— Держать седло рука. Крепко. Упасть —мертв.
— Ничего, удержусь как-нибудь, — проворчала Батигар и двинулась к единорогу, решив, что прежде чем бежать, ей, хочешь не хочешь, придется научиться управлять этими жуткими тварями.
Услышав лязг засова, Мгал поднял голову и уставился на дверь. Двое стражников, войдя в камеру, вставили в настенные державы факелы и, опасливо поглядывая на узника и стараясь не поворачиваться к нему спиной, вышли в коридор. Дверь за собой они не затворили, и северянин понял, что сейчас его навестят высокопоставленные особы, по приказу которых он был доставлен сюда из «Счастливого плавания».
Кожа двух вошедших в камеру мужчин свидетельствовала о том, что это уроженцы империи Махаили, причем один из них, оставшийся у двери с обоюдоострым топориком в руках, — телохранитель. Третий, круглое, чисто выбритое лицо которого прямо-таки лучилось добродушием, был облачен в черно-белые одеяния, наподобие тех, что носили чиновники Бай-Балана. Едва переступив порог камеры, он подозрительно втянул носом воздух и, уверившись, что воняет в подземелье в самом деле скверно, воскликнул:
— Ужасно! Какой смрад! Какая грязь! Какое безобразие! Что может подумать о городском судье, в ведении которого находится тюрьма, чужеземец, побывав в столь отвратительном месте? А ведь городской судья — это я!
«Стало быть, эта хитрая хрюшка и есть Мартог», — беззлобно подумал Мгал, поднимаясь со скамьи навстречу пришедшим.
— Не буду уверять, что рад случаю свести знакомство. Обстановка не располагает благодарить за гостеприимство. К слову сказать, и приглашен я сюда был недостаточно вежливо.
— О да! Как я понимаю тебя, почтеннейший Мгал-чужеземец! Достойный человек, попав в место, где держат преступников, имеет основания возмущаться и негодовать. Увы, виной всему ужасное недоразумение! Посланные мною олухи все перепутали и, вместо того чтобы передать приглашение, набросились, оглушили и притащили сюда, как куль с зерном, уважаемого гостя нашего города. Мерзавцы! Я строго спрошу с них! Нет им прощения, как нет его и мне!
— Полно, любезный Мартог! — с усмешкой прервал северянин разглагольствования толстяка. — Если это всего лишь недоразумение, то нет ничего проще, чем исправить его, отпустив меня на все четыре стороны. Поверь, я даже не буду в претензии к стражникам, которые спутали мою голову с колодой для рубки дров.
— Я так и хотел сделать! И, разумеется, так и сделаю, но прежде расскажу о причине, побудившей меня послать за тобой этих глеговых сыновей. Ибо хотя прощения ни им, ни мне нет и быть не может, выслушав меня, ты согласишься, что побуждения у меня были самые добрые.
— Ни разу в жизни мне не попадался злодей, чьи побуждения не были "бы кристально чистыми, — чуть слышно проворчал Мгал, искоса поглядывая на мланго, с сухощавого лица которого не сходила снисходительная улыбка.
— Я вижу, ты готов выслушать меня, за что я бесконечно тебе признателен, — заключил городской судья из молчания северянина. Улыбка его оставалась по-прежнему лучезарной, а пухленькими, короткими ручками он беспрестанно делал в воздухе успокаивающие, оглаживающие движения.
— Готов, — подтвердил Мгал, видя, что проще всего разобраться в ситуации, терпеливо выслушав Мартога, не умевшего, а может, и не желавшего говорите кратко и называть вещи своими именами.
— Тебе, вероятно, невдомек, что за несколько дней до твоего прибытия в Бай-Балан здесь объявилась группа потерпевших кораблекрушение моряков, нашедших приют в Доме Белых Братьев. Событие в общем ничем не примечательное, и я не стал бы о нем упоминать, если бы давеча мастер Амбириш не посетил меня и не потребовал немедленно схватить тебя и твоих спутников, обвинив вас в похищении некоего кристалла.
Мгал мрачно кивнул — чего-то подобного следовало ожидать, и дураком он был, решив, что, пересеча Жемчужное море, сумел укрыться от глаз охотников за кристаллом Калиместиара. Если бы с ними был Эмрик, уж он бы не позволил им вести себя столь беспечно и так глупо купиться тишиной и спокойствием, царящими якобы в этом городе.
— Нам нет дела до преступлений, совершенных нашими гостями у себя на родине, — продолжал между тем Мартог, благожелательно поглядывая на молчаливого узника. — Многое из того, что происходит за морем, представляется обитателям Бай-Балана бессмысленным и непонятным, и мы склонны судить чужеземцев лишь за те деяния, которые они совершили у нас на глазах на нашей земле.
