Тут только я понял, что случилось.
— Мишка, — сказал я. — Так это ты в трубу лазил меня искать… не побоялся?
— Ну и лазил. Велика невидаль! Саданул ты меня там, пока я тебя за волосья… А кожа зарастёт. Не маленький!
Он схватил пальцами правой ноги камешек, подбросил его кверху и ловко поймал на подъём.
— В глаз чего-то попало, с камня с этого, — пробурчал он и отвернулся. Плечи его вздрагивали.
Я молчал. Похоже, Мишку лучше сейчас оставить в покое. Кроме того… камень, должно быть, и в самом деле был очень грязный, и с него что-то попало в глаз и мне…
Мишка ещё потоптался на месте, запустил руку в карман мокрых штанишек, и там что-то глухо брякнуло.
— Слыхал? — спросил он с оттенком прежней весёлости и опять брякнул.
— Что это? — спросил я.
— Открытия! — И Мишка с торжеством вытащил из кармана горсть камешков. — Как мырять, значит, я с полу подобрал. Коли там руды какие — гору и сверху продолбать можно. Понял? — И, сунув камешки обратно в карман, он наклонился ко мне. — До дому-то дойдёшь? — спросил он заботливо.
Я слабо кивнул головой и внезапно опустился на песок.
— Миш, я на минутку, — пробормотал я, чувствуя, что глаза мои уже не смотрят, а скала заколыхалась и поплыла куда-то…
— Серёжка, Серёжка, — услышал я, будто издалека, испуганный Мишкин голос. — Солнце, глянь, садится. Куда же мы ночью-то? Вставай, слышь!
— Сейчас, — бормотал я, — я на минутку, Мишка…
— Вот те клюква ягода, — раздался вдруг надо мной густой незнакомый бас. — Мишка, ты чего это тут ворожишь?
Я с трудом приоткрыл глаза и взглянул вверх: высокий бородатый человек наклонился и пристально меня разглядывал.
— Дяденька Степан! — радостно закричал Мишка. — Серёжка это, из Москвы который. Мы с ним дружим!
— «Дружим…» — передразнил человек. — Тебе попадись только, отчаянная голова. То-то ты его уж задружил совсем.
На этом, как я ни старался, глаза мои закрылись окончательно.
— Дяденька Степан, — услышал я ещё через некоторое время далёкий Мишкин голос. — Ты его на седло поперёк себя ложи, а я и так добежу, я — скорый. Поперёк! Вот!
— Самого бы тебя поперёк — ремнём хорошим, пострелёнок, — проворчал бас.
Земля подо мной закачалась сильнее, я почувствовал, как меня поднимают, что-то мерно зацокало, как будто подковы по горной тропе, а потом всё провалилось в пустоту…
Я не знал, через сколько времени меня опять разбудило знакомое скрипение дивана в дядином кабинете и до сознания дошёл дрожащий, ласковый, точно и не тёти Варин, голос:
— Тише кладите, осторожно, боже мой, мальчик чуть дышит. Пётр, Пётр, что с ним будет?
— Здоровенный бродяга будет, — утешительно пробасил дядин голос. — Скоро по неделе в лесу бегать будет, а придёт — веселёхонек. Уж я вижу — наша кровь!
Тётин грустный вздох — было последнее, что я слышал в этот полный событиями день.
* * *
На этот раз с очередным письмом маме у меня долго не ладилось. Мне хотелось и рассказать про всё, и чтобы она не напугалась: ведь мамы всегда чего-то боятся.
Поэтому я долго думал и, наконец, кажется, написал хорошо:
Милая мама!
У нас с Мишкой было открытие, в пещере, только дядя Павел сказал, что это не золото, а слюда. Ты про меня не беспокойся, потому что, когда в пещере завалилось, так мы поднырнули под скалу и Мишке даже почти не трудно было меня вытащить.
