Сидящий крайний справа человек имел вид отставного дьячка и манеры вечного рогоносца. И внешность и манеры скрывали тот факт, что он был военным советником председателя, от чьего рыка трепетали даже сотрудники тайной полиции. Некогда он полностью заселил своими личными врагами только что отстроенный лагерь.
— Ваша аналогия интересна, Григорий, но неубедительна. Нас не интересует тактика, успешно примененная тридцать лет назад в иных обстоятельствах. Мы ждем доклада о том, что вы собираетесь предпринять для решения возникшей проблемы.
— Один наш агент вступил в контакт с американцем... Она...
— Она? — прервал Деню престарелый председатель.
— Да. Людмила Чернова. — Деня посмотрел на сидящего с правого края человека и снова слегка улыбнулся. Этот старик два года спал с Людмилой. — Некоторым из вас она знакома, — продолжал Деня. — Людмила один из наших лучших агентов. Она в настоящее время направляется в Штаты с этим американцем. Он считает, что она бежит с ним на Запад во имя любви. Ей дано задание выяснить, каким необычным оружием, какими средствами или методами пользуется этот человек, после чего мы сможем его уничтожить.
— И когда, по-вашему, это будет выполнено? — спросил военный советник председателя.
— Трудно сказать, — пожал плечами Деня. По выражению лиц сидящих за столом он понял, что ответ их не удовлетворил. — В течение недели.
Помощник председателя кивнул. Он обвел взглядом остальных членов совета и сказал:
— Хорошо. Неделя. И если за это время мы не достигнем результатов, придется предпринять другие меры.
Деня по-военному кивнул. Он постарался не выказывать своего понимания того, что «другие меры» будут, в частности, означать его увольнение и изгнание и что предстоящая неделя и сексуальная русская куртизанка давали ему шанс избежать ссылки.
Или чего похуже.
На борту самолета авиакомпании «Эр Франс», направляющегося в Нью-Йорк, Римо сидел между Людмилой и Чиуном, который постоянно требовал у стюардессы принести ему новые журналы. Он быстро просматривал каждый журнал и, перегибаясь через Римо, привлекал внимание русской к статьям, описывающим недавние зверства за «железным занавесом».
Людмила мрачно смотрела в иллюминатор.
— Ладно, Чиун, перестань, — сказал Римо.
— Я просто стараюсь быть дружелюбным, — ответил Чиун. Он полистал журнал и возбужденно передал его в руки Людмиле.
— Смотрите! Реклама нового трактора. Вам понравится в Америке. Там у них масса тракторов, за штурвал которых вам можно будет сесть.
Людмила выхватила журнал и швырнула его на пол, а потом в отчаянии обхватила ладонями виски. Бриллиант на среднем пальце правой руки сверкнул восьмикаратным блеском.
— Долго мне еще терпеть эти унижения? — спросила она.
— Унижения? — переспросил Чиун. — Какие унижения? Вы считаете дружеский жест и теплую беседу унижением? — Он обратился к Римо, точно Людмилы здесь не было: — Нет, правда, Римо, я никак не могу понять, что ты в ней нашел!
Римо тихо зарычал. Людмила повернула окаменевшее лицо к иллюминатору. Чиун обратился к другому иллюстрированному журналу. Он просиял, увидев знакомую фотографию, и сунул журнал Римо.
— Смотри, Римо. Женщина. Ну не красавица ли?
— Да, — ответил Римо без всякого энтузиазма. — Красавица.
— Я знал, что она тебе понравится. — Чиун откинулся на спинку кресла и стал разглядывать портрет. Эта женщина была во вкусе Римо. Длинные ноги, полная грудь. На этом парне можно ставить крест! Если скаковую лошадь одеть в платье, Римо влюбится и в нее.
Чиун читал врезку под фотографией полуодетой голливудской кинозвезды, впервые выступавшей в ночном клубе с шоу, по ходу которого она демонстрировала частичную наготу и полнейшую безмозглость.
— Римо, так куда мы собираемся?
— Мы с Людмилой едем в Лас-Вегас. Куда ты — я понятия не имею.
Чиун кивнул и сказал тихо:
— Я бы тоже мог съездить в Лас-Вегас.
Он перечитал текст под фотографией. Голливудская звезда начинала выступать в новом амплуа на подмостках «Кристалл-отеля» в Лас-Вегасе. Чиун закивал. Остается только одно: побороть уродство уродством же.
Ах, как бы все упрощалось, если бы Римо увлекся одной из миловидных дев Синанджу. Как бы все упрощалось!
Чиун продолжал размышлять об этом, когда Римо встал и направился в мужской туалет, расположенный в переднем отсеке салона первого класса.