Северянин снова кивнул, терпеливо ожидая продолжения.
— Я сообщил уважаемому Амбиришу, что даже если бы Мгал-чужеземец украл все сокровища Атаргате, убил мать и отца почтенного мастера, а сестру продал торговцам людьми, то и тогда он был бы в Бай-Балане желанным гостем. До тех пор, естественно, пока не совершил что-либо противоречащее нашим законам. Амбириш не стал спорить и доказывать, что учиненные за морем злодеяния требуют отмщения. Вместо этого он привел другой, более веский аргумент. — Мартог сунул руку за пояс халата, и Мгал услышал переливчатый звон монет. — Будь я Владыкой Бай-Балана, а не городским судьей, вынужденным давать отчет о своих действиях Совету унгиров, возможно, этот аргумент оказался бы решающим. Но, увы, я не Владыка и не могу нарушать городские законы, не опасаясь, что за это мне придется держать ответ перед согражданами, имеющими, к твоему сведению, длиннющие уши и языки…
— Ты объяснил уважаемому Амбиришу, что если бы я заявился в Бай-Балан один, или хотя бы без Рашалай-на, то можно было бы рискнуть, а связываться с отшельником — себе дороже, — предположил Мгал, которого, несмотря на серьезность положения, начала забавлять манера речи городского судьи.
— Вот-вот! Именно это я и сказал почтенному мастеру! — просиял от догадливости узника Мартог. — И тогда Амбириш прибегнул к самому убедительному и, надобно заметить, самому неприятному аргументу. Он пригрозил, что если я не схвачу тебя и не передам ему с рук на руки, то со мной вскорости может произойти несчастный случай и за мою жизнь, равно как и за жизнь моих родичей, он не даст и апельсиновой корки. Согласись, крайне неприятно слышать подобное заявление, особенно если знаешь, что человек, сделавший его, слов на ветер не бросает.
— Да, Белые Братья беспощадны с теми, кто, по их мнению, создает им трудности в достижении тех или иных целей, — признал Мгал, начиная догадываться, что делают здесь имперские моряки. Впрочем, разглядев получше спутника городского судьи, он пришел к выводу, что уж этот-то молодчик на жизнь себе зарабатывает не морской службой.
— Прекрасно! Изумительно! До сих пор мы как нельзя лучше понимали друг друга! — восхищенно воскликнул Мартог и тут же, понизив голос, добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134
— Ничего, удержусь как-нибудь, — проворчала Батигар и двинулась к единорогу, решив, что прежде чем бежать, ей, хочешь не хочешь, придется научиться управлять этими жуткими тварями.
Услышав лязг засова, Мгал поднял голову и уставился на дверь. Двое стражников, войдя в камеру, вставили в настенные державы факелы и, опасливо поглядывая на узника и стараясь не поворачиваться к нему спиной, вышли в коридор. Дверь за собой они не затворили, и северянин понял, что сейчас его навестят высокопоставленные особы, по приказу которых он был доставлен сюда из «Счастливого плавания».
Кожа двух вошедших в камеру мужчин свидетельствовала о том, что это уроженцы империи Махаили, причем один из них, оставшийся у двери с обоюдоострым топориком в руках, — телохранитель. Третий, круглое, чисто выбритое лицо которого прямо-таки лучилось добродушием, был облачен в черно-белые одеяния, наподобие тех, что носили чиновники Бай-Балана. Едва переступив порог камеры, он подозрительно втянул носом воздух и, уверившись, что воняет в подземелье в самом деле скверно, воскликнул:
— Ужасно! Какой смрад! Какая грязь! Какое безобразие! Что может подумать о городском судье, в ведении которого находится тюрьма, чужеземец, побывав в столь отвратительном месте? А ведь городской судья — это я!
«Стало быть, эта хитрая хрюшка и есть Мартог», — беззлобно подумал Мгал, поднимаясь со скамьи навстречу пришедшим.
— Не буду уверять, что рад случаю свести знакомство. Обстановка не располагает благодарить за гостеприимство. К слову сказать, и приглашен я сюда был недостаточно вежливо.
— О да! Как я понимаю тебя, почтеннейший Мгал-чужеземец! Достойный человек, попав в место, где держат преступников, имеет основания возмущаться и негодовать. Увы, виной всему ужасное недоразумение! Посланные мною олухи все перепутали и, вместо того чтобы передать приглашение, набросились, оглушили и притащили сюда, как куль с зерном, уважаемого гостя нашего города. Мерзавцы! Я строго спрошу с них! Нет им прощения, как нет его и мне!
— Полно, любезный Мартог! — с усмешкой прервал северянин разглагольствования толстяка. — Если это всего лишь недоразумение, то нет ничего проще, чем исправить его, отпустив меня на все четыре стороны. Поверь, я даже не буду в претензии к стражникам, которые спутали мою голову с колодой для рубки дров.
