– Мальчик удивительно быстро привыкает к обстановке, право же, он весьма сообразителен.
– Вас это удивляет?
– Да. Боюсь, что вначале я приняла его за детеныша обезьяны, – секунду поколебавшись, ответила она.
– Кем бы он ни был, он очень много для нас сделал. Ведь он прославил «Стасис инкорпорейтид». Мы теперь на коне, да, мы на коне.
Видимо, ему не терпелось поделиться с кем-нибудь своим торжеством, пусть даже с ней, с мисс Феллоуз.
– Каким же образом ему это удалось? – спросила она, давая Хоскинсу возможность высказаться.
Засунув руки в карманы, Хоскинс продолжал:
– Десять лет мы работали, имея в своем распоряжении крайне ограниченный капитал, собирая буквально по пенсу. Мы просто обязаны были создать сразу нечто очень эффектное, пусть для этого пришлось бы поставить на карту все наши средства. Уверяю вас, это был каторжный труд. На попытку извлечь из прошлого этого неандертальца ушли все деньги, которые нам удалось собрать, то одалживая, а то и воруя, да-да, именно воруя. На осуществление этого эксперимента пошли средства, ассигнованные на другие цели. Их мы использовали без разрешения. Если б опыт не удался, моя песенка была бы спета.
– Поэтому-то у домика нет потолка? – прервала его мисс Феллоуз.
– Что вы сказали? – переспросил Хоскинс.
– Вам не хватило денег на потолок?
– Видите ли, это не единственная причина. Честно говоря, мы не в состоянии были угадать точный возраст неандертальца. Наши возможности точно определить характеристику объекта, столь удаленного во времени, пока ограниченны, и он вполне мог оказаться существом огромного роста и дикого нрава, и нам пришлось бы общаться с ним на расстоянии, как с посаженным в клетку животным.
– Но поскольку ваши опасения не оправдались, мне думается, вы могли бы теперь достроить потолок.
– Теперь, да. Денег у нас теперь много. Все обернулось блестяще, мисс Феллоуз. – Улыбка не сходила с его широкого лица, и когда он повернулся, чтобы уйти, казалось, даже спина его излучала улыбку.
«Он довольно приятный человек, когда забывается и сбрасывает маску ученого, отрешенного от всего земного», – подумала мисс Феллоуз.
Ей вдруг захотелось узнать, женат ли он, но, спохватившись, она постаралась отогнать эту мысль.
– Тимми, – позвала она, – иди сюда, Тимми!
За протекшие с того дня месяцы мисс Феллоуз все больше и больше начинала чувствовать себя неотъемлемой частью Компании «Стасис инкорпорейтид». Ей предоставили отдельный маленький кабинет, на двери которого красовалась табличка с ее именем, неподалеку от кукольного домика (как она продолжала называть служившую для Тимми жильем камору «Стасиса»). Ей теперь платили намного больше, чем вначале, а у кукольного домика был наконец достроен потолок и улучшено внутреннее оборудование: появилась вторая туалетная комната, и мало того – у нее теперь была собственная квартира на территории «Стасиса», и иногда ей даже удавалось там ночевать. Между кукольным домиком и этой ее новой квартирой провели телефон, и Тимми научился им пользоваться.
Мисс Феллоуз привыкла к Тимми настолько, что меньше стала замечать его уродство. Однажды на улице она поймала себя на том, что какой-то обыкновенный мальчик показался ей крайне непривлекательным – у него был высокий выпуклый лоб и выступающий вперед резко очерченный подбородок. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы избавиться от этого наваждения.
И еще приятнее было привыкать к случайным посещениям Хоскинса. Совершенно очевидно, что он с удовольствием расставался на время со своей становившейся все более утомительной ролью главы акционерного общества «Стасис инкорпорейтид» и что к ребенку, с появлением которого было связано нынешнее процветание Компании, он питал особые чувства, граничащие с сентиментальностью. Но мисс Феллоуз казалось, что ему было приятно беседовать и с ней. (За это время ей удалось узнать, что Хоскинс разработал метод анализа отражения мезонного луча, проникающего в прошлое; его изобретением был и сам «Стасис». Холодность его была чисто внешней – ею он пытался замаскировать природную доброту, и, о да, он был женат.)
К чему мисс Феллоуз никак не могла привыкнуть, так это к мысли, что она участвует в научном эксперименте. Несмотря на все свои усилия, она все больше чувствовала себя органической частью происходящего, и дело порой доходило до прямых стычек с физиологами.
Однажды, спустившись к ним, Хоскинс нашел ее в таком гневе, что, казалось, она способна была в этот момент совершить убийство. "Они не имеют права, они не имеют права… Даже если Тимми – неандерталец, все равно он человек, а не животное".
Она следила за ними через открытую дверь. Почти ослепнув от ярости, она прислушивалась к всхлипываниям Тимми. Вдруг она заметила стоящего рядом Хоскинса. Не исключено, что он появился здесь уже давно.
– Можно войти? – спросил он.
Коротко кивнув, она поспешила к Тимми, который тесно прижался к ней, обвив ее своими маленькими кривыми и все еще такими худыми ножками.
– Вы ведь знаете, что они не имеют права проделывать подобные опыты _над человеком_, – сказал Хоскинс.
– А я решительно заявляю, доктор Хоскинс, что они не имеют права проделывать это и над Тимми. Вы когда-то сказали мне, что своим процветанием «Стасис» обязан Тимми. Если вы чувствуете хоть каплю благодарности, избавьте беднягу от этих людей, по крайней мере до той поры, пока он не подрастет и станет разумнее. После их манипуляций он не может спать, его душат кошмары. Я предупреждаю вас (ярость ее достигла кульминации), что я их больше сюда не впущу! (До ее сознания дошло, что она перешла на крик, но она уже не владела собой.) Я знаю, что он неандерталец, – несколько успокоившись, продолжала она, – но мы их во многом недооцениваем. Я читала о неандертальцах. У них была своя культура, и некоторые из величайших человеческих открытий, такие, как, например, одомашнивание животных, изобретение колеса и различных типов каменных жерновов, были сделаны именно в их эпоху. У них, несомненно, были и духовные потребности. Это видно из того, что при погребении они клали вместе с умершим его личные вещи, следовательно, они верили в загробную жизнь и, может быть, у них уже была какая-то религия. Неужели все это не дает Тимми права на человеческое отношение?
Она ласково похлопала мальчика по спине и отослала его играть в другую комнату. Когда открылась дверь, Хоскинс увидел целую гору самых разнообразных игрушек.
Он улыбнулся.
– Несчастный ребенок заслужил эти игрушки, – поспешно заняв оборонительную позицию, сказала мисс Феллоуз. – Это все, что у него есть, и он заработал их своими страданиями.
– Поверьте, я ничего против этого не имею. Я только подумал, как изменились вы сами с того первого дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15