По его лицу стекали капельки пота. Взгляд Дока скользнул по стене и наткнулся на выцарапанную на закопченном кирпиче надпись:
«Здесь прогуливали свои уроки Шах и Вано».
…И внизу дата из давно забытого, но замечательного школьного года…
3
Что еще?
Дело было закрыто, проблемы закончились, головная боль прошла. Они теперь опять могли отдохнуть, опять раствориться в обычной жизни, все меньше и меньше привычной для них. Усталость была колоссальной, ни с чем не сравнимой. Усталость валила с ног. И еще страшнее она была оттого, что такой недолгой оказалась радость от возвращения Трубача, сменившись горем новой потери.
Найтись, чтобы вновь исчезнуть из жизни, теперь уже навсегда, — какая жестокая ирония судьбы!
Голубков распорядился выплатить им их обычный гонорар — пятьдесят тысяч баксов на человека — за отлично выполненную работу. Они не то чтобы отказывались — какой же дурак будет отказываться от денег? — но просто восприняли этот факт с равнодушием. Уход Трубача, который нельзя было назвать гибелью в бою, был словно тревожный звонок для каждого из них: ведь Трубача постигла смерть не от руки убийцы — от старых ран, от накопившейся за все эти неспокойные годы усталости, на которую им не приходило в голову сетовать.
И все-таки это была смерть бойца, которой не было бы стыдно никому из них.
Во всяком случае, эта история закончилась. И в целом — закончилась удачей.
Может быть, потому, что кроме умения вовремя выстрелить они научились еще одной важной вещи — вовремя не выстрелить. А может быть, просто оттого, что в маленькой церквушке в местечке Спас-Заулок под Зарайском время от времени появлялся молодой еще человек по имени Сергей Пастухов, чтобы без слов, в сердце своем, отблагодарить Всевышнего за жизнь живых и попросить покоя умершим.
* * *
…И снова горело в маленьком храме в Спас-Заулке семь свечей — пять за здравие и две за упокой душ погибших товарищей — Тимофея Варпаховского и Николая Ухова, обретшего наконец свой покой под тяжелой плитой, которая уже лежала здесь целый год и целый год была памятной, а теперь стала могильной.
…Тяжелая плита на далеком деревенском кладбище под родными небесами… Склонясь перед образом покровителя воинов Георгия Победоносца, Сергей Пастухов все думал о том, сколько смертей уже на счету его маленькой команды.
Смертей, для кого-то явившихся заслуженной карой; смертей ради добра для множества других людей, оставшихся благодаря команде Сергея живыми и невредимыми; смертей, вызванных необходимостью самому остаться в живых… И, осеняя себя крестным знамением, он все пытался понять:
Чей я солдат, Господи?
И если Твой — не допусти, Господи,
Стать мне слугою Князя Тьмы.
Господи. Господи. Господи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
«Здесь прогуливали свои уроки Шах и Вано».
…И внизу дата из давно забытого, но замечательного школьного года…
3
Что еще?
Дело было закрыто, проблемы закончились, головная боль прошла. Они теперь опять могли отдохнуть, опять раствориться в обычной жизни, все меньше и меньше привычной для них. Усталость была колоссальной, ни с чем не сравнимой. Усталость валила с ног. И еще страшнее она была оттого, что такой недолгой оказалась радость от возвращения Трубача, сменившись горем новой потери.
Найтись, чтобы вновь исчезнуть из жизни, теперь уже навсегда, — какая жестокая ирония судьбы!
Голубков распорядился выплатить им их обычный гонорар — пятьдесят тысяч баксов на человека — за отлично выполненную работу. Они не то чтобы отказывались — какой же дурак будет отказываться от денег? — но просто восприняли этот факт с равнодушием. Уход Трубача, который нельзя было назвать гибелью в бою, был словно тревожный звонок для каждого из них: ведь Трубача постигла смерть не от руки убийцы — от старых ран, от накопившейся за все эти неспокойные годы усталости, на которую им не приходило в голову сетовать.
И все-таки это была смерть бойца, которой не было бы стыдно никому из них.
Во всяком случае, эта история закончилась. И в целом — закончилась удачей.
Может быть, потому, что кроме умения вовремя выстрелить они научились еще одной важной вещи — вовремя не выстрелить. А может быть, просто оттого, что в маленькой церквушке в местечке Спас-Заулок под Зарайском время от времени появлялся молодой еще человек по имени Сергей Пастухов, чтобы без слов, в сердце своем, отблагодарить Всевышнего за жизнь живых и попросить покоя умершим.
* * *
…И снова горело в маленьком храме в Спас-Заулке семь свечей — пять за здравие и две за упокой душ погибших товарищей — Тимофея Варпаховского и Николая Ухова, обретшего наконец свой покой под тяжелой плитой, которая уже лежала здесь целый год и целый год была памятной, а теперь стала могильной.
…Тяжелая плита на далеком деревенском кладбище под родными небесами… Склонясь перед образом покровителя воинов Георгия Победоносца, Сергей Пастухов все думал о том, сколько смертей уже на счету его маленькой команды.
Смертей, для кого-то явившихся заслуженной карой; смертей ради добра для множества других людей, оставшихся благодаря команде Сергея живыми и невредимыми; смертей, вызванных необходимостью самому остаться в живых… И, осеняя себя крестным знамением, он все пытался понять:
Чей я солдат, Господи?
И если Твой — не допусти, Господи,
Стать мне слугою Князя Тьмы.
Господи. Господи. Господи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90