— Я так и хотел сделать! И, разумеется, так и сделаю, но прежде расскажу о причине, побудившей меня послать за тобой этих глеговых сыновей. Ибо хотя прощения ни им, ни мне нет и быть не может, выслушав меня, ты согласишься, что побуждения у меня были самые добрые.
— Ни разу в жизни мне не попадался злодей, чьи побуждения не были "бы кристально чистыми, — чуть слышно проворчал Мгал, искоса поглядывая на мланго, с сухощавого лица которого не сходила снисходительная улыбка.
— Я вижу, ты готов выслушать меня, за что я бесконечно тебе признателен, — заключил городской судья из молчания северянина. Улыбка его оставалась по-прежнему лучезарной, а пухленькими, короткими ручками он беспрестанно делал в воздухе успокаивающие, оглаживающие движения.
— Готов, — подтвердил Мгал, видя, что проще всего разобраться в ситуации, терпеливо выслушав Мартога, не умевшего, а может, и не желавшего говорите кратко и называть вещи своими именами.
— Тебе, вероятно, невдомек, что за несколько дней до твоего прибытия в Бай-Балан здесь объявилась группа потерпевших кораблекрушение моряков, нашедших приют в Доме Белых Братьев. Событие в общем ничем не примечательное, и я не стал бы о нем упоминать, если бы давеча мастер Амбириш не посетил меня и не потребовал немедленно схватить тебя и твоих спутников, обвинив вас в похищении некоего кристалла.
Мгал мрачно кивнул — чего-то подобного следовало ожидать, и дураком он был, решив, что, пересеча Жемчужное море, сумел укрыться от глаз охотников за кристаллом Калиместиара. Если бы с ними был Эмрик, уж он бы не позволил им вести себя столь беспечно и так глупо купиться тишиной и спокойствием, царящими якобы в этом городе.
— Нам нет дела до преступлений, совершенных нашими гостями у себя на родине, — продолжал между тем Мартог, благожелательно поглядывая на молчаливого узника. — Многое из того, что происходит за морем, представляется обитателям Бай-Балана бессмысленным и непонятным, и мы склонны судить чужеземцев лишь за те деяния, которые они совершили у нас на глазах на нашей земле.
Северянин снова кивнул, терпеливо ожидая продолжения.
— Я сообщил уважаемому Амбиришу, что даже если бы Мгал-чужеземец украл все сокровища Атаргате, убил мать и отца почтенного мастера, а сестру продал торговцам людьми, то и тогда он был бы в Бай-Балане желанным гостем. До тех пор, естественно, пока не совершил что-либо противоречащее нашим законам. Амбириш не стал спорить и доказывать, что учиненные за морем злодеяния требуют отмщения. Вместо этого он привел другой, более веский аргумент. — Мартог сунул руку за пояс халата, и Мгал услышал переливчатый звон монет. — Будь я Владыкой Бай-Балана, а не городским судьей, вынужденным давать отчет о своих действиях Совету унгиров, возможно, этот аргумент оказался бы решающим. Но, увы, я не Владыка и не могу нарушать городские законы, не опасаясь, что за это мне придется держать ответ перед согражданами, имеющими, к твоему сведению, длиннющие уши и языки…
— Ты объяснил уважаемому Амбиришу, что если бы я заявился в Бай-Балан один, или хотя бы без Рашалай-на, то можно было бы рискнуть, а связываться с отшельником — себе дороже, — предположил Мгал, которого, несмотря на серьезность положения, начала забавлять манера речи городского судьи.
— Вот-вот! Именно это я и сказал почтенному мастеру! — просиял от догадливости узника Мартог. — И тогда Амбириш прибегнул к самому убедительному и, надобно заметить, самому неприятному аргументу. Он пригрозил, что если я не схвачу тебя и не передам ему с рук на руки, то со мной вскорости может произойти несчастный случай и за мою жизнь, равно как и за жизнь моих родичей, он не даст и апельсиновой корки. Согласись, крайне неприятно слышать подобное заявление, особенно если знаешь, что человек, сделавший его, слов на ветер не бросает.
— Да, Белые Братья беспощадны с теми, кто, по их мнению, создает им трудности в достижении тех или иных целей, — признал Мгал, начиная догадываться, что делают здесь имперские моряки. Впрочем, разглядев получше спутника городского судьи, он пришел к выводу, что уж этот-то молодчик на жизнь себе зарабатывает не морской службой.
— Прекрасно! Изумительно! До сих пор мы как нельзя лучше понимали друг друга! — восхищенно воскликнул Мартог и тут же, понизив голос, добавил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134