Она нежно провела ладонью по его плечу:
— Они здесь, Коля, в этой земле. Это главное. Ты не горюй.
Коля благодарно взял ее за руку:
— Забыл, где могилы. Да уж их, наверное, и нет. Кому было ухаживать?
— А я даже не знаю, где похоронены мои отец и мать, — вздохнула Маша. — Как ты думаешь, Коля: у меня когда-нибудь были родители?
— Не нужно, Маша. — Он притянул ее к себе. — Мы вместе, мы живы и здоровы, и все еще опереди, целая жизнь, ты в это верь!
— Я верю, — кивнула Маша. Она оглянулась. — Нас ждут какие-то люди.
— Приготовься. — Коля нащупал кольт. — Идем.
У кладбищенской калитки стояли два бородатых мужика в папахах с черными ленточками. Они молча смотрели на Колю и Машу. Один из них, которого Коля сразу же про себя окрестил Скуластым, сказал:
— Бог в помощь. Родных ищешь?
— Искал, — кивнул Коля. — Что скажете?
— Да вот, ельна собирается, балешник хотим учинить, — растягивая слова, сказал второй. — Приходи, погорчим…
— Не на что, — развел руками Коля. — Я, вишь, в полусмерть укутался…
— У марухи займи, — сказал Скуластый. — Она у тебя тоже, небось, по музыке ходит?
— По рыжью работаем, — улыбнулась Маша. — А вы — по портянкам?
— Ишь… — обиделся второй. — Она нас ни во что не ставит, стервь.
— А ты ведешь себя, как рогатик, — сказала Маша. — Чего мне с тобой куликать? Пошли, Коля.
— Свидимся еще, — многообещающе сказал Скуластый. — Так придете?
— Как дело позволит, — отозвался Коля.
Бандиты ушли.
— Шмакодявки паршивые, — выругался Коля. — А Серафим не Спиноза, ей-богу. Послал проверить, знаем ли мы жаргон. Уж мог сообразить: если подосланы, то и обучены…
— Он так и думает, — спокойно сказала Маша. — Ты его недооцениваешь. Пока идет самая примитивная, поверхностная проверка. Главное — впереди.
Серафим встретил их на пороге горницы — сладкий, улыбающийся, в новой рясе, с золоченым наперсным крестом.
— Милости просим, — он галантно подвинул Маше стул, протянул чашку: — Будьте хозяйкой.
На столе пыхтел начищенный самовар. Когда Маша стала разливать чай, Коля сказал:
— В Ленинграде жизнь сейчас нелегкая, это верно, но покойников там не едят…
— Хрикаделек и котлетов из них не делают, — кивнула Маша.
— Не понял, — насторожился Серафим, разгрызая огромный кусок сахара.
— Когда мы с поезда сошли, к Маше косоротая старуха подвернула, — начал Коля, внимательно наблюдая за священником. — Так вот она и сказала про эти самые хрикадельки.
— А я, собственно, при чем? — повысил голос Серафим.
— Рассуждаем согласно науке логики, — сказал Коля. — Слово «фрикадельки» явно не деревенское. От кого могла слышать старуха это слово применительно к обстановке в Ленинграде?
— От любого проезжего, раз она по вокзалам шляется, — не слишком уверенно заявил Серафим.
— Верно, — согласилась Маша. — Только мне сдается, она про этих покойников на проповеди в церкви слышала, или я ошиблась?
По сузившимся глазам священника Маша поняла, что угадала.
— Глупо, батюшка. Эдак, и в ГПУ загреметь можно…
— Уж не ты ли меня туда отправить хочешь? — На лбу Серафима выступили мелкие бисеринки пота. — Не пойму я тебя, отрок. А когда я не понимаю человека, я его боюсь. А когда боюсь, я его…
— Спрячь пистолет, дуралей, — грубо сказал Коля, хотя Серафим никакого пистолета и не доставал. — Он же у тебя под рясой! И если хочешь тягаться — смотри! — Коля в долго секунды выдернул из-за пояса свой кольт и приставил ко лбу священника.
