Фукс с ним справится.
— Кто это? — спросил Кербер.
— "Человек-ключ", как писали о нем в газетах, — усмехнулся инспектор. — Старик из Одессы, в прошлом — взломщик сейфов экстра-класса. Из Одессы он уехал еще в двадцатом году. Знаменит ограблением Королевского банка в Копенгагене. В Париже его поймали, отсидел лет пять. Потом он некоторое время резвился в Бразилии и Аргентине, опять попался и решил, что тюрьма чудесно обойдется без него. Сейчас он выручает ротозеев, которые теряют ключи, и иногда помогает нам. Но не будем терять времени. Я хотел бы узнать у вас некоторые детали.
— Какие детали? — быстро спросил Кербер.
— Прежде всего надо установить последовательность событий. Итак, когда вы видели в последний раз профессора Чвиза?
— В пятницу, около пяти часов вечера, я заходил в лабораторию и видел Чвиза, — сказал Кербер. — Он, как обычно, сидел около установки, вон там.
— Один?
— Нет, здесь была Луиза, его лаборантка.
— Вы говорили с ним?
— Говорил.
— О чем?
— Даже не помню. Какой-то пустяковый разговор.
— А вы, профессор? — Гард обернулся к Миллеру.
— Последний раз я видел его тоже в пятницу, примерно в то же время.
— Вы были вечером в институте?
— Да. Я приехал где-то около шести часов. Чвиз зашел ко мне, мы немного поговорили.
— Что было дальше?
— Потом он сказал, что закончил опыт и собирается уходить.
— Какое он произвел на вас впечатление? Вы не заметили в его поведении чего-нибудь необычного?
— Он всегда был чудаковатым человеком. Все необычное в нем трудно перечислить.
— Ну например?
— Например, он мог бы сейчас разговаривать с вами и одновременно разучивать гимн Эфиопии.
— Скажите, профессор, а чем он, собственно, занимался в этой лаборатории? Вы понимаете, я спрашиваю не из праздного любопытства.
Миллер помолчал.
— Как вам объяснить, — начал он. — Это очень сложная проблема. Чвиз разработал теорию матричной стереорегуляции. Вы, и я, и он, — Миллер оглянулся на Кербера, — все мы состоим из клеток, клетки — из молекул, и так далее. Если говорить популярно, популярно до вульгаризации, Чвиз научился разлагать организм на молекулярном уровне в поле гиперрегулятора…
— Вон в той штуке? — перебил его инспектор, кивнув в сторону установки.
— Совершенно верно. Только не непосредственно в той штуке, а в поле этой штуки создается молекулярная матричная копия, двойник организма. Энергия огромна. Секунда работы установки стоит…
Но Гард уже не слушал профессора. Он отошел в глубину лаборатории, к установке, разглядывая это огромное, причудливое сооружение. Медные шины, какие-то белые решетки на толстых блестящих изоляторах, тусклые металлические зеркала. Гард сразу заметил, что одна из двух больших прозрачных полусфер под этими зеркалами расколота.
— Простите, если я не ошибаюсь, установка повреждена?
— Да, к сожалению, — сказал Миллер.
— Это серьезная поломка? — спросил Гард.
— Как вам сказать? Сферу сделать не так уж трудно, но фокусировка займет несколько недель. И не всегда это получается с первого раза.
Взгляд Гарда задержался на циферблате часов, наверное единственно знакомом и привычном предмете в этом непостижимо дремучем лесу техники.
— А зачем тут часы? — спросил инспектор.
— Часы показывают время работы установки. А на счетчике срок работы в миллисекундах, — ответил Миллер.
Гард подошел к ученым.
— Итак, вы, профессор, не были вечером в пятницу здесь, в лаборатории?
— Нет, я был у себя в кабинете.
— А вы, — Гард обернулся к Керберу, — были?
— Да, минут десять.
— Между пятью и шестью часами. Так?
— Что-то около этого, — ответил Кербер.
— В это же время он заходил к вам, профессор. Так?
— Примерно.
— Что же произошло раньше? Ваш визит в лабораторию или… — Гард обернулся к Миллеру.
— Право, не знаю, — сказал Миллер. — Да и какое это имеет значение?
— Думаю, что профессор видел Чвиза позже меня, — сказал Кербер. — Когда я пришел в лабораторию, он еще работал, а профессору он сказал, что кончил опыт и уходит.
— Разумно. Но вы говорили, что Чвиз работал с лаборанткой. Она сможет уточнить это? Она здесь?
— Думаю, что здесь. Я позову ее, — сказал Кербер.
— Не торопитесь, — остановил его Гард. — Я попрошу всех подойти к установке. Итак, если, как вы говорите, опыт был закончен до шести часов, каким образом эти часы показывают восемнадцать пятнадцать?
— Что? Этого не может быть!
Гард обернулся и увидел бледное лицо Кербера.
— Поразительно, — сказал Миллер.
