ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— А чего же не попасть, когда он сам мордой на пищаль налез, — отшутился Степан. Но тут же вздохнул, покачал головой. — Припасу поболе взять надо было. Не думалось, что карбаса нам не видать.
В роговой пороховнице пороха оказалось на двенадцать зарядов и столько же пуль-самоделок в кожаном мешочке у пояса.
Ванюшка заморгал было глазами, да вовремя покосился на Степана, сдержал слёзы.
— Тять, — робко проговорил он. — А у меня и вовек ничего нету. Я чего же буду делать? А?..
— П?сти на ошкуев ставить, — весело подмигнул ему неугомонный Степан. — Их здесь видимо-невидимо, как курей. И ходить далеко не придётся, сами в избу просятся. Благодать!
— Не болтай лишку, — недовольно остановил его Фёдор. Одной беды посбылись, гляди, другой не накличь.
Степан взглянул на Фёдора, но смолчал, хоть и далось ему это нелегко: по живости своей он с трудом старался сидеть за столом спокойно. Фёдор давно ему досаждал. «Ему и при солнышке день тёмный», — досадливо подумал он.
В избе потеплело, все сняли шапки и верхнюю одежду. Стало видно, что у Степана волосы завиваются задорными колечками. От этого он казался чуть не ровней Ванюшке, хоть и был на десяток лет старше. И глаза карие с золотинкой, в них весёлая смешинка прячется. Степан славился удалью и меткостью стрельбы, любил при случае и прихвастнуть. Но сейчас хвастовства на требовалось, всем видно: огромная медвежья шкура закрывала нары и ещё на пол краем свешивалась.
— Нож ещё вот, — спохватился Степан и отцепил от пояса ножны не хуже Фёдоровых. — Без ножа человеку, пропасть, — договорил он. — Правда, Ванюшка?
Ванюшка досадливо мотнул головой, даже губу закусил от обиды. «И надо ему душу бередить. Ишь, дразнится, знает ведь, у меня…» Но тут Ванюшка даже в мыслях споткнулся: это что ж Степан делает? Говорит, а сам рукой чего-то шарит за пазухой. Достал… на стол кинул… Ой!
Ванюшка и дышать перестал, а Степан, улыбаясь, говорит:
— Хватай живее, а то назад заберу, коли тебе не требуется.
А на столе лежит… ещё нож, другой, не в такой богатой оправе, всё ж настоящий, охотницкий.
Ванюшка медленно протянул руку, а сам не оторвётся от Степановых глаз.
— Стёпа, — сказал тихо с трудом, — неужто, правда, мне даёшь?
— Кривда — засмеялся Степан. — Бери, говорю, теперь ты груманлан настоящий.
— Спасибо, — только смог выговорить Ванюшка и так стиснул рукоятку ножа, что даже пальцы побелели.
— Спасибо, Стёпа, — сказал просто и кормщик. — Ведь не подумал я и ему нож захватить.
— Обрадовались, — пробурчал Фёдор. — С таким богатым припасом что делать-то будем?
Брови кормщика чуть заметно сдвинулись. Фёдор и в удачливый год хмурый, туча-тучей ходит, смеха от него никто не слыхал. А теперь и вовсе тоску нагонять станет. Но сказал только:
— Держись, Фёдор, море, оно слабодушных не любит. Уразумел?
Фёдор угрюмо покосился на кормщика, буркнул неохотно:
— Уразумел. — И отвернулся.
Степан не вытерпел:
— Что делать будем? А олешков бить. Их тут, должно, тоже невидимо. И непуганые они, потому тут безлюдно. С моим припасом дюжину достану. А там оглядимся — что дальше делать.
Строгие глаза Алексея потеплели: этот головы не повесит и других утешит.
— Добро, — проговорил он. — Коли так, ты завтра на промысел ступай, поглядим, сколь олешков достанешь. А нам с Фёдором шкуру надо до пути довести, чтобы не пропала. Добро с ней, не на голых досках спать.
