— Она ослепительно улыбнулась.
Лорд Флорис поднялся и низко поклонился. Он произнес традиционную в этих случаях речь, преисполненную теплыми чувствами и обещаниями вечного мира. Лерисса слушала с улыбкой, которая должна была казаться дружественной, но выглядела почти издевательской. Ей недоставало придворной выучки, которая позволяла изгонять с лица человека все искренние эмоции. Такие люди как Флорис и Импимис могли бы счесть ее слишком откровенной, но они не могли воспользоваться данным обстоятельством с выгодой для себя, потому что ей и не нужно было скрывать слабость.
Анса без выдержал утомительное представление. Находиться рядом с этой женщиной было опасно и волнующе. Она прославилась жестокостью так же, как и красотой, и он знал, смертельно рискует, недооценивая ее способности.
Остальные придворные также выступили с речами, но было понятно, что настоящие переговоры состоятся позднее и втайне. Члены граньянской миссии чувствовали себя смущенно, и Анса мог догадаться почему. Здесь не было придворных более низкого уровня, к которым они могли бы относиться снисходительно. У островитян не было двора в том смысле, в каком эти люди понимали такие вещи. Здесь были только Гассем, Лерисса и их воины. Для людей, которые привыкли к сложности придворной жизни цивилизованных стран, эта территория, была чужой.
Наконец отзвучали речи и наступило время пиршества. Рабы принесли блюда с яствами и, двигаясь среди гостей, пополняли чаши из вместительных кувшинов с вином. Похоже, большинство рабов были обучены прислуживать: их захватили в качестве живой добычи в поместьях богачей. Для них это вторжение было просто переменой хозяина.
Гостям предлагали в основном мясо и плоды, но не было ни хлеба, ни изысканных лакомств. Лерисса принесла извинения за скудость своего стола.
— Без некоторых вещей, — сказала она, — научишься обходиться, когда идет военная кампания на вражеской территории. Когда мы разобьем этих людей и покорим их, я смогу принимать своих благородных гостей с тем гостеприимством, которого они заслуживают.
— Мы прекрасно понимаем, ваше величество, — сказал Флорис, несколько побледнев. — Здесь все великолепно и превосходит все наши ожидания. Даже наш король, выезжая на охоту, редко оказывает нам такое щедрое гостеприимство.
Потеряв всякий интерес к этому разговору, Лерисса повернулась к Ансе.
— А тебе понравилось?
— Несомненно. Мы не такие богатые, как южане, на нашей земле нет обширных полей и садов. Мы богаты только воинами.
— Это единственный вид богатства, которым стоит владеть, — сказала она. — Когда ты богат воинами, все богатство остальных также принадлежит тебе. Вы все сражаетесь верхом и с луками?
— Наша земля велика, — сказал он, — и людей там немного. Мы разводим домашний скот и занимаемся охотой, и на лугах можем видеть и хищника, и жертву с большого расстояния. Имея кабо и лук, мы — хозяева земли. А для войны мы используем копье и меч.
— Королева Лерисса, — сказал Импимис, который досадовал, что та столько внимания уделяет безродному варвару, — мы все наслышаны о твоих знаменитых островитянах. Мы своими глазами могли убедиться в том, что они великолепные и прекрасные юноши, но какое же качество позволяет им возвыситься над всеми прочими воинами?
— Это нелегко описать, но, возможно, мы сумеем показать тебе хоть немногое из того, на что они способны. — Она повернулась и поговорила с охранником. Тот вышел из палатки. Через несколько минут дюжина молодых воинов шеренгой прошла под огромный навес шатра. Теперь вокруг были зажжены костры, а свет горящих факелов восполнял недостаточное освещение. Теплый свет отражался от маслянистой блестящей кожи юношей и их копий; бронза отсвечивала красным, а острые стальные клинки — серебром.
— Это новобранцы из моих телохранителей, — сказала Лерисса. — Для того, чтобы развлечь тебя, они исполнят старинные воинские танцы наших островов.
Гости изобразили вежливую заинтересованность, готовясь выдержать любые представления, которые, по мнению этих дикарей, могут являться подходящим развлечением. Королева повернулась к Ансе с заговорщицким видом, как если бы они оба знали какой-то недоступный остальным секрет.
Два юных воина вышли вперед, затем повернулись лицом Друг к другу. Физически они были совершенной парой, высокие с длинными конечностями, гибкие, как ночные хищники. У одного из костров музыканты начали играть ритмичную мелодию на флейтах и крошечных барабанах.