— Простите, профессор, — Гард повернулся к Миллеру, — насколько мне удалось вас понять, старик разбивал организм вдребезги, делал копии с каждого осколка и вновь склеивал теперь уже точных двойников. Так?
Миллер улыбнулся:
— Хорошо, что вас не слышит Чвиз, он бы показал вам «вдребезги». Впрочем, в принципе вы правы.
— А если так, может ли эта штука, — инспектор показал на гиперрегулятор, — разбить, но не склеить?
— Что?
— Разбить, может быть, даже снять копию с осколков, но не склеить эти осколки? Ни первый, ни второй экземпляр? Так быть может?
— Нет. Программа работы регулятора заложена в него…
— Но ее можно вынуть и заменить?
— Нет, ее нельзя вынуть. Как таковой ее не существует, вы не поняли. Программа заложена в природе самой установки. Ну, как бы это сказать… Нельзя заставить автомобиль ехать только на задних колесах.
— Какое-то время можно.
— Весь процесс длится в течение тысячных долей секунды.
— Отлично! И если в это время, когда он уже наполовину прошел, отключить все эти провода? Что тогда?
— Сброс поля?
— Назовем это так. Значит, эта штука может разрушить и не создать?
— Но схемы задублированы… — рассеянно сказал Миллер.
— Это уже детали, дорогой профессор.
— Вы хотите сказать, что Чвиз…
— Я ничего не хочу сказать, но, прежде чем двигаться вперед, я хочу видеть перед собой все дороги. Этот случай — побег, похищение или, наконец, впервые в моей практике, превращение в ничто, в святой дух? Или остается какой-нибудь пепел?
— Какой пепел? Ну что вы! Полная сублимация, — спокойно сказал Миллер.
— А это что за штука?
— Сублимация? Переход из твердого состояния в газообразное, минуя жидкое.
— Да, из этой штуки получился бы отличный крематорий, — усмехнулся Гард. — Если надумаете, возьмите меня в пайщики. — Он подошел к телефону, не спеша набрал номер. — Алло! О'Лири? Это опять я. Нет, еще не приехал. А что слышно с тем грибником? Так. Ну спасибо. — Гард повесил трубку.
— Это он? — спросил Миллер, заметно волнуясь.
Гард внимательно посмотрел на профессора.
— Нет. Это кузнец из соседней деревушки. Инсульт. Видно, нагнулся не за своим грибом.
— Разрешите войти? — раздался сзади тихий голос.
Все обернулись и увидели маленького старичка с небольшим чемоданчиком, похожим на этюдник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Кто это? — спросил Кербер.
— "Человек-ключ", как писали о нем в газетах, — усмехнулся инспектор. — Старик из Одессы, в прошлом — взломщик сейфов экстра-класса. Из Одессы он уехал еще в двадцатом году. Знаменит ограблением Королевского банка в Копенгагене. В Париже его поймали, отсидел лет пять. Потом он некоторое время резвился в Бразилии и Аргентине, опять попался и решил, что тюрьма чудесно обойдется без него. Сейчас он выручает ротозеев, которые теряют ключи, и иногда помогает нам. Но не будем терять времени. Я хотел бы узнать у вас некоторые детали.
— Какие детали? — быстро спросил Кербер.
— Прежде всего надо установить последовательность событий. Итак, когда вы видели в последний раз профессора Чвиза?
— В пятницу, около пяти часов вечера, я заходил в лабораторию и видел Чвиза, — сказал Кербер. — Он, как обычно, сидел около установки, вон там.
— Один?
— Нет, здесь была Луиза, его лаборантка.
— Вы говорили с ним?
— Говорил.
— О чем?
— Даже не помню. Какой-то пустяковый разговор.
— А вы, профессор? — Гард обернулся к Миллеру.
— Последний раз я видел его тоже в пятницу, примерно в то же время.
— Вы были вечером в институте?
— Да. Я приехал где-то около шести часов. Чвиз зашел ко мне, мы немного поговорили.
— Что было дальше?
— Потом он сказал, что закончил опыт и собирается уходить.
— Какое он произвел на вас впечатление? Вы не заметили в его поведении чего-нибудь необычного?
— Он всегда был чудаковатым человеком. Все необычное в нем трудно перечислить.
— Ну например?
— Например, он мог бы сейчас разговаривать с вами и одновременно разучивать гимн Эфиопии.
— Скажите, профессор, а чем он, собственно, занимался в этой лаборатории? Вы понимаете, я спрашиваю не из праздного любопытства.
Миллер помолчал.
— Как вам объяснить, — начал он. — Это очень сложная проблема. Чвиз разработал теорию матричной стереорегуляции. Вы, и я, и он, — Миллер оглянулся на Кербера, — все мы состоим из клеток, клетки — из молекул, и так далее. Если говорить популярно, популярно до вульгаризации, Чвиз научился разлагать организм на молекулярном уровне в поле гиперрегулятора…
— Вон в той штуке? — перебил его инспектор, кивнув в сторону установки.