Людмила подождала, пока он скроется за занавеской, и, пересев в его кресло, устремила взгляд на Чиуна.
«Глаза как у коровы», — подумал тот.
— Почему вы меня ненавидите? — спросила она.
— Я вас не ненавижу, я просто не пойму, что он, — Чиун мотнул головой в сторону туалета, — в вас нашел.
— Наверное, любовь.
— Он получает всю необходимую ему любовь.
— От кого?
— От меня.
— Вы ревнуете?
— Ревную? Чтобы Мастер ревновал? Неужели вы думаете, что меня заботят поступки бледнолицых ослов? Вовсе нет! Он — исключение. Я потратил годы на этого дурня и теперь не могу спокойно сидеть и смотреть, как из него вьет веревки та, кто только и мечтает его убить.
— Вы считаете, что я именно этого и хочу?
— Да, я так считаю. Потому что это желание написано у вас на лбу крупными буквами. Только полный идиот может этого не заметить.
— Идиот. Или влюбленный. — Людмила рассмеялась. Она продолжала смеяться, когда Римо вернулся на свое место.
— Отрадно видеть, что наконец-то вы поладили, — сказал Римо.
Людмила снова засмеялась. Чиун хмыкнул, отвернулся и стал через проход смотреть в иллюминатор.
Чуть позже в тот же день состоялись две важные встречи.
В Вашингтоне государственный секретарь стоял перед столом президента и ждал, пока Верховный Главнокомандующий страны скрепит несколько листков бумаги. Президент аккуратно расположил сшиватель у верхнего левого края стопки, придерживая его большим и средним пальцем левой руки. Он поднял правый кулак вровень со лбом и с силой ударил им по сшивателю.
И промазал.
Кулак упал на мирно лежащую левую руку. Сшиватель отлетел в сторону. Бумаги взметнулись вверх. Президент вздернул левую руку ко рту и принялся сосать ушибленные пальцы.
Он вздохнул, поднял глаза и тут вспомнил о государственном секретаре. Странно, почему-то он стоял посреди кабинета. Почему он не подойдет ближе к столу?
Он знаком пригласил госсекретаря подойти, и тот, опасливо поглядывая на сшиватель, медленно двинулся к столу.
— Что случилось? — спросил президент.
— Я только что вернулся с закрытого заседания сенатского комитета но международным делам, — сказал госсекретарь.
Он не говорил, а медленно, с хорошей артикуляцией произносил фразы, и это было похоже на то, как если бы он собирался излагать основы новой математической теории античным грекам.
— Ну и?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
— Ваша аналогия интересна, Григорий, но неубедительна. Нас не интересует тактика, успешно примененная тридцать лет назад в иных обстоятельствах. Мы ждем доклада о том, что вы собираетесь предпринять для решения возникшей проблемы.
— Один наш агент вступил в контакт с американцем... Она...
— Она? — прервал Деню престарелый председатель.
— Да. Людмила Чернова. — Деня посмотрел на сидящего с правого края человека и снова слегка улыбнулся. Этот старик два года спал с Людмилой. — Некоторым из вас она знакома, — продолжал Деня. — Людмила один из наших лучших агентов. Она в настоящее время направляется в Штаты с этим американцем. Он считает, что она бежит с ним на Запад во имя любви. Ей дано задание выяснить, каким необычным оружием, какими средствами или методами пользуется этот человек, после чего мы сможем его уничтожить.
— И когда, по-вашему, это будет выполнено? — спросил военный советник председателя.
— Трудно сказать, — пожал плечами Деня. По выражению лиц сидящих за столом он понял, что ответ их не удовлетворил. — В течение недели.
Помощник председателя кивнул. Он обвел взглядом остальных членов совета и сказал:
— Хорошо. Неделя. И если за это время мы не достигнем результатов, придется предпринять другие меры.
Деня по-военному кивнул. Он постарался не выказывать своего понимания того, что «другие меры» будут, в частности, означать его увольнение и изгнание и что предстоящая неделя и сексуальная русская куртизанка давали ему шанс избежать ссылки.
Или чего похуже.
На борту самолета авиакомпании «Эр Франс», направляющегося в Нью-Йорк, Римо сидел между Людмилой и Чиуном, который постоянно требовал у стюардессы принести ему новые журналы. Он быстро просматривал каждый журнал и, перегибаясь через Римо, привлекал внимание русской к статьям, описывающим недавние зверства за «железным занавесом».
Людмила мрачно смотрела в иллюминатор.
— Ладно, Чиун, перестань, — сказал Римо.
— Я просто стараюсь быть дружелюбным, — ответил Чиун. Он полистал журнал и возбужденно передал его в руки Людмиле.
