Все было так, как она сказала. Но я заметил Салли, что, должно быть, Массэ снят на этой фотографии еще до свадьбы, ведь фотографии дарят невестам, не женам, а за несколько лет подпись любого человека может измениться. Чем больше бумаг ты подписываешь, тем более нечеткой и летящей становится твоя подпись. Но Салли мои объяснения не убедили.
Тогда я решил поразмышлять вместе с ней дальше.
– Вообще вместо того, чтобы выяснить, почему было написано это удивительное письмо, лучше бы попытаться, понять, кто его автор.
– По правде говоря, это и легче, – тотчас отозвалась Салли. – Видишь ли, Вилли, очень мало людей знают или могут знать, что Жан-Пьер Массэ погиб!
– Действительно, совсем немного. Не считая меня, только полицейские и санитар из морга...
– Но ведь были свидетели несчастного случая.
– Свидетелям неизвестно имя пострадавшего.
– Правда. А ты ничего никому не рассказывал?
– Ни одной живой душе, Салли!
– Даже бармену, когда отправился за мадам Массэ?
– Да нет же, клянусь тебе!
– Подожди...
Она наморщила лоб и ущипнула себя за кончик носа. – Ты сказал мне, что, приехав сюда, встретил двух девушек, выходивших из квартиры, причем горничная плакала.
– Ну и что?
– Можно предположить, что эти типы из полицейского комиссариата по той или иной причине позвонили сюда. И это произошло в тот момент, когда ты уже уехал оттуда, но сюда еще не приехал.
– И что же?
– А то, что обе девушки могли знать, что Массэ погиб.
– Ты думаешь, узнав подобную новость, они могли уйти? Посуди сама: одна из них – кузина мадам Массэ, а также помощница и, возможно, любовница ее мужа. Другая – горничная. Неужели ты предполагаешь, что обе смотали удочки, зная, что Жан-Пьер Массэ погиб? Даже не дождавшись возвращения его жены?
– Почему же тогда горничная плакала?
– Да потому, что в доме произошла какая-то драма. Потому что девушка в леопардовом манто – Элен – должна была уйти, а уход при подобных обстоятельствах – печальное событие, тем более в праздничный вечер. И все это свалилось на деревенскую простушку с чувствительным сердечком!
– Да, это – единственная логичная гипотеза, – вздохнула Салли, расстегивая пальто.
На ней было очень узкое черное платье, украшенное серебряными пластинами, а при виде ее декольте у меня пересохло в горле.
– Дети легли? – рассеянно спросил я. Мне было хорошо оттого, что мы снова вместе.
– Нет, они ждали подарков.
– Хочешь выпить стаканчик?
– Не сейчас. Что будем делать, Вилли?
– Я вызвал тебя сюда, чтобы ты ответила мне на этот вопрос. Не может быть и речи, чтобы оставить Люсьенн одну.
Она аж подскочила.
– Ах, вот как! Люсьенн!
– Неужели ты собираешься устраивать мне сцены ревности? Разве ты уже совсем офранцузилась?
Улыбнувшись, она быстро поцеловала меня.
– Ей грозит опасность, – продолжил я после этой мимолетной ласки, – письмо и телефонные звонки говорят о том...
– А что, если мы отвезем ее в американский госпиталь? Объясним все доктору Стивенсону, он сделает ей укол чего-нибудь успокаивающего. А завтра она будет готова выдержать тяжелый удар...
Об этом я не подумал. Вполне разумное решение.
Да только оно было мне не по душе. Честно говоря, трусливое решение. Накачаем успокаивающими средствами Люсьенн Массэ, развяжем себе руки и сможем опрокинуть стаканчик-другой с друзьями... Нет, не нравилось мне это решение. А кроме того, сильнее, чем симпатия к Люсьенн, меня теперь удерживала здесь таинственность всей этой истории. Я был снедаем любопытством, оно перекрывало мне все пути к отступлению, я стал его пленником.
Все это я и объяснил моей жене, и Салли прекрасно поняла меня. Впрочем, мы всегда мыслили и чувствовали одинаково.
– Как ты думаешь, Вилли, какая опасность угрожает ей?
– Если бы я только знал... Видишь ли, сначала попытались заставить ее остаться здесь одну. Потом решили убедиться, что она так и поступила, – этим объясняются телефонные звонки.
– Но ведь было достаточно позвонить всего только раз!
И если Люсьенн ответила... Ох! Знаешь, о чем я подумала? – вдруг вскрикнула Салли, у нее даже голос изменился. – Звонивший ничего не говорил, чтобы его не узнали по голосу. Вывод: Люсьенн знает этого человека.
– Неплохо, Салли. Неплохо! Но это не дает ответа на твое прежнее замечание: Люсьенн уже ответила один раз, значит, было ясно, что она дома. И все же часом позже раздался второй звонок...
– Подожди-ка, первый телефонный звонок был до или после получения письма?
Я задумался.
– До.
– Ты уверен?
– Уверен!
– Хорошо. Значит, звонивший хотел удостовериться, что Люсьенн получила пневматичку. И он перезвонил позже, чтобы проверить, следует ли она директивам своего... мужа, скажем так. Да только во второй раз ответил ты, и мужской голос чертовски взволновал его. До такой степени, что он был вынужден позвонить и в третий раз.
– В конце концов, – пробормотал я, – может быть, в третий раз это был не он, ведь я выдернул штепсель телефона из розетки.
– Не имеет значения.
Стоя у круглого окна, Салли смотрела, как дождь молотит по тротуару.
– Выключи свет! – внезапно приказала она, отступая в сторону и прижимаясь к стене.
– Зачем?
– Хочу кое-что рассмотреть.
Я погасил свет. Комната погрузилась в темноту. Только слабо светилось окно. Сквозь тюлевые занавески были видны длинные штрихи дождя. Салли приподняла край занавески и глянула вниз, на бульвар, омываемый дождем. Редкие фонари освещали его блеклым светом.
– Что ты делаешь?
Я подошел к жене. На меня пахнуло теплом ее тела, и это было как самая восхитительная ласка. Я любил ее духи, простые и чарующие одновременно. Салли никогда не пользовалась парижскими духами. Бес противоречия заставлял ее привозить духи из Америки. Они пахли лесом. А Салли была уроженкой Миссури. Когда мы жили в Штатах, мы проводили все отпуска в ее семье, часто бродили по лесистым холмам. Их вершины волнами катились в бесконечность. Странно, как вспоминается прошлое в самые напряженные моменты.
– Ты что-то увидела, Салли?
– Может быть. Нет, не двигайся! Только что внизу остановилось такси.
– Знаешь, в этом нет ничего удивительного.
– Ты не прав: из него никто не вышел. А стоит оно прямо напротив дома.
– Дай-ка я гляну!
– Осторожно! Не трогай занавеску.
Она нагнулась, и я взглянул на улицу поверх ее головы. На дороге стояла большая машина, счетчик внутри голубовато светился, пассажиров нельзя было разглядеть.
– Понимаешь, Вилли, такси остановилось напротив, чтобы был виден весь дом.
– О'кей, я сейчас спущусь!
Отходя от окна, я устроил маленькую катастрофу: крючок на кителе, державший ремень, зацепился за занавеску и вырвал большой кусок материи.
– Какой же ты неловкий! – огорчилась Салли.
Отцепившись от занавески, я бросился к двери.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27