Вышли, пожалуйста, книжку про спасение утопающих. Это Мишка просит, а то ребята дразнятся, что он перепутал и меня песком тёр и всю кож расцарапал, а утопающим надо делать искусственное дыхание.
Тётя Варя говорит, что я ей вовсе не чужой мальчик и совсем не в тягость, и она меня, оказывается, очень любит и даже плакала. Она очень просит тебя приезжать скорее в отпуск, потому что давно с тобой не видалась, и она будет спокойно по ночам спать, только если ты будешь здесь.
Пожалуйста, приезжай, мамочка, и не беспокойся за меня. Папа говорил, что никаких приключений здесь не бывает. Только теперь мне кажется, что приключения иногда бывают.
Твой сын Серёжа.
Новость
Сон под утро всегда самый крепкий. Мне приснилось, будто Мишка в окно стучит: тук, тук, тук. И шепчет:
— Серёжка, да проснись ты, тетеря сонная!
И опять: тук, тук, тук.
— Небось, лисёнка-то никогда не видал? Живого?
Ох, да это и не сон вовсе! Мишка вправду стучит и всё сильнее сердится…
— Вот возьму и уйду. А ты валяйся!
Меня с дивана как ветром сдуло. Я распахнул окно.
— Мишка, вот я! Какой лисёнок? Где?
— Ты до завтрева спать разлёгся? — накинулся он на меня. — Я уж вовсе уйти собрался. Бежим, живо!
Перескочить через подоконник — минутное дело.
— Никогда живого лисёнка не видел, — говорил я, едва поспевая за Мишкой. — Откуда он? А ест как? А хвост длинный?
— Отец ночью приехал, в мешке привёз, — отвечал Мишка. — Под кроватью сидит, сам молоко локчет, а сам кусается, язва. За палец меня хватил, гляди! — И он подставил палец к самому моему носу.
Я посмотрел с завистью и уважением: палец и правда был завязан грязной тряпкой.
— Отец говорит — это в твою Асканию, для начала. А мамка ругается, страсть. Вас тоже, говорит, с ним вместе со двора сгоню. И вовсе то не Каскания, а куроцап. Ну да она, известно, пошумит, а сердце у неё отходчивое, — договорил Мишка вдруг басом, видно, повторил чьи-то слова, и засмеялся.
Мы бежали как могли быстро, мокрая от росы трава так и хлестала нас по босым ногам.
— А почему, — начал было я опять, но Мишка вдруг круто повернул вправо и остановился около домика у самого обрыва над рекой.
— Почему, почему, — передразнил он и отодвинул засов у дворовой калитки. — Сам увидишь. Мамка сердится, а сама лепёшки печёт с картошкой. Румяные, ух! Иди, говорю!
Я всё-таки задержался немного у двери и переступил через высокий порог не очень-то храбро. Комната была низкая, но просторная, большая печь в углу уже дотапливалась. Мать Мишки подхватывала на ухват тяжёлые горшки и двигала их в печке, так проворно, точно они сами там рассаживались. Вот она поставила последний горшок и оглянулась.
— Как воды принесть, так «мамка спать хочется», а на лису глядеть и ночью встать не лень? — сердито проговорила она.
Я растерялся.
— Тётя Маша, мы вам полную кадку принесём, — проговорил я, — и рыбы наловим. Целое решето. Только пустите посмотреть. Я ведь никогда…
— Думаешь, у меня и на твои руки тряпок хватит — завязывать? — ответила она и звонко стукнула заслонкой. — Мало своей заботы, так нате, из лесу притащили!
Но я уже не слушал, а смотрел во все глаза на большую кровать в другом углу комнаты: пятки из-под неё торчали несомненно Мишкины, а по тому, как они двигались, видно было, что под кроватью идёт какая-то борьба.
— Шерстяной, а склизкий, как рыба! — послышался Мишкин голос. Одеяло колыхнулось, пятки поползли назад, появилась спина в клетчатой рубашке и, наконец, рыжий хохол и красная от напряжения физиономия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78