— Вчера, чай, доски мягче пуха были, — шутил Степан, укладываясь на нары. — Ванюшка, иди ко мне под бочок, коли ещё ошкуй в избу залезет, чтоб с тебя починал.
— Сказано, не трепли языком, бестолковая голова, — сердился Фёдор. — К ночи дело, а он беду накликает.
Степан промолчал, вскоре послышался его храп. Поворочавшись, заснул и Фёдор. Лишь тихо лежал Алексей. К нему сон не шёл. Каждому за себя забота, а ему — за всех. И за тех, кого унесло на карбасе. Кто знает, какую судьбу им море сготовило? Но горевал он тихо, чтобы других не будить, пока сон не сморил и его.
Доска-задвижка у окна скрипнула, чья-то рука её отодвинула. Бледный утренний свет нехотя заглянул в избу, зато мороз проворно просунул за ним мохнатые белые лапы: стена около окна сразу засеребрилась пушистым инеем. На нарах недовольно заворчали: кому вздумалось холоду напускать, или в избе своего не хватает.
— Вставай, ребята. Печку я затопил, окна если не открыть — в дыму не продохнёшь.
С кормщиком не поспоришь. Три пары ног проворно ссунулись с нар на землю. Холодно, а всё не так, как вчера: шкура медвежья греет, и печка, какая ни на есть, дымит, а теплом помогает. Но поморы к этому привыкли: открыли оконце и сели на полу. Дым клубами стлался под потолком. Так можно было подождать, пока печка разогреется как следует и дрова прогорят, хотя першило в горле и глаза щипало до слёз. Кормщику пришлось хуже других: Степана ростом бог не обидел, а Алексей был выше его на целую голову, чуть головой в крышу не упирался. Даже сидя на полу, нагибался чтобы в самый дым головой не попасть.
По избе пошла сырость, с потолка закапала чёрная копоть. Копотью и жареная медвежатина припахивала, но на это никто не обижался. Зато вдосталь наелись, больше уж некуда было.
С медвежатиной расправились быстро: Алексей торопил, а зачем — сказать не хотел, лишь хитро усмехнулся. Наконец готово. Подпоясались, рукавицы натянули, хотя и не поздняя зима, а в этих краях мороз и осенью не шутит. Окно опять плотно доской задвинули: печной дым через него уж вышел, а тепло надо беречь. Шли по берегу, Фёдор, не торопясь, в развалочку, а Степан с Ванюшкой от нетерпения бока вдруг другу протолкали, но со спросом не лезли, знали: кормщик, когда надо — сам скажет.
Прошли уже порядочно. Алексей подойдёт к куче плавника, посмотрит, головой качнёт и дальше шагает.
— Чего ему надобно? Ищет, словно чего потерял.
Это Фёдор поговаривает, негромко так.
Но вот Алексей остановился.
— Степан свою дюжину олешков промыслит, и боле пищаль его ни на что не сгодится, — сказал он. — А нам как дальше жить?
Все молчали, не отрываясь смотрели на него. Кормщик спрашивает, а сам, наверное, что-то удумал.
— Стало быть, нам на дале новую охотницкую снасть ладить надо, — договорил Алексей и ближе подошёл к куче плавника. — Дерева тут на всё найдётся: с елового, а ещё лучше с лиственничного, корня лук согнём, палки, вот они, на стрелы пойдут, а покрепче — на кутела сгодятся да на рогатины, коли ошкуй встретится. Заживём — не пропадём.
— А мы с Ванюшкой пропадать и не думали, — весело отозвался Степан. — Правда, Ванюшка?
Ванюшка в ответ толкнул Степана в бок, глаза его сияли.
— Тятя что надо удумает, я знаю, — шепнул он. Один Фёдор недоверчиво покачал головой.
— А железа на стрелы да на кутела где возьмём? — сердито спросил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41