Держа копья за спиной, оба юноши сделали одновременный выпад друг против друга. Зрители затаили дыхание, когда они разошлись в стороны, поворачиваясь на месте, а их копья просвистели за ними, не попадая в цель на какую-то долю дюйма. Они продолжали танец с выпадами, проносясь в танце друг за другом, поворачивая и вращая сверкающие клинки, один выше, второй ниже. Первый уклонился от удара, второй перепрыгнул через клинок, нацеленный ему в колено. При каждом движении полосы меха на локтях и коленях развевались, подчеркивая каждое действие. Длинные волосы воинов метались из стороны в сторону. Ни на секунду копья не оставались без движения.
Анса нагнулся вперед и завороженно наблюдал за происходящим. Это не был стилизованный военный танец, но упражнение, показ ловкости, применяемый воинами для демонстрации своего мастерства. Каждое движение было либо смертоносным выпадом, либо ловким уклонением. Движения, вероятно, были заученными, но малейшая ошибка означала телесное увечье или смерть неуклюжего воина.
Затем из шеренги вышли еще два человека. Они тоже начали танцевать, исполняя вольный бой. К огромному изумлению зрителей, они прошли между двумя первыми танцорами, которые не приостановили свое упражнение. Присоединились еще двое. Все действо было настолько же упорядочено, насколько приводило в замешательство, как если бы несколько жонглеров, расположившихся кругом, кидали мячи и булавы друг другу по схеме, доступной только тому, кто также владел этим мастерством.
За несколько минут все двенадцать воинов уже были поглощены танцем, который, по всей вероятности, был самоубийственным. Двенадцать тел и двенадцать клинков сплетались на пространстве, не превышающем десяти шагов по одной стороне. Каждый подпрыгивал, вращался, вихрем мчался по небольшой площадке так вольно, как если бы он был там один, делая выпады копьем и вращая им для своего собственного удовольствия. Единственным признаком отчаянной опасности этой пляски был редкий звон стали, когда один клинок касался другого.
— Удивительно! — сказал Импимис. — Сколько же времени они могут так продержаться?
— В течение многих часов, — сказала Лерисса. — Так долго, как я того пожелаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Лорд Флорис поднялся и низко поклонился. Он произнес традиционную в этих случаях речь, преисполненную теплыми чувствами и обещаниями вечного мира. Лерисса слушала с улыбкой, которая должна была казаться дружественной, но выглядела почти издевательской. Ей недоставало придворной выучки, которая позволяла изгонять с лица человека все искренние эмоции. Такие люди как Флорис и Импимис могли бы счесть ее слишком откровенной, но они не могли воспользоваться данным обстоятельством с выгодой для себя, потому что ей и не нужно было скрывать слабость.
Анса без выдержал утомительное представление. Находиться рядом с этой женщиной было опасно и волнующе. Она прославилась жестокостью так же, как и красотой, и он знал, смертельно рискует, недооценивая ее способности.
Остальные придворные также выступили с речами, но было понятно, что настоящие переговоры состоятся позднее и втайне. Члены граньянской миссии чувствовали себя смущенно, и Анса мог догадаться почему. Здесь не было придворных более низкого уровня, к которым они могли бы относиться снисходительно. У островитян не было двора в том смысле, в каком эти люди понимали такие вещи. Здесь были только Гассем, Лерисса и их воины. Для людей, которые привыкли к сложности придворной жизни цивилизованных стран, эта территория, была чужой.
Наконец отзвучали речи и наступило время пиршества. Рабы принесли блюда с яствами и, двигаясь среди гостей, пополняли чаши из вместительных кувшинов с вином. Похоже, большинство рабов были обучены прислуживать: их захватили в качестве живой добычи в поместьях богачей. Для них это вторжение было просто переменой хозяина.
Гостям предлагали в основном мясо и плоды, но не было ни хлеба, ни изысканных лакомств. Лерисса принесла извинения за скудость своего стола.
— Без некоторых вещей, — сказала она, — научишься обходиться, когда идет военная кампания на вражеской территории. Когда мы разобьем этих людей и покорим их, я смогу принимать своих благородных гостей с тем гостеприимством, которого они заслуживают.
— Мы прекрасно понимаем, ваше величество, — сказал Флорис, несколько побледнев. — Здесь все великолепно и превосходит все наши ожидания. Даже наш король, выезжая на охоту, редко оказывает нам такое щедрое гостеприимство.
