Мне непонятно другое, почему тебя взяли на ту, очень важную для бандитов, операцию? Согласись, такой чести надо было заслужить, ведь это не просто засада, набег на блокпост, а хорошо спланированная акция, связанная с нападением на АЭС… Представляешь, на атомную станцию? Значит, по логике боевиков, и участие в ней должны были принимать самые преданные, самые проверенные и, видимо, самые героические парни? Неужели ты заслужил у них такой авторитет, что тебя откомандировали на такое атомное дело с самим Саидом Ахмадовым?
Долго молчал Воропаев. Вертел в руках хрустальный фужер, граненые грани которого в лучах люстры, словно маленькие маячки, отбрасывали в глаза острые просверки.
— Не знаю, — наконец выдохнул из себя Воропаев. — Не знаю… Характеристику мне никто не давал, и я не представляю, что обо мне думали Барс и Саид, когда посылали в Воронеж… А почему тогда они послали туда Николеску и того парня из Астрахани, который сделал себе харакири? Николеску трус, хотя иногда в бою горячился, но это больше от психоза и все той же трусости…
— Ребята из ОМОНа… этого элитного подразделения, обычно не сгибаются… И если даже сгибаются, то потом находят в себе силы… Вот как ты… Ты же нашел в себе мужество воспротивиться…
— Они мне не доверяли до конца. И я убежден, что потому меня и взяли, чтобы там, у водозабора, подставить. У них ведь тоже есть своя пропаганда и контрпропаганда и под нее очень хорошо подпадал я… После взрыва Барс мог бы заявить, что в его войсках воюют не только арабы и талибы, но и славяне, такие русские парни, как Воропаев… Смотрите, мол, российский омоновец, а встал под священные знамена ислама… Какой неубиваемый козырь, а?
Потом он рассказал о видеосъемке, которую проводили с ним боевики.
Полковник, не отрываясь, смотрел на Воропаева. Еле заметная усмешка коснулась глаз, но как будто добрая, понимающая.
Спустя четыре часа, когда разговор вроде бы подходил к концу, полковник разложил на столе карту Чечни.
— Смотрим, — сказал он, — в каком, примерно, месте находится база Саида. Тебе, Олег, надо вспомнить все места, которые вы проезжали, проходили или проползали. Пойми, это так же важно, как знать имена исполнителей…
— По карте это не определишь, но скорее всего это юго-восток Чечни. Где-то ближе к Грузии, к Панкийскому ущелью.
— Тебе о чем-нибудь говорит такое название — Гнилая яма? — полковник перевернул карту и, взяв из пластмассового стаканчика красный карандаш, что-то им на карте пометил. Потом поднял голову, секунду-другую помедлил и задал Воропаеву неожиданный вопрос:
— Если бы тебе предложили пойти туда… ну, на поиск главарей боевиков, ты бы согласился?
— Смотря с кем идти… Не хотелось бы столкнуться с недоверием, хотя я это и заслужил в полной мере.
— Хорошо, что ты это сам понимаешь. В тебе чувствуется решимость реабилитироваться, хотя на мой взгляд, ты это уже сделал с лихвой.
Воропаев прикурил сигарету, которую он держал в руках.
— Да ладно, товарищ полковник, я не маленький и не надо меня успокаивать. Меру своей вины я сам знаю и знаю ей цену.
Раздался телефонный звонок. Полковник взял трубку и стал слушать. Его лицо изменилось, он выпрямился, словно встал на вытяжку и даже свободную руку вытянул по швам.
— Есть, все в порядке, как и договаривались, — положил трубку и устремил взор на Воропаева: — Сейчас сюда зайдет один человек и ты, Олег, ничему не удивляйся и веди себя подобающим образом.
Граус подошел к стене, дотронулся до выступающей округлости и дверь отворилась. Воропаев остался один. Слова собеседника его не смутили, не заинтересовали, ибо при любом раскладе он чувствовал себя арестантом. Но когда дверь так же неслышно, сонно, раскрылась и в ее проеме показался человек, Воропаев от изумления вскочил и снова плюхнулся на стул. Вне всякого сомнения, в кабинет входил никто иной как сам президент России.
— Сидите, — сказал вошедший, — вижу по вашему лицу, что знакомиться нам нет необходимости.
— Честно говоря, я не верю своим глазам, товарищ президент, — Воропаев поднялся, сделал от стула шаг в сторону и это вышло у него по строевому четко.
— Я порой тоже не верю в то, что происходит со мной… подходите ближе, садитесь, — Путин не стал садиться на место полковника, прошел вдоль ряда стульев и опустился на предпоследний от торца стола стул.