— Смотрите! Реклама нового трактора. Вам понравится в Америке. Там у них масса тракторов, за штурвал которых вам можно будет сесть.
Людмила выхватила журнал и швырнула его на пол, а потом в отчаянии обхватила ладонями виски. Бриллиант на среднем пальце правой руки сверкнул восьмикаратным блеском.
— Долго мне еще терпеть эти унижения? — спросила она.
— Унижения? — переспросил Чиун. — Какие унижения? Вы считаете дружеский жест и теплую беседу унижением? — Он обратился к Римо, точно Людмилы здесь не было: — Нет, правда, Римо, я никак не могу понять, что ты в ней нашел!
Римо тихо зарычал. Людмила повернула окаменевшее лицо к иллюминатору. Чиун обратился к другому иллюстрированному журналу. Он просиял, увидев знакомую фотографию, и сунул журнал Римо.
— Смотри, Римо. Женщина. Ну не красавица ли?
— Да, — ответил Римо без всякого энтузиазма. — Красавица.
— Я знал, что она тебе понравится. — Чиун откинулся на спинку кресла и стал разглядывать портрет. Эта женщина была во вкусе Римо. Длинные ноги, полная грудь. На этом парне можно ставить крест! Если скаковую лошадь одеть в платье, Римо влюбится и в нее.
Чиун читал врезку под фотографией полуодетой голливудской кинозвезды, впервые выступавшей в ночном клубе с шоу, по ходу которого она демонстрировала частичную наготу и полнейшую безмозглость.
— Римо, так куда мы собираемся?
— Мы с Людмилой едем в Лас-Вегас. Куда ты — я понятия не имею.
Чиун кивнул и сказал тихо:
— Я бы тоже мог съездить в Лас-Вегас.
Он перечитал текст под фотографией. Голливудская звезда начинала выступать в новом амплуа на подмостках «Кристалл-отеля» в Лас-Вегасе. Чиун закивал. Остается только одно: побороть уродство уродством же.
Ах, как бы все упрощалось, если бы Римо увлекся одной из миловидных дев Синанджу. Как бы все упрощалось!
Чиун продолжал размышлять об этом, когда Римо встал и направился в мужской туалет, расположенный в переднем отсеке салона первого класса.
Людмила подождала, пока он скроется за занавеской, и, пересев в его кресло, устремила взгляд на Чиуна.
«Глаза как у коровы», — подумал тот.
— Почему вы меня ненавидите? — спросила она.
— Я вас не ненавижу, я просто не пойму, что он, — Чиун мотнул головой в сторону туалета, — в вас нашел.
— Наверное, любовь.
— Он получает всю необходимую ему любовь.
— От кого?
— От меня.
— Вы ревнуете?
— Ревную? Чтобы Мастер ревновал? Неужели вы думаете, что меня заботят поступки бледнолицых ослов? Вовсе нет! Он — исключение. Я потратил годы на этого дурня и теперь не могу спокойно сидеть и смотреть, как из него вьет веревки та, кто только и мечтает его убить.
— Вы считаете, что я именно этого и хочу?
— Да, я так считаю. Потому что это желание написано у вас на лбу крупными буквами. Только полный идиот может этого не заметить.
— Идиот. Или влюбленный. — Людмила рассмеялась. Она продолжала смеяться, когда Римо вернулся на свое место.
— Отрадно видеть, что наконец-то вы поладили, — сказал Римо.
Людмила снова засмеялась. Чиун хмыкнул, отвернулся и стал через проход смотреть в иллюминатор.
Чуть позже в тот же день состоялись две важные встречи.
В Вашингтоне государственный секретарь стоял перед столом президента и ждал, пока Верховный Главнокомандующий страны скрепит несколько листков бумаги. Президент аккуратно расположил сшиватель у верхнего левого края стопки, придерживая его большим и средним пальцем левой руки. Он поднял правый кулак вровень со лбом и с силой ударил им по сшивателю.
И промазал.
Кулак упал на мирно лежащую левую руку. Сшиватель отлетел в сторону. Бумаги взметнулись вверх. Президент вздернул левую руку ко рту и принялся сосать ушибленные пальцы.
Он вздохнул, поднял глаза и тут вспомнил о государственном секретаре. Странно, почему-то он стоял посреди кабинета. Почему он не подойдет ближе к столу?
Он знаком пригласил госсекретаря подойти, и тот, опасливо поглядывая на сшиватель, медленно двинулся к столу.
— Что случилось? — спросил президент.
— Я только что вернулся с закрытого заседания сенатского комитета но международным делам, — сказал госсекретарь.
Он не говорил, а медленно, с хорошей артикуляцией произносил фразы, и это было похоже на то, как если бы он собирался излагать основы новой математической теории античным грекам.
— Ну и?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38