— Не гоже хозяина дома эдак честить, — криво улыбнулся Серафим. — Убери.
— То-то, — Коля спрятал кольт. — А то ходим вокруг да около. Не узнаю вас, батюшка.
— Ну, а если Арсений тебе все завещал, ты уж, верно, знаешь, как его кликали? В том, другом мире? — напрягся священник.
— Чинушей его кликали.
— Ладно, — кивнул Серафим. — Это ты и от милиции узнать мог, не велика задача. Не обижайтесь, гости дорогие, но я вам назначу испытание. Выдержите — будет разговор. Не выдержите… — Серафим развел руками.
— Тогда ваши, ну те, с черными ленточками, дырок нам понаделают, — сказала Маша. — Не опровергайте, батюшка, не трудитесь. Мы ведь битые, понимаем, что к чему. О чем речь?
— Да пустяки, — улыбнулся священник. — Кресты носите?
— Какой же блатяк без креста? — удивился и обиделся Коля. — Маша, покажи…
— Не надо, не надо, — запротестовал священник. — Не в крестах дело. Вы ведь, небось, не венчаны в церкви, не до того вам было?
— Верно, не до того… — Коля переглянулся с Машей.
— Вы нас повенчаете? — радостно крикнула Маша. — Вот славно! Я так мечтала.
— Повенчаю. Вот вам и проверка будет.
— Не понимаю, — сказал Коля.
— Все поймешь, — прищурился Серафим. — Потерпи.
Под вечер Коля обнаружил слежку. Случилось это так: он вышел на крыльцо поповского дома покурить и увидел на другой стороне площади мужика, который стоял и щелкал семечки. Мужик не скрывал своих намерений — он уставился на Колю и даже подмигнул ему.
«Ах ты, мать честная. — Коля даже почесал в затылке. — Чертов поп…»
Он сошел с крыльца, двинулся к околице. Мужик не отставал. Коля повернул назад. Мужик — следом. Коля вошел в дом. Серафим читал какой-то журнал.
— Так мы не уславливались, — с сердцем сказал Коля.
— Как? — из-под очков посмотрел Серафим.
— Кто этот «фраер», который топает за мной по пятам?
— Ах, этот, — махнул рукой Серафим. — Охрана твоя, Коленька. Твоя и жены твоей. Епифаном звать. Надежный мужик.
— Ни нуждаемся!
— Не скажи. Маша сама пожаловалась на тех, с черными ленточками. Время лихое, мне жаль будет, если тебя обидят. Не обессудь.
— Не валяйте дурака, батюшка! — рассердился Коля. — Ваше недоверие меня обижает.
— А вот заслужишь доверие — оно и по-другому обернется, — Серафим снова углубился в журнал, и Коля понял, что спорить бесполезно.
— Черт с вами. — Коля снова вышел на крыльцо, набросив на плечо пиджак. Епифан стоял на том же самом месте и грыз семечки. Коля достал часы: до семи вечера оставалось совсем немного. «Интересно, — подумал Коля, — каким это образом Басаргин избавит меня от этого дурака? Посмотрим».
Спустя час он уже осторожно стучал в ставень Тихоновой избы.
— Входи, — дверь открыл Тихон — огромный, как многие мужики в Грели, с окладистой черной бородой и копной нечесаных волос. — Ждут тебя.
Коля вошел в горницу. Басаргин прикрутил фитиль керосиновой лампы:
— Чисто было?
— Вполне. Как удалось?
— Секрет, — улыбнулся Басаргин и добавил: — Послал ребят с четвертью самогона. Отвлекли его. Ну, первый стакан, само собой, ему силком влили, а остальные он собственноручно принял. Спит, касатик.
— Как объясняешь открытую слежку?
— Черт его знает, — Басаргин задумался. — Может, ои так рассуждает: если, мол, Кондратьев — милиционер, — он от любой слежки все равно уйдет, не тягаться же деревенским с профессионалом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161
— Они здесь, Коля, в этой земле. Это главное. Ты не горюй.
