- Бог с вами, что вы... (Знала бы ты... Даже в детстве никогда не спала в одной кровати. С мамой. С сестрами. Но если дело того требует...) Только я с краю, хорошо?
...Поутру, наскоро выпив крепко заваренного чая с румяными булочками (когда только и успела Катя их принести?), сели на трамвай и отправились в город.
- С чего начнем? - спросила Зинаида Петровна.
- О-о, у меня целый план! - воодушевленно отозвалась Катя. - Я думаю, что теперь у Евгения Францевича очень много свободного времени и, как человек интеллигентный, он непременно захочет побывать в театрах, музеях, разве нет?
- Не думаю... - с сомнением произнесла Зинаида. - В общественных местах его станут искать прежде всего!
- Вы так считаете? - В голосе Кати звучало превосходство, - уверена, что ошибаетесь! Почему? Да потому, что Мищук - талантливый полицейский! Он владеет приемами гримировки, изменения внешности! Я убеждена (хотя вы это знаете лучше), что он не станет отсиживаться! Он будет продолжать!
Зинаида Петровна словно споткнулась.
- Что? Что он будет продолжать, милая Катенька?
- Ну-у... - Катя смутилась. - Не знаю... Его из-за чего-то арестовали? В городе ходят слухи, что он евреев выгораживал. Знаете, я лично считаю, что евреи невиновны и те, кто возводит на них напраслину, - делают это не из фактов, а из убеждений! Так вот: Мищук станет выяснять причины своего ареста, разве не так?
Не глупо... Очень даже похоже на Мищука ("Хотя вы это знаете лучше"). И в самом деле, он бросится в бой!
- Куда хотите? - щебетала Катя. - Слева - музей истории! Справа Святой Владимир!
Трамвай миновал колонну-памятник и въехал на площадь. Зрелище открылось величественное: торжественная фигура с крестом, дома под стать, но все изгажено: уродливые будки, грязный фонтан...
- У нас, в Петербурге, все слишком ровно... - Зинаида Петровна не скрывала восхищения. - Какой славный город...
- Тогда - на "Голгофу". - В голосе Кати прозвучало нечто многообещающее и загадочное.
Удивительный город... Зинаида Петровна с рождения вросла в столицу и полагала, что ничего краше нет нигде и быть не может. Ее оград узор чугунный, воспетый поэтом, ее улицы, прямее которых не было в мире, - и это отметил самый великий писатель всех времен, наконец - Летний... Детские сны роились здесь и смешивались с явью; девочкой помнила лебедя на фоне темно-красных стен Михайловского замка, и девушкой помнила - он все плыл и плыл, и ваза осьмнадцатого века стояла навсегда, и оркестр играл, и шелестели кринолины. Торжественно, чудно, парадно и призрачно... А здесь все звучало иначе - жизнь, бьющая через край, яркое небо, холмы и Днепр огромный, живой... Да. Найти Евгения, освободить и поселиться где-нибудь неподалеку от этих радостных для души мест...
- Смотрите, какое внушительное помещение! - сказала Катя. Она стояла перед дверьми, ведущими не то в театр, не то в усыпальницу. - Вам нравится? Господи, у меня такое хорошее предчувствие! - Катя тянула Зинаиду Петровну изо всех сил, словно и в самом деле ожидала, что Мищук вот-вот появится. Разве это не потрясает?
Перед ними плыл в исчезающем мареве Вечный город. За квадратными выступами высокой стены он скорее угадывался, нежели существовал реально, и так трудно было постичь, что отсюда явился скорбному, во зле лежащему миру нездешний лик Спасителя. Зинаиду Петровну не задевал беспомощный стиль, школярское исполнение - ведь авторы стремились создать не образ, но иллюзию, по-детски желая добиться эффекта присутствия, что, наверное, хорошо для видовой панорамы, но не для религиозно-философской. И все равно мнилось: безысходная, тысячелетиями накопившаяся усталость и нарастающее желание не жить, но грезить - сменяется вдруг непостижимо возникшим прозрением Его Царствия не отсюда. И уже знала, что торжествующие римляне у Креста, убежденные, что их дни от века и навсегда, - всего лишь пигмеи, не догадывающиеся, что остается им миг единый... И толпа, созерцающая крестную смерть, как всегда созерцают ничтожества (с любопытством скотов и бессмысленной радостью) гибель ближнего своего - не поймет ничего... И Иоанн, золотоволосый Пророк и Апостол, единственный среди них, темных и несчастных, узнавший Предвечное Слово, не нужен им... А ведь оно было, есть и пребудет. "Правда Твоя - Правда вовеки, и Слово Твое- Истина..." всплыло из неведомых глубин слышанное в далеком детстве, на похоронах.
...Катя между тем исчезла, растворилась, Зинаида напрасно смотрела во все стороны - кроме двоих, что стояли неподалеку и молча разглядывали живопись, в помещении панорамы не было никого. Хотела крикнуть (детское желание, невоспитанность, но так вдруг страшно стало здесь, одной, в начале Нового времени, "Я теперь за две тысячи лет до своего появления на свет..." - пошутила мысленно, но сделалось еще страшнее). И вдруг услышала (говорил тот, что был пониже ростом, поплотнее, телеснее, что ли):
- Я смотрю на них и ощущаю нечто ужасное, невозможное даже...
- Все гораздо проще, любезнейший Алексей Семенович, - отвечал второй высокий, стройный, с красивой русой шевелюрой и короткой прямоугольной бородой, окаймлявшей такой же квадратный, судя по всему, подбородок. Изящные очки в золотой оправе поблескивали торжественно и празднично. - Вы только вспомните, как сказано (место, на котором мы теперь стоим, навевает, согласитесь): "Поразит тебя Господь злым вередом, так что не сможешь излечиться!" Разве не исполнилось? Они все в коросте! На их головах парша! Как метко их называют "пархатыми"! Они мучаются чирьями и трахомой, зайдите к ним - вы услышите, что у всех у них - "печень", национальная болезнь, согласитесь! Мне говорили, многие из них верят: если больное место помазать христианской кровью... Вы понимаете?
- Наступит исцеление... - ответствовал Алексей Семенович. - Суть их религии в семи словах: "Шема Исроэль Адонаи эло гену, Адонаи эход", это значит - "услышь Израиль, Господь Бог наш, Господь един!" Главное слово: "Эход"! Оно означает: "Единый". И обоначается цифрой "13". Мы все понимаем: тринадцать ран на виске мученика есть прямое доказательство их проклятого участия!
Заглянул Зинаиде Петровне прямо в глаза, смотрел, не мигая, долго; стало нехорошо, рвотный ком уперся в подъязычье.
- Зачем вы так смотрите? - не выдержала.
- Они еще говорят: "Вы едите с кровью, - произнес усмешливо, - и потому будете проливать кровь!" Это о нас с вами.
Захотелось убежать (где Катя, где эта гадкая девка...), но пересилила себя.
- Господа, вы говорите страшные вещи... Но мы, слава богу, стоим как раз там, где через сотни лет после Рождества Христова продолжали приносить человеческие жертвы идолу! Разве не мы, русские, это делали?
Они ничего не ответили и величественно удалились. И сразу же подбежала Катя.
- Зина, милая, не сердись, я "маску" увидела!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74