супружница его, за ним в столицу подалась. Сын только ничего не знает.
— Это как же?
— Да так. Сбег с монастыря. Где он, никто не ведает.
— И что мне теперь брату его сказывать?! Ты уж, сестра, будь милостива, расскажи, что знаешь. Негоже мне в неведении назад возвращаться.
Женщина всплакнула. Горелов терпеливо выждал паузу.
— Тут к нему дважды паренек приходил. С виду городской, высокий, статный.
Долго они с батюшкой разговаривали. Я-то в доме прибиралась и краем глаза видела, как паренек этот батюшке цветные снимки показывал, расспрашивал о чем-то. На следующий день батюшка чернее тучи ходил. Тут сын его Митроша заглянул на ужин. Митроша в послушники пошел в Кинскую пустошь. Отслужил армию, как по закону положено, не отлынивал, сам пошел. Вернулся совсем другим человеком, будто подменили. Отец Никодим многие часы с ним разговаривал, а потом Митроша решил в монахи пойти. Святейший игумен принял его в послушники.
Митроша готовился схиму принять и стать монахом. И вот, когда он пришел, опять долго с сыном разговаривал. Строг отец Никодим с ним был. Говорил властно, твердо. Ранее я за ним такого не замечала. А на следующий день опять этот паренек объявился. Теперь батюшка сидел и внимал словам гостя. После того как он ушел, наш батюшка стал вещи собирать, а когда стемнело, уехал в Москву.
Ефросиния сказывала, мол, к самому его Святейшеству поехал. Все церковное в чемодан сложил, а сам как мирянин уехал. А в воскресенье весть с Москвы пришла — кончился отец Никодим. Ну тут и Ефросиния в Москву подалась. Дьякон за сыном в обитель отправился, а ему в ответ: «Ушел Митрофан и сгинул. На молебен и послушание не явился». В итоге Ефросиния одна уехала.
— А паренек-то тот более не захаживал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
Беспределыцики. Мы для них не люди. Они ни с кем не считаются, им море по колено. Но об этом ты и сам все знаешь. А где концы искать, тут подумать надо.
Я подключу своих людей. Раскопать им ничего не дадут, но направление дать смогут. Правда, на это время понадобится. А ты пока к Арсену сходи. Я поговорю с ним, и он с тобой встретится. Думаю, он больше меня в этом деле разберется. Есть у меня такое подозрение.
— Арсен? Это тот, что с рынками связан?
— Он самый, Гуталин его погоняло. Родился в Москве. Родители после войны в столице остались. Помнишь уличных сапожников? Все из армян были, мелкий ремонт, чистка. Вот его родители этим бизнесом и промышляли. Отсюда и кликуха — Гуталин. Он мужик головастый, мне не откажет. Только многого от него не жди. Своих Арсен не сдаст, с чужими отношения портить не станет. Черным ныне без дипломатии не выжить.
— И что мне с него проку?
— Не брезгуй, Петрович. Ты сейчас один против всех. Тут тоже дипломатия нужна.
— С бандитами в дипломатию не играют.
— Арсен не бандит, а бизнесмен. Гитлер тоже со Сталиным в дипломатию играл до 22 июня сорок первого года, вот и выиграл позицию и получил карт-бланш на внезапность. А что толку кулаками воздух рассекать, ты не вертолет! Шуму наделаешь и вслед за сыном пойдешь, а тебе выиграть необходимо и на ошибку ты не имеешь права. В твоем деле все продумать надо, ни одной ниточки и возможности не упустить, тылы заготовить, берлогу для отстоя и поле для боя очистить. Сдохнуть в наше время проще простого. Куда сложнее выжить. Помимо пушки, и броня понадобится. Должен понимать, с кем дело иметь собираешься. Наберись терпения. Тут одной атакой не обойтись.
— Ладно. Убедил. Где мне этого Арсена искать?
— Он сам тебя найдет.
Несмотря на свою относительную молодость, старший лейтенант Горелов никогда не выполнял свою работу сгоряча, не подумав, и не стремился к сиюминутным результатам. Он предпочитал действовать методично и осторожно.
Доехав до Серпухова, он пересел на электричку до Егорьевска и вышел на две остановки раньше конечной станции. Остальной путь он проделал пешком за полтора часа и еще час провел в дорожных закусочных. Он хотел знать о городке с населением в пятьдесят тысяч как можно больше, прислушиваясь к людям со стороны, нежели к местным, у которых, по его мнению, замылены глаза.