Потеряв всякий интерес к этому разговору, Лерисса повернулась к Ансе.
— А тебе понравилось?
— Несомненно. Мы не такие богатые, как южане, на нашей земле нет обширных полей и садов. Мы богаты только воинами.
— Это единственный вид богатства, которым стоит владеть, — сказала она. — Когда ты богат воинами, все богатство остальных также принадлежит тебе. Вы все сражаетесь верхом и с луками?
— Наша земля велика, — сказал он, — и людей там немного. Мы разводим домашний скот и занимаемся охотой, и на лугах можем видеть и хищника, и жертву с большого расстояния. Имея кабо и лук, мы — хозяева земли. А для войны мы используем копье и меч.
— Королева Лерисса, — сказал Импимис, который досадовал, что та столько внимания уделяет безродному варвару, — мы все наслышаны о твоих знаменитых островитянах. Мы своими глазами могли убедиться в том, что они великолепные и прекрасные юноши, но какое же качество позволяет им возвыситься над всеми прочими воинами?
— Это нелегко описать, но, возможно, мы сумеем показать тебе хоть немногое из того, на что они способны. — Она повернулась и поговорила с охранником. Тот вышел из палатки. Через несколько минут дюжина молодых воинов шеренгой прошла под огромный навес шатра. Теперь вокруг были зажжены костры, а свет горящих факелов восполнял недостаточное освещение. Теплый свет отражался от маслянистой блестящей кожи юношей и их копий; бронза отсвечивала красным, а острые стальные клинки — серебром.
— Это новобранцы из моих телохранителей, — сказала Лерисса. — Для того, чтобы развлечь тебя, они исполнят старинные воинские танцы наших островов.
Гости изобразили вежливую заинтересованность, готовясь выдержать любые представления, которые, по мнению этих дикарей, могут являться подходящим развлечением. Королева повернулась к Ансе с заговорщицким видом, как если бы они оба знали какой-то недоступный остальным секрет.
Два юных воина вышли вперед, затем повернулись лицом Друг к другу. Физически они были совершенной парой, высокие с длинными конечностями, гибкие, как ночные хищники. У одного из костров музыканты начали играть ритмичную мелодию на флейтах и крошечных барабанах.
Держа копья за спиной, оба юноши сделали одновременный выпад друг против друга. Зрители затаили дыхание, когда они разошлись в стороны, поворачиваясь на месте, а их копья просвистели за ними, не попадая в цель на какую-то долю дюйма. Они продолжали танец с выпадами, проносясь в танце друг за другом, поворачивая и вращая сверкающие клинки, один выше, второй ниже. Первый уклонился от удара, второй перепрыгнул через клинок, нацеленный ему в колено. При каждом движении полосы меха на локтях и коленях развевались, подчеркивая каждое действие. Длинные волосы воинов метались из стороны в сторону. Ни на секунду копья не оставались без движения.
Анса нагнулся вперед и завороженно наблюдал за происходящим. Это не был стилизованный военный танец, но упражнение, показ ловкости, применяемый воинами для демонстрации своего мастерства. Каждое движение было либо смертоносным выпадом, либо ловким уклонением. Движения, вероятно, были заученными, но малейшая ошибка означала телесное увечье или смерть неуклюжего воина.
Затем из шеренги вышли еще два человека. Они тоже начали танцевать, исполняя вольный бой. К огромному изумлению зрителей, они прошли между двумя первыми танцорами, которые не приостановили свое упражнение. Присоединились еще двое. Все действо было настолько же упорядочено, насколько приводило в замешательство, как если бы несколько жонглеров, расположившихся кругом, кидали мячи и булавы друг другу по схеме, доступной только тому, кто также владел этим мастерством.
За несколько минут все двенадцать воинов уже были поглощены танцем, который, по всей вероятности, был самоубийственным. Двенадцать тел и двенадцать клинков сплетались на пространстве, не превышающем десяти шагов по одной стороне. Каждый подпрыгивал, вращался, вихрем мчался по небольшой площадке так вольно, как если бы он был там один, делая выпады копьем и вращая им для своего собственного удовольствия. Единственным признаком отчаянной опасности этой пляски был редкий звон стали, когда один клинок касался другого.
— Удивительно! — сказал Импимис. — Сколько же времени они могут так продержаться?
— В течение многих часов, — сказала Лерисса. — Так долго, как я того пожелаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84