С одной стороны — я заинтригован, а с другой — ну что нам мешает сыграть новую партию, если он не прав?
— Фон Эсторфф, вы что, совсем рехнулись? Представляете, если весь Франкфурт начнёт шептаться о том, что у меня завелась привычка играть в шахматы с евреями?! Меня и так кое-кто не желает принимать за серьёзного игрока!
— Но вы и не собираемся играть в шахматы с ним, мы только милостиво выслушаем его советы. Собственно говоря, ведь для того вы его сюда и доставили? Какая разница — выслушать его советы по поводу денег или по поводу шахмат?
— Если вы хотите доказать мне, что евреи способны что-то понимать в такой тонкой игре, как шахматы, фон Эсторфф, то почему бы вам не привести сюда мою борзую — пусть бы полаяла нам по-латыни?! — Но, заметив, как помрачнело лицо его старинного друга, Ландгрэйв добавил:
— Я прекрасно знаю, какое у вас великодушное сердце. Только имейте в виду, герр с гербом, что по этой игре я буду судить о вашей дееспособности и в остальных областях.
В течение всей этой перепалки Мейер Амшель хранил абсолютную невозмутимость, словно был куском обоев, покрывавшим стены. Заложив руки за спину, он спокойно все выслушивал.
— Вам нужно будет просто сделать рокировку, — сказал он.
— Да побойся ты Бога, малый! Это же откроет ему мою королеву! И она достанется его кавалерии!
— Королевы неоднократно попадали в руки кавалерии, в былые времена, Вильям, — сказал генерал, искренне развлекаясь, — и мало кто из них после этого выжил.
Ландгрэйв, качая головой и что-то бурча себе под нос, все же сделал рокировку. Генерал фон Эсторфф наблюдал за его действиями с самодовольной улыбкой, как учитель, чьи ученики выполняют давно известные ему упражнения.
— А теперь, Мейер, — сказал он, — какого хода ты ожидал бы от меня?
— На самом деле это не имеет значения, — отвечал тот, — так как Ландгрэйв уже выиграл партию.
Лицо Ландгрэйва исказила гримаса отвращения. Сделав большой глоток коньяку, он отвернулся от доски.
Немного поколебавшись, генерал, не спуская глаз с профиля Ландгрэйва, протянул руку и взял конём его королеву.
— Боже мой! Боже мой! Он взял мою королеву! — вскричал Ландгрэйв, его лицо покраснело и покрылось испариной, он изо всей силы вцепился в край стола.
— Будьте благоразумны, сэр, — невозмутимо напомнил ему Мейер, — ведь судьба королевы не решает партию. Вы, надеюсь, понимаете, что именно король достоин вашего величайшего и неусыпного внимания!
Ландгрэйв побледнел, дыхание его стало хриплым и учащённым, а руки, сжимавшие столешницу, задрожали. Встревоженный фон Эсторфф потянулся к столику в углу, налил стакан воды и подал его своему другу, а сам обратился к Мейеру:
— Вы уверены, что нам стоит?..
— Абсолютно. Давайте продолжим. Ландгрэйв оттолкнул стакан с водой: вместо неё он залпом осушил бокал с коньяком.
— Чем же сей великий мастер шахматной игры предложит мне пожертвовать на сей раз, — прорычал он, — чтобы окончательно выиграть партию?
— Ничем, — невозмутимо отвечал Мейер. — Теперь вы можете объявить шах королю.
Глаза обоих игроков расширились от удивления, когда они внимательно присмотрелись к расположению фигур на поле.
— Ага! — вскричал наконец Ландгрэйв, передвигая слона. — Шах! — рявкнул он, откинувшись на спинку стула и блаженно улыбаясь.
— Будьте благоразумны, — заметил невозмутимо Мейер, — ведь шах — ещё не мат, хотя не вызывает сомнений то, что, невзирая на любые контрудары противника, ваша позиция остаётся выигрышной. Законы, по которым движутся шахматные фигуры, столь же прекрасны, как и те, по которым движутся вселенные, — но они столь же и опасны.
По мере того, как игроки, пользуясь советами Мейера, продолжали переставлять свои фигуры, Ландгрэйв все больше расслаблялся. В конце концов и сам генерал откинулся на стул с одобрительной улыбкой на лице, хотя для него партия оказалась безнадёжно проигранной.
— Мой дорогой Ред-Шильд, — обратился он к Мейеру, — я впервые получил наслаждение, играя в шахматы, и впервые игра для меня оказалась столь блестящей.
Признаюсь, что, хотя сам я играю каждый день, вы с лёгкостью дадите мне десять очков вперёд. И мне доставило ещё большее удовольствие, если бы по окончании игры вы произвели её полный анализ, чтобы я увидел упущенные возможности и в будущем смог избежать ошибок.
Итак, Мейер Амшель надолго оставался у шахматной доски, объясняя игрокам различные последовательности ходов — он называл их комбинациями, — так что оба игрока под конец уяснили все возможные нюансы сыгранