Уманский с присущим ему достоинством и рассудительностью ответил:
– Жить в веках останется только тот стиль, который гармоничной формой своей будет радовать людские сердца. Это должна быть архитектура пропорциональная, гармоничная, как тело девушки, архитектура, не уничтожающая человека своей несообразностью, а возвышающая его в жизни, вдохновляющая в труде. Это архитектура коммунистического общества.
Сев на своего любимого конька, стрелок стал рассказывать о творениях великих зодчих. Он говорил с таким упоением, что приятели, забыв подтрунивать, слушали его, раскрыв рты.
Уманский любил и умел рисовать, но к своим способностям рисовальщика относился с усмешкой.
– Художник тот, – говорил он, – кто портрет человека с натуры рисует, а я… Мне больше удаются сараи да кустики… и те карандашом…
Сейчас, нанося на бумагу последние штрихи, он вдруг заметил, что на совершенно голом месте, между самолетом и зеленой посадкой, неожиданно вырос новый куст. Мало того, куст двигается.
– Товарищ" лейтенант, что-то ползет к нам!
Оленин повернулся в ту сторону, куда показывал стрелок. Действительно, прямо к ним, покачиваясь, медленно приближался зеленый куст. Впереди него шагал человек. Он часто нагибался, словно разыскивая что-то, втыкал в землю прутик с белой ленточкой, затем махал рукой и двигался дальше.
– Это минер тягача к нам ведет, – догадался Оленин.
Вскоре до их слуха донесся звук мотора, но вместо ожидаемого тягача перед ними появился танк, обвешанный маскировочной зеленью. Из башенного люка вылез красивый черноволосый танкист, улыбаясь, спрыгнул на землю и вместе с шедшим впереди подошел к самолету.
– Живы? – спросил он звонким голосом, протягивая летчику руку. – Капитан Пучков.
– Лейтенант инженерных войск Минин, – отрекомендовался другой.
Оленин, вскинув желтоватые, выгоревшие от солнца брови, смотрел на капитана. «До чего знакомое лицо! И фамилию где-то уже слышал», – подумал он мимолетно.
Новоприбывшие с любопытством рассматривали пробоины в крыльях машины. Лейтенант-сапер насчитал пятьдесят четыре, танкист – пятьдесят одну. Разговорились о развернувшихся боях и удачной посадке летчиков на минное поле.
– Это вот он виновник, все поле усеял своими опасными игрушками. У него и фамилия опасная – Минин, – шутил танкист, указывая на сапера.
– Скажите, – поинтересовался Оленин, – нет ли у вас брата в авиации?
– Брата нет. Дружок – да, есть. Большой друг… Только вот никак не встретимся мы с ним, – ответил капитан, и в карих глазах его промелькнуло сожаление» – Ну, давайте приступим к эвакуации, – сказал он. – За что тут у вас трос зацепить?
Оленин показал. Спустя полчаса по минному полю двинулся странный кортеж. Впереди с автоматом за плечом шагал лейтенант-сапер, а следом за ним, покачиваясь, медленно полз танк с «илом» на буксире.
* * *
Если летчик подлетает на самолете к переднему краю в тот момент, когда там грохочет бой, он не услышит ни грозного гула орудийной канонады, ни сухого треска рвущихся на земле снарядов, ни свиста осколков. Рев мотора заглушает все звуки. Зато по радио чего только не услышишь! В уши бьет многоголосый шум: громкие возгласы одобрения, досады, выкрики торжества, радости, угрозы, тревоги, выраженные в состоянии крайнего душевного напряжения. А иногда тот, кто командует, охваченный волнением, в пылу боевого азарта забудется да такое ввернет словечко, что радистки на земле невольно закрывают глаза… Если взглянуть на передний край сверху, то перед глазами разворачивается зловещевеличественная панорама. Разрывы бомб и снарядов взметнули вверх массы бурой пыли, и она стоит над передним краем извилистой стеной, раскачиваясь в воздухе. По обе стороны ее тянутся цепи ярких огневых вспышек, точно обозначающие линии расположения войск. По этим вспышкам летчик обнаруживает скопления врага.
Именно такую картину надеялся увидеть Черенок, когда спустя несколько дней подлетал со своей группой к передовой. Но еще издали он заметил, что в привычной глазам панораме произошли большие изменения. Многокилометровая извилистая стена пыли стала прозрачно-розовой. Только в районе горных высот она оставалась по-прежнему темно-коричневой. В ней появился выгиб, напоминающий огромный кулак, направленный в сторону противника. Тысячи красноватых сполохов отчетливо обозначали контур выгиба. Радиостанция наведения генерала Гарина нацеливала всех штурмовиков в образовавшийся выгиб-рукавицу, который на глазах удлинялся, распухал, раздавался вширь. Бой продвигался в глубь Тамани. «Голубая линия» – надежда германского командования – прорвана. Грозные укрепления, еще вчера плевавшие смертью в лицо, остались за спиной. Подвижные наземные части советских войск ринулись в прорыв. Наступление развивалось стремительно и неотвратимо. Немцы отходили в огне, в дыму по развороченным дорогам, по разоренным станицам. Все более становился ощутимым соленый запах близкого моря – Керченский пролив. Огрызаясь огнем, немцы спешили переправить через него свои силы и технику. Между песчаной косой Чушкой и Керчью безостановочно сновали буксиры, самоходные баржи.
Группа штурмовиков под командой Грабова подлетала к Чушке со стороны Азовского моря.
Чушка. – коса, намытая морем, представляла собой узкую песчаную полосу, врезавшуюся в море на двадцать километров. Восточнее ее находился лиман с прозрачной золотисто-зеленой водой. С запада длинные валы белогривых волн свирепо обрушивались на песчаный берег. За проливом виднелся Керченский полуостров. Коса вдоль и поперек была исполосована гусеницами тягачей, танков и резиной тысяч колес. Золотой песок покрыт серыми пятнами скопившихся машин, батарей, обозов. Заградительный огонь зениток сверкал в небе ярко-желтыми молниями. Клочья серого дыма кудрявились маленькими облачками. Машина Грабова, маневрируя, шла среди разрывов.
– Попов, Скворцов, Аверин, внимание! – включил Грабов передатчик. – Бомбить с трехсот метров. Один заход. Стрелки, следите за воздухом! Атакую баржу!
«Илы», качнув крыльями, пошли в крутом пике на желтую ленту косы. По песку заметалась человеческая масса. Она дробилась, рассеивалась, растекалась во всех направлениях, ища спасения в море, где взвивались огромные бело-рыжие водяные столбы. Зенитки остервенело били пo самолетам, Но Штурмовики, не меняя курса, шли на цель. Вот они уже над водой. С ревом и грохотом пушек, с пулеметной дробью пронеслись над песчаной полосой и ушли в сторону Ахтанизовского лимана.
Приблизившись к таманскому берегу, Грабов оглянулся назад. Скворцова не было. Замполит развернул машину влево и вдали, сбоку, увидел самолет Скворцова. Попов, шедший сзади, стараясь выдержать правильный интервал, погасил скорость, но все же его машина вылезла вперед ведущего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91