Дальнобойщики, как правило, люди сведущие, многое повидали, знали, что с чем сравнивать. Наслушавшись хорошего и плохого, оперуполномоченный в шортах, футболке и с небольшим велосипедным рюкзачком вошел в город с северной стороны, а вышел из него с западной. За впечатлениями он не гнался, они появятся сами собой, а некоторые детали бросались в глаза. Город жил в изобилии, с продуктами тут был полный порядок. И это на окраине Тульской области! Машин в городе тоже хватало, но все с местными номерами. Дефицит составляли газеты и журналы.
Предпочтение отдавалось собственной прессе, а путеводители или схемы города вовсе отсутствовали. Эдакий мирок, живущий сам в себе и для себя. По пути он миновал три рынка и, к своему удивлению, не увидел ни одного представителя так называемой кавказской национальности, что не просто удивляло, а даже шокировало.
Пройдя пару километров от западной окраины, он добрался до церкви Пресвятого Иоанна. Заходить в храм в шортах он не решился, к тому же на дверях висел замок. На задах у подворья он встретил женщину, одетую по-церковному, которая окучивала картошку.
— День добрый, сестрица.
Женщина выпрямилась и недоверчиво взглянула на странного рыжего паренька с лицом, усеянным веснушками. Мягкое доброе личико, и во взгляде покой и добродушие.
— Ищешь чего?
— Отца Никодима.
Женщина трижды перекрестилась.
— Нет его более с нами. С небес его душа на нас взирает. Издалече пришел?
— Да уж неблизко. Привет ему привез из Сибири от брата двоюродного Кирилла. Только Кирилл мне сказывал, будто отец Никодим не так уж стар, чтобы Богу душу отдавать. На земле, чай, дел оставил немало.
Женщина прищурилась, загородила ладонью лицо от солнца и долго смотрела на паренька, будто что-то решала про себя.
— Пойдем-ка в дом. Я тебе квасу налью.
Добротный сруб стоял неподалеку. Над крыльцом иконка, в доме также все углы и стены иконами завешаны. Чисто, опрятно, и все в старом стиле сохранено.
— Присаживайся.
Он сел за стол, не забыв перед этим перекреститься. Порядки Горелов знал, не на «малину» шел, а в Божий дом. Хочешь разговор заводить с человеком, знать должен, в чем он видит ценности мирские.
— А ты, сестра, как я думаю, просвирщицей при храме служишь?
Она подала ему глиняную крынку с квасом.
— И то правда. Дьякон к настоятелю ушел, а я тут одна за хозяйку осталась.
Третьего дня в первопрестольной батюшку Никодима беда настигла. Нашлись злодеи и подняли руку на чистую его душу. Как да что, толком не ведаю. Отпевать в Москве будут. Ефросиния, супружница его, за ним в столицу подалась. Сын только ничего не знает.
— Это как же?
— Да так. Сбег с монастыря. Где он, никто не ведает.
— И что мне теперь брату его сказывать?! Ты уж, сестра, будь милостива, расскажи, что знаешь. Негоже мне в неведении назад возвращаться.
Женщина всплакнула. Горелов терпеливо выждал паузу.
— Тут к нему дважды паренек приходил. С виду городской, высокий, статный.
Долго они с батюшкой разговаривали. Я-то в доме прибиралась и краем глаза видела, как паренек этот батюшке цветные снимки показывал, расспрашивал о чем-то. На следующий день батюшка чернее тучи ходил. Тут сын его Митроша заглянул на ужин. Митроша в послушники пошел в Кинскую пустошь. Отслужил армию, как по закону положено, не отлынивал, сам пошел. Вернулся совсем другим человеком, будто подменили. Отец Никодим многие часы с ним разговаривал, а потом Митроша решил в монахи пойти. Святейший игумен принял его в послушники.
Митроша готовился схиму принять и стать монахом. И вот, когда он пришел, опять долго с сыном разговаривал. Строг отец Никодим с ним был. Говорил властно, твердо. Ранее я за ним такого не замечала. А на следующий день опять этот паренек объявился. Теперь батюшка сидел и внимал словам гостя. После того как он ушел, наш батюшка стал вещи собирать, а когда стемнело, уехал в Москву.
Ефросиния сказывала, мол, к самому его Святейшеству поехал. Все церковное в чемодан сложил, а сам как мирянин уехал. А в воскресенье весть с Москвы пришла — кончился отец Никодим. Ну тут и Ефросиния в Москву подалась. Дьякон за сыном в обитель отправился, а ему в ответ: «Ушел Митрофан и сгинул. На молебен и послушание не явился». В итоге Ефросиния одна уехала.
— А паренек-то тот более не захаживал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95