Коля благодарно взял ее за руку:
— Забыл, где могилы. Да уж их, наверное, и нет. Кому было ухаживать?
— А я даже не знаю, где похоронены мои отец и мать, — вздохнула Маша. — Как ты думаешь, Коля: у меня когда-нибудь были родители?
— Не нужно, Маша. — Он притянул ее к себе. — Мы вместе, мы живы и здоровы, и все еще опереди, целая жизнь, ты в это верь!
— Я верю, — кивнула Маша. Она оглянулась. — Нас ждут какие-то люди.
— Приготовься. — Коля нащупал кольт. — Идем.
У кладбищенской калитки стояли два бородатых мужика в папахах с черными ленточками. Они молча смотрели на Колю и Машу. Один из них, которого Коля сразу же про себя окрестил Скуластым, сказал:
— Бог в помощь. Родных ищешь?
— Искал, — кивнул Коля. — Что скажете?
— Да вот, ельна собирается, балешник хотим учинить, — растягивая слова, сказал второй. — Приходи, погорчим…
— Не на что, — развел руками Коля. — Я, вишь, в полусмерть укутался…
— У марухи займи, — сказал Скуластый. — Она у тебя тоже, небось, по музыке ходит?
— По рыжью работаем, — улыбнулась Маша. — А вы — по портянкам?
— Ишь… — обиделся второй. — Она нас ни во что не ставит, стервь.
— А ты ведешь себя, как рогатик, — сказала Маша. — Чего мне с тобой куликать? Пошли, Коля.
— Свидимся еще, — многообещающе сказал Скуластый. — Так придете?
— Как дело позволит, — отозвался Коля.
Бандиты ушли.
— Шмакодявки паршивые, — выругался Коля. — А Серафим не Спиноза, ей-богу. Послал проверить, знаем ли мы жаргон. Уж мог сообразить: если подосланы, то и обучены…
— Он так и думает, — спокойно сказала Маша. — Ты его недооцениваешь. Пока идет самая примитивная, поверхностная проверка. Главное — впереди.
Серафим встретил их на пороге горницы — сладкий, улыбающийся, в новой рясе, с золоченым наперсным крестом.
— Милости просим, — он галантно подвинул Маше стул, протянул чашку: — Будьте хозяйкой.
На столе пыхтел начищенный самовар. Когда Маша стала разливать чай, Коля сказал:
— В Ленинграде жизнь сейчас нелегкая, это верно, но покойников там не едят…
— Хрикаделек и котлетов из них не делают, — кивнула Маша.
— Не понял, — насторожился Серафим, разгрызая огромный кусок сахара.
— Когда мы с поезда сошли, к Маше косоротая старуха подвернула, — начал Коля, внимательно наблюдая за священником. — Так вот она и сказала про эти самые хрикадельки.
— А я, собственно, при чем? — повысил голос Серафим.
— Рассуждаем согласно науке логики, — сказал Коля. — Слово «фрикадельки» явно не деревенское. От кого могла слышать старуха это слово применительно к обстановке в Ленинграде?
— От любого проезжего, раз она по вокзалам шляется, — не слишком уверенно заявил Серафим.
— Верно, — согласилась Маша. — Только мне сдается, она про этих покойников на проповеди в церкви слышала, или я ошиблась?
По сузившимся глазам священника Маша поняла, что угадала.
— Глупо, батюшка. Эдак, и в ГПУ загреметь можно…
— Уж не ты ли меня туда отправить хочешь? — На лбу Серафима выступили мелкие бисеринки пота. — Не пойму я тебя, отрок. А когда я не понимаю человека, я его боюсь. А когда боюсь, я его…
— Спрячь пистолет, дуралей, — грубо сказал Коля, хотя Серафим никакого пистолета и не доставал. — Он же у тебя под рясой! И если хочешь тягаться — смотри! — Коля в долго секунды выдернул из-за пояса свой кольт и приставил ко лбу священника.
