ни солнца, ни тишины, а убежище, в котором он теперь прячется (ящик он считал чем-то вроде норы), никуда не годится. Вместо надежных земляных стен - что-то сухое и шершаво-колючее.
А ведь он-то считал, что хуже наводнения ничего не бывает!
А грузовик мчался гладким стенным бездорожьем, переваливал округлые горы и громыхал по острым камням в ущельях. Никаких окружающих пейзажей Кадыр, разумеется, видеть не мог; он вскоре и чувствовать перестал: равнодушно переносил удары и тряску. Решил, верно, что все для него кончено, примирился... И вдруг грузовик замер.
Перед приехавшими расстилалась красивая волнистая степь, огражденная величественными хребтами, прикрытыми снегом, как будто хорошо отстиранными, белыми, но очень драными чехлами. Здесь было прохладнее, чем на прежней стоянке, трава выглядела густой и сочной, и овцы, перегнанные сюда еще вчера, увлеченно щипали неподалеку.
Кое-где по зеленой степи валялись громадные, уродливые глыбы. Откуда они? Озорник великан набросал? Но ведь по правде-то великанов не было... Эти камни отломаны от далеких скал ледниками, которые приволокли их сюда на своих мощных спинах. Сами растаяли давным-давно - тяжкая ноша оставлена посреди пути.
Возле одной такой глыбы, лежавшей поблизости от стоянки, Ачжок, побаиваясь неодобрения взрослых, припрятал ящик с тарбаганом. Когда мальчишка убежал помогать устанавливать юрты, зверь, ободренный тишиной, всерьез попробовал прочность своей тюрьмы.
Плохо Ачжок знал способности тарбаганов! Это если кошку посадить в деревянный ящик, она там так и будет сидеть и жалобно мяукать. Она по природе хищница, у нее очень острые зубки-клыки, но растут они по бокам рта, и грызть ими неудобно, можно только кусать да рвать. А тарбаганы грызуны. Передние зубы-резцы у них - как сдвоенные долота.
Кадыр принялся за доску и без особого труда проделал небольшое отверстие. Он выглянул. И застыл в ужасе...
Прямо перед дырой пошевеливал ноздрями черный масляный нос, принадлежавший лохматому, совершенно невыразимого цвета чудовищу кошмарно пятнистому и с длинным хвостом, крючком загнутым кверху.
Тут уж тарбаган, наверное, обрадовался, что он в ящике. Хоть какое, а убежище!
Конечно, это была просто собака. Найдя Кадыра, она очень радовалась, только не знала, что теперь делать. Зверь - в ящике, значит, он уже принадлежит людям... Можно его загрызть? Или нельзя?
- Уйди, Альма! Нельзя! - закричал Ачжок, увидев собаку у ящика.
Альма не сразу подчинилась. Она завиляла хвостом и жалобно взвизгнула, как бы спрашивая с обидой: "Почему нельзя? Ведь он дикий, и я его нашла..."
Пришлось ей все-таки послушаться: мальчишка рассердился; он даже сделал вид, что хочет бросить камнем. Она отошла, но интереса к ящику не потеряла: все поглядывала на него издали и несколько раз подбегала проверить, тут ли еще пленник.
Она считала, что поступает правильно. Если зверь принадлежит хозяевам (а зверь, что ни говори, дикий), его, значит, необходимо охранять, чтобы не убежал. А если он все-таки убежит, тогда... Тогда его и загрызть можно.
Примерно так рассуждала умная Альма.
А Кадыр окончательно сник. Помятый, обшарпанный, он неподвижно лежал на дне ящика, больше похожий на груду старого тряпья, чем на дикого зверя. Его глаза тускло смотрели в дощатую стенку и ничего не хотели видеть. Перед ним лежала морковка, две очищенные и разрезанные сырые картофелины, пучок самой роскошной травы, какую только мог найти Ачжок в цветущей степи, стояла консервная банка с прозрачной водой, но ничто не привлекало внимания тарбагана.
Кадыр угасал, Кадыр был на верном пути к смерти, он готов был безо всякого сопротивления умереть в любую минуту и не умирал лишь потому, что в нем сохранялись остатки жизненных сил, пока неодолимых для смерти.
Пожалуй, сам он уже считал себя мертвым, потому что все, что он видел и чувствовал, было совершенно не похоже на жизнь. Жизнь была там - на склоне горы, в норе, на бутане. Даже тяжелое испытание наводнением было жизнью - прекрасной жизнью!
По временам глаза пленника закрывались, он впадал в полусон и тогда вдруг оказывался там, среди своих...
Это было всего лишь пережитое прошлое, воспоминание, сновидение...
Вот опять весна... Вцепившись в земляную стену когтями, он прижался к отцу. Ледяная струя бьет ему в бок, ему даже холодно, как тогда!..
5
Ведь все кончилось благополучно!
Они улеглись в новой спальне; кажется, опять неплохо устроились, потому что догадались натаскать подстилки из старого помещения. Правда, она сырой оказалась... От дыхания, от многих движений, от тепла живых тел воздух в подземелье стал довольно сносным - можно бы еще недельку-другую поспать, пока не зазеленело в горах.
Но ведь как бывает трудно заснуть, когда тебя внезапно разбудят да какие-нибудь волнующие известия сообщат! Например, скажут, что соседний дом горит. Ты туда побежишь, насмотришься всего, может, и наработаешься кстати, и обгоришь, потом попробуй-ка засни! Вот и тарбаганы, хотя у них всего лишь наводнение случилось, заснуть толком не смогли. То один заворочается, то другой встанет, чего-то понюхает, послушает. А старый папаша, так тот три раза ходил проверять, не прохудилась ли затычка. Вернется каждый раз мокрый, дрожащий - всем беспокойство.
Короче сказать, потерпевшие положенного срока не выдержали и покончили с зимней спячкой раньше времени.
В тихий, теплый день, когда на дальние горы нацепились мохнатые бороды тумана, над тем местом, где недавно чуть не разыгралась трагедия, выросла вдруг маленькая кучка земли.
Через минуту причина странного явления разъяснилась. Кучка шевельнулась, рассыпалась по холмику, и вместо нее возникла толстая, с обрюзглыми щеками голова папаши-тарбагана. Голова повернулась туда и сюда, осмотрела все вокруг блестящими черными глазами, но, наверное, час прошел, не меньше, прежде чем старик поверил, что весенняя панорама вокруг не таит никаких подвохов.
Поверил и решился взлезть на бутан. Он полежал немного, потом поднялся, разочарованно свистнул и грузно поплелся вниз по склону - туда, где метрах в двадцати от норы приметилась ему ранняя травка. Но он лишь раз-другой куснул, а больше есть не стал: отвык от еды, аппетиту не было.
Тут как раз и Кадыр высунулся. Как он обрадовался свету! Хмурый папаша хотя и оглядывал окрестности битый час, а, наверное, и десятой доли окружающей красоты не рассмотрел. Всё у него одни только заботы!
Тарбаганенку открылся мир счастливый и радостный. Ему не чудились кровожадные хищники, спрятавшиеся за камнями. Он просто увидел, что камни уже сухие и на них можно взобраться. Папаша заметно расстроился и даже поворчал: травы мало выросло! А Кадыр был доволен: ведь трава все-таки есть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13