Воропаев устроился напротив, и когда взглянул в улыбчивые голубые глаза визави, почувствовал несказанное облегчение. Он понял, что назревает что-то экстраординарное, в чем он, московский омоновец, будет играть какую-то роль, а не сидеть в камере…
Путин вынул из внутреннего кармана пиджака бумагу и развернул ее. Достал черную авторучку, снял с нее колпачок и в обнажившемся золотом пере заиграли искорки.
— Я сейчас подпишу Указ о присвоении вам «Ордена мужества» , — и перо заскользило вдоль нижнего поля Указа. — Награду получите после того как мы с вами прогуляемся в тыл боевиков…
Воропаев поднялся и почувствовал, что ноги, неслухи, подгибаются. И что того кислорода, которого хватало до сих пор, теперь явно не достает. Дыхание его сбилось и сквозь эту сбивку он с трудом проговорил:
— Товарищ президент, это какая-то нелепая ошибка… Я не достоин этого, я предал… был на той стороне, — и голос Воропаева от внутренних треволнений погас, словно кто-то перетянул голосовые связки. Он отвернулся, потому что не смог сдержать слез — рыдала его душа, рвалась на части, а он бессильно, по-ребячьи, стыдливо смахивал влагу с глаз, а она лились и лились…
— Вы искупили… Многое исправили, — в голосе президента тоже чувствовалось волнение, но слышалось в нем и отцовское всепонимание. — Я бы не хотел оказаться на вашем месте и… я вам не судья. А то, что вы сделали в Воронеже, — вот за это я наградил вас… А теперь, Олег Александрович, успокойтесь, садитесь, сейчас нам принесут чайку и мы с вами обговорим наше ближайшее будущее. Я слышал весь ваш разговор с полковником и меня заинтересовала одна вещь, а точнее, подходы к базе Барса…
Где-то далеко в подсознании президента имя «Олег» нехорошо ассоциировалось с другими такими же именами — Олегом Пеньковским, Олегом Гордиевским и Олегом Калугиным, которые предали. «Но их никто не принуждал, их не пытали и не отрезали пальцы. Они сами легли под чуждые нам разведки… — Он взглянул на Воропаева, тот сидел, низко опустив голову и пальцы, державшие сигарету, слегка подрагивали. — Дело не в имени… Этот парень не предатель, он жертва беспощадного терроризма и мой долг ему поверить. Довериться….»
…Через сорок минут Путин уже был на пути в Кремль, а Воропаев в сопровождении полковника Грауса — на пути в Быково, где дислоцировалась разведгруппа. Его сопроводили в баню, и переодели в солдатское обмундирование, после чего отвели обедать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117
Долго молчал Воропаев. Вертел в руках хрустальный фужер, граненые грани которого в лучах люстры, словно маленькие маячки, отбрасывали в глаза острые просверки.
— Не знаю, — наконец выдохнул из себя Воропаев. — Не знаю… Характеристику мне никто не давал, и я не представляю, что обо мне думали Барс и Саид, когда посылали в Воронеж… А почему тогда они послали туда Николеску и того парня из Астрахани, который сделал себе харакири? Николеску трус, хотя иногда в бою горячился, но это больше от психоза и все той же трусости…
— Ребята из ОМОНа… этого элитного подразделения, обычно не сгибаются… И если даже сгибаются, то потом находят в себе силы… Вот как ты… Ты же нашел в себе мужество воспротивиться…
— Они мне не доверяли до конца. И я убежден, что потому меня и взяли, чтобы там, у водозабора, подставить. У них ведь тоже есть своя пропаганда и контрпропаганда и под нее очень хорошо подпадал я… После взрыва Барс мог бы заявить, что в его войсках воюют не только арабы и талибы, но и славяне, такие русские парни, как Воропаев… Смотрите, мол, российский омоновец, а встал под священные знамена ислама… Какой неубиваемый козырь, а?
Потом он рассказал о видеосъемке, которую проводили с ним боевики.
Полковник, не отрываясь, смотрел на Воропаева. Еле заметная усмешка коснулась глаз, но как будто добрая, понимающая.
Спустя четыре часа, когда разговор вроде бы подходил к концу, полковник разложил на столе карту Чечни.
— Смотрим, — сказал он, — в каком, примерно, месте находится база Саида. Тебе, Олег, надо вспомнить все места, которые вы проезжали, проходили или проползали. Пойми, это так же важно, как знать имена исполнителей…
— По карте это не определишь, но скорее всего это юго-восток Чечни. Где-то ближе к Грузии, к Панкийскому ущелью.