— Не гоже хозяина дома эдак честить, — криво улыбнулся Серафим. — Убери.
— То-то, — Коля спрятал кольт. — А то ходим вокруг да около. Не узнаю вас, батюшка.
— Ну, а если Арсений тебе все завещал, ты уж, верно, знаешь, как его кликали? В том, другом мире? — напрягся священник.
— Чинушей его кликали.
— Ладно, — кивнул Серафим. — Это ты и от милиции узнать мог, не велика задача. Не обижайтесь, гости дорогие, но я вам назначу испытание. Выдержите — будет разговор. Не выдержите… — Серафим развел руками.
— Тогда ваши, ну те, с черными ленточками, дырок нам понаделают, — сказала Маша. — Не опровергайте, батюшка, не трудитесь. Мы ведь битые, понимаем, что к чему. О чем речь?
— Да пустяки, — улыбнулся священник. — Кресты носите?
— Какой же блатяк без креста? — удивился и обиделся Коля. — Маша, покажи…
— Не надо, не надо, — запротестовал священник. — Не в крестах дело. Вы ведь, небось, не венчаны в церкви, не до того вам было?
— Верно, не до того… — Коля переглянулся с Машей.
— Вы нас повенчаете? — радостно крикнула Маша. — Вот славно! Я так мечтала.
— Повенчаю. Вот вам и проверка будет.
— Не понимаю, — сказал Коля.
— Все поймешь, — прищурился Серафим. — Потерпи.
Под вечер Коля обнаружил слежку. Случилось это так: он вышел на крыльцо поповского дома покурить и увидел на другой стороне площади мужика, который стоял и щелкал семечки. Мужик не скрывал своих намерений — он уставился на Колю и даже подмигнул ему.
«Ах ты, мать честная. — Коля даже почесал в затылке. — Чертов поп…»
Он сошел с крыльца, двинулся к околице. Мужик не отставал. Коля повернул назад. Мужик — следом. Коля вошел в дом. Серафим читал какой-то журнал.
— Так мы не уславливались, — с сердцем сказал Коля.
— Как? — из-под очков посмотрел Серафим.
— Кто этот «фраер», который топает за мной по пятам?
— Ах, этот, — махнул рукой Серафим. — Охрана твоя, Коленька. Твоя и жены твоей. Епифаном звать. Надежный мужик.
— Ни нуждаемся!
— Не скажи. Маша сама пожаловалась на тех, с черными ленточками. Время лихое, мне жаль будет, если тебя обидят. Не обессудь.
— Не валяйте дурака, батюшка! — рассердился Коля. — Ваше недоверие меня обижает.
— А вот заслужишь доверие — оно и по-другому обернется, — Серафим снова углубился в журнал, и Коля понял, что спорить бесполезно.
— Черт с вами. — Коля снова вышел на крыльцо, набросив на плечо пиджак. Епифан стоял на том же самом месте и грыз семечки. Коля достал часы: до семи вечера оставалось совсем немного. «Интересно, — подумал Коля, — каким это образом Басаргин избавит меня от этого дурака? Посмотрим».
Спустя час он уже осторожно стучал в ставень Тихоновой избы.
— Входи, — дверь открыл Тихон — огромный, как многие мужики в Грели, с окладистой черной бородой и копной нечесаных волос. — Ждут тебя.
Коля вошел в горницу. Басаргин прикрутил фитиль керосиновой лампы:
— Чисто было?
— Вполне. Как удалось?
— Секрет, — улыбнулся Басаргин и добавил: — Послал ребят с четвертью самогона. Отвлекли его. Ну, первый стакан, само собой, ему силком влили, а остальные он собственноручно принял. Спит, касатик.
— Как объясняешь открытую слежку?
— Черт его знает, — Басаргин задумался. — Может, ои так рассуждает: если, мол, Кондратьев — милиционер, — он от любой слежки все равно уйдет, не тягаться же деревенским с профессионалом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161