— Совершенно верно. Только не непосредственно в той штуке, а в поле этой штуки создается молекулярная матричная копия, двойник организма. Энергия огромна. Секунда работы установки стоит…
Но Гард уже не слушал профессора. Он отошел в глубину лаборатории, к установке, разглядывая это огромное, причудливое сооружение. Медные шины, какие-то белые решетки на толстых блестящих изоляторах, тусклые металлические зеркала. Гард сразу заметил, что одна из двух больших прозрачных полусфер под этими зеркалами расколота.
— Простите, если я не ошибаюсь, установка повреждена?
— Да, к сожалению, — сказал Миллер.
— Это серьезная поломка? — спросил Гард.
— Как вам сказать? Сферу сделать не так уж трудно, но фокусировка займет несколько недель. И не всегда это получается с первого раза.
Взгляд Гарда задержался на циферблате часов, наверное единственно знакомом и привычном предмете в этом непостижимо дремучем лесу техники.
— А зачем тут часы? — спросил инспектор.
— Часы показывают время работы установки. А на счетчике срок работы в миллисекундах, — ответил Миллер.
Гард подошел к ученым.
— Итак, вы, профессор, не были вечером в пятницу здесь, в лаборатории?
— Нет, я был у себя в кабинете.
— А вы, — Гард обернулся к Керберу, — были?
— Да, минут десять.
— Между пятью и шестью часами. Так?
— Что-то около этого, — ответил Кербер.
— В это же время он заходил к вам, профессор. Так?
— Примерно.
— Что же произошло раньше? Ваш визит в лабораторию или… — Гард обернулся к Миллеру.
— Право, не знаю, — сказал Миллер. — Да и какое это имеет значение?
— Думаю, что профессор видел Чвиза позже меня, — сказал Кербер. — Когда я пришел в лабораторию, он еще работал, а профессору он сказал, что кончил опыт и уходит.
— Разумно. Но вы говорили, что Чвиз работал с лаборанткой. Она сможет уточнить это? Она здесь?
— Думаю, что здесь. Я позову ее, — сказал Кербер.
— Не торопитесь, — остановил его Гард. — Я попрошу всех подойти к установке. Итак, если, как вы говорите, опыт был закончен до шести часов, каким образом эти часы показывают восемнадцать пятнадцать?
— Что? Этого не может быть!
Гард обернулся и увидел бледное лицо Кербера.
— Поразительно, — сказал Миллер.
— Простите, профессор, — Гард повернулся к Миллеру, — насколько мне удалось вас понять, старик разбивал организм вдребезги, делал копии с каждого осколка и вновь склеивал теперь уже точных двойников. Так?
Миллер улыбнулся:
— Хорошо, что вас не слышит Чвиз, он бы показал вам «вдребезги». Впрочем, в принципе вы правы.
— А если так, может ли эта штука, — инспектор показал на гиперрегулятор, — разбить, но не склеить?
— Что?
— Разбить, может быть, даже снять копию с осколков, но не склеить эти осколки? Ни первый, ни второй экземпляр? Так быть может?
— Нет. Программа работы регулятора заложена в него…
— Но ее можно вынуть и заменить?
— Нет, ее нельзя вынуть. Как таковой ее не существует, вы не поняли. Программа заложена в природе самой установки. Ну, как бы это сказать… Нельзя заставить автомобиль ехать только на задних колесах.
— Какое-то время можно.
— Весь процесс длится в течение тысячных долей секунды.
— Отлично! И если в это время, когда он уже наполовину прошел, отключить все эти провода? Что тогда?
— Сброс поля?
— Назовем это так. Значит, эта штука может разрушить и не создать?
— Но схемы задублированы… — рассеянно сказал Миллер.
— Это уже детали, дорогой профессор.
— Вы хотите сказать, что Чвиз…
— Я ничего не хочу сказать, но, прежде чем двигаться вперед, я хочу видеть перед собой все дороги. Этот случай — побег, похищение или, наконец, впервые в моей практике, превращение в ничто, в святой дух? Или остается какой-нибудь пепел?
— Какой пепел? Ну что вы! Полная сублимация, — спокойно сказал Миллер.
— А это что за штука?
— Сублимация? Переход из твердого состояния в газообразное, минуя жидкое.
— Да, из этой штуки получился бы отличный крематорий, — усмехнулся Гард. — Если надумаете, возьмите меня в пайщики. — Он подошел к телефону, не спеша набрал номер. — Алло! О'Лири? Это опять я. Нет, еще не приехал. А что слышно с тем грибником? Так. Ну спасибо. — Гард повесил трубку.
— Это он? — спросил Миллер, заметно волнуясь.
Гард внимательно посмотрел на профессора.
— Нет. Это кузнец из соседней деревушки. Инсульт. Видно, нагнулся не за своим грибом.
— Разрешите войти? — раздался сзади тихий голос.
Все обернулись и увидели маленького старичка с небольшим чемоданчиком, похожим на этюдник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103