вы не можете разобрать, к какому полу принадлежат любопытствующие фигурки, но надеетесь, что к мужскому. Захлопывать дверь не имеет смысла, потому что замка в ней вовсе нет, и каждый раз она снова торжественно отворяется, не успеете вы отойти на несколько шагов. Очевидно, вы с товарищами представляете исключительный интерес, вроде странствующего зверинца.
Завтракая, вы невольно сравниваете себя с блудным сыном: на полу поместилась пара свиней, у порога топчется компания гусей, оглядывая вас с ног до головы и ехидно критикуя свистящим шепотом; иногда в окошко заглянет корова.
Это сходство с порядками Ноева ковчега служит, вероятно, причиной того особенного запаха, которым отличаются хижины в Шварцвальде: если вы возьмете розы и лимбургский сыр, прибавите туда немного помады, вереска, луку, персиков, мыльной воды – и смешаете все это с запахом моря и нескольких трупов – то получите нечто подобное; различить нельзя ничего, но здесь чувствуется все, что есть на свете. Горные жители любят такой воздух; они не проветривают своих домиков и нарочно берегут в них эту «хозяйственную» атмосферу. Если вам хочется подышать запахом хвойного леса или фиалок – для этого можно выйти за порог дома; но говорят, что подобные поэтические фантазии скоро проходят и заменяются искренней привязанностью к домашнему уюту.
Так как мы собирались на следующий день пройти большой путь пешком, то с вечера решили встать как можно раньше – даже в шесть часов, если никому не помешаем. Мы спросили хозяйку, нельзя ли это устроить. Она отвечала, что можно: сама она разбудить нас не обещает – так как в этот день обыкновенно отправляется в город, миль за восемь, – но кто-нибудь из сыновей уже вернется завтракать, так что услужит и нам.
Но будить нас не пришлось: мы сами не только проснулись, но и даже встали в четыре часа – не исключая Джорджа. Мы не могли больше спать. Я не знаю, в котором часу встает шварцвальдский крестьянин в летнее время: нам казалось, что семья наших хозяев вставала всю ночь. Начинается с грохота грубых сапожищ на деревянной подошве: это сам глава семьи обходит весь дом, чтобы окинуть его хозяйским оком; пройдясь раза три вверх и вниз по лестнице – домик лепится к склону горы – и, проснувшись как следует, он отправляется на верхний этаж будить лошадей. Оказывается, что последние тоже обязаны пройтись по всему дому, прежде чем выйти на воздух. Затем хозяин идет вниз, в кухню и принимается рубить дрова; наколов изрядное количество, он приходит в хорошее настроение – и начинает петь. Тут поневоле придешь к заключению, что пора вставать.
Наскоро позавтракав в половине пятого, мы сейчас же вышли и отправились в путь. Нам нужно было перевалить через гору; судя по сведениям, добытым в ближайшей деревушке, заблудиться было невозможно. Бывают такие дороги: они всегда приводят к тому месту, откуда вы вышли; и еще хорошо, если приводят, – тогда, по крайней мере знаешь где находишься.
Я предчувствовал неудачу с самого начала. Не прошли мы и двух миль, как дорога разделилась на три ветви. Изъеденный червями столб указывал, что одна из ветвей вела к месту, о котором мы никогда не слыхали и ни на какой карте не видали; средняя надпись отвалилась совершенно и исчезла без следа; третья несомненно относилась к той дороге, по которой мы шли.
– Старик объяснил очень ясно, – напомнил нам Гаррис, – что надо держаться все время вправо и обходить гору.
– Какую гору? – капризно спросил Джордж. Перед нами их действительно было штук шесть разной величины.
– Он говорил, что мы придем к ней по лесу.
– В этом я не сомневаюсь! – опять сострил Джордж. (Примета была слабая, спорить нельзя: все горы кругом поросли лесом).
– И он сказал, – пробормотал Гаррис уже не так уверенно, – что мы дойдем до вершины через полтора часа.
– Вот в этом я очень сомневаюсь!
– Что же нам делать? – спросил Гаррис. Надо сказать, что я очень легко ориентируюсь. Это не Бог весть какое достоинство, и хвастаться тут нечем; но у меня, право, есть какой-то инстинкт, чутье узнавать местность. Конечно, не моя вина, если по дороге встречаются горы, реки, пропасти и тому подобные препятствия.
Я повел их по средней дороге. В том, что она не могла выдержать ни одной четверти мили по прямому направлению и через три мили вдруг уперлась в осиное гнездо – никто меня упрекнуть не может; если бы она вела куда следует, то и мы бы пришли куда следует; это ясно, как Божий день.
Даже несмотря на осиное гнездо, я не отказал бы товарищам в возможности и дальше эксплуатировать мой талант, – но ведь мог я рассчитывать хотя бы на каплю благодарности! Я не ангел, признаюсь откровенно, и не люблю трудиться на пользу людей, которые не выказывают ничего, кроме холодности и грубости: Кроме того, Гаррис и Джордж, вероятно, отказались бы следовать за мной дальше. Поэтому я умыл руки и предоставил Гаррису занять место вожака.
– Ну, – спросил он, – доволен ли ты собой?
– Совершенно! – отвечал я с груды камней, на которой сидел. – Сюда я довел вас целыми и невредимыми. Я повел бы вас и дальше, но каждому художнику необходимо сочувствие толпы! Вы, очевидно, не довольны тем, что не знаете, где находитесь; но, может быть, вы находитесь именно там, где нужно! Впрочем, я молчу; я не жду благодарности. Идите куда хотите, я вмешиваться не стану.
В моих словах действительно было много горечи – но ведь я не слыхал еще ни одного ободряющего слова.
– Послушай, между нами не должно быть недоразумений, – заметил Гаррис, – Джордж и я признаем покорно и искренно, что без твоей помощи мы никогда не забрались бы в эти дебри! Поверь, мы отдаем тебе полную справедливость. Но, видишь ли, чутье иногда подводит. Я предлагаю положиться на науку: где теперь солнце?
– А не лучше ли, – неожиданно заметил Джордж, – вернуться в деревню и положиться на мальчишку-проводника? Мы сберегли бы таким образом время.
– Мы только потеряли бы его! – решительно заявил Гаррис. – Оставь, пожалуйста. Не вмешивайся и не беспокойся. Это очень интересный способ, я о нем много читал.
Он вынул из кармана часы и начал кружиться с ними как юла.
– Ничего не может быть легче, – продолжал он, – надо направить часовую стрелку на солнце, потом взять угол между ею и цифрой двенадцать, разделить его пополам – и секущая укажет на север! Очень просто.
Он повертелся еще минуты две и, наконец, решительно протянул руку к осиному гнезду:
– Вот, вот север! Теперь дайте мне карту.
Мы подали. Не оборачиваясь больше, он уселся на землю и начал рассматривать карту, потом объявил:
– Тодтмос находится на юго-юго-запад отсюда.
– Откуда «отсюда»? – спросил Джордж.
– Да вот с этого места, где мы сидим.
– А где мы сидим? – поинтересовался Джордж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47