— Тебе о чем-нибудь говорит такое название — Гнилая яма? — полковник перевернул карту и, взяв из пластмассового стаканчика красный карандаш, что-то им на карте пометил. Потом поднял голову, секунду-другую помедлил и задал Воропаеву неожиданный вопрос:
— Если бы тебе предложили пойти туда… ну, на поиск главарей боевиков, ты бы согласился?
— Смотря с кем идти… Не хотелось бы столкнуться с недоверием, хотя я это и заслужил в полной мере.
— Хорошо, что ты это сам понимаешь. В тебе чувствуется решимость реабилитироваться, хотя на мой взгляд, ты это уже сделал с лихвой.
Воропаев прикурил сигарету, которую он держал в руках.
— Да ладно, товарищ полковник, я не маленький и не надо меня успокаивать. Меру своей вины я сам знаю и знаю ей цену.
Раздался телефонный звонок. Полковник взял трубку и стал слушать. Его лицо изменилось, он выпрямился, словно встал на вытяжку и даже свободную руку вытянул по швам.
— Есть, все в порядке, как и договаривались, — положил трубку и устремил взор на Воропаева: — Сейчас сюда зайдет один человек и ты, Олег, ничему не удивляйся и веди себя подобающим образом.
Граус подошел к стене, дотронулся до выступающей округлости и дверь отворилась. Воропаев остался один. Слова собеседника его не смутили, не заинтересовали, ибо при любом раскладе он чувствовал себя арестантом. Но когда дверь так же неслышно, сонно, раскрылась и в ее проеме показался человек, Воропаев от изумления вскочил и снова плюхнулся на стул. Вне всякого сомнения, в кабинет входил никто иной как сам президент России.
— Сидите, — сказал вошедший, — вижу по вашему лицу, что знакомиться нам нет необходимости.
— Честно говоря, я не верю своим глазам, товарищ президент, — Воропаев поднялся, сделал от стула шаг в сторону и это вышло у него по строевому четко.
— Я порой тоже не верю в то, что происходит со мной… подходите ближе, садитесь, — Путин не стал садиться на место полковника, прошел вдоль ряда стульев и опустился на предпоследний от торца стола стул.
Воропаев устроился напротив, и когда взглянул в улыбчивые голубые глаза визави, почувствовал несказанное облегчение. Он понял, что назревает что-то экстраординарное, в чем он, московский омоновец, будет играть какую-то роль, а не сидеть в камере…
Путин вынул из внутреннего кармана пиджака бумагу и развернул ее. Достал черную авторучку, снял с нее колпачок и в обнажившемся золотом пере заиграли искорки.
— Я сейчас подпишу Указ о присвоении вам «Ордена мужества» , — и перо заскользило вдоль нижнего поля Указа. — Награду получите после того как мы с вами прогуляемся в тыл боевиков…
Воропаев поднялся и почувствовал, что ноги, неслухи, подгибаются. И что того кислорода, которого хватало до сих пор, теперь явно не достает. Дыхание его сбилось и сквозь эту сбивку он с трудом проговорил:
— Товарищ президент, это какая-то нелепая ошибка… Я не достоин этого, я предал… был на той стороне, — и голос Воропаева от внутренних треволнений погас, словно кто-то перетянул голосовые связки. Он отвернулся, потому что не смог сдержать слез — рыдала его душа, рвалась на части, а он бессильно, по-ребячьи, стыдливо смахивал влагу с глаз, а она лились и лились…
— Вы искупили… Многое исправили, — в голосе президента тоже чувствовалось волнение, но слышалось в нем и отцовское всепонимание. — Я бы не хотел оказаться на вашем месте и… я вам не судья. А то, что вы сделали в Воронеже, — вот за это я наградил вас… А теперь, Олег Александрович, успокойтесь, садитесь, сейчас нам принесут чайку и мы с вами обговорим наше ближайшее будущее. Я слышал весь ваш разговор с полковником и меня заинтересовала одна вещь, а точнее, подходы к базе Барса…
Где-то далеко в подсознании президента имя «Олег» нехорошо ассоциировалось с другими такими же именами — Олегом Пеньковским, Олегом Гордиевским и Олегом Калугиным, которые предали. «Но их никто не принуждал, их не пытали и не отрезали пальцы. Они сами легли под чуждые нам разведки… — Он взглянул на Воропаева, тот сидел, низко опустив голову и пальцы, державшие сигарету, слегка подрагивали. — Дело не в имени… Этот парень не предатель, он жертва беспощадного терроризма и мой долг ему поверить. Довериться….»
…Через сорок минут Путин уже был на пути в Кремль, а Воропаев в сопровождении полковника Грауса — на пути в Быково, где дислоцировалась разведгруппа. Его сопроводили в баню, и переодели в солдатское обмундирование, после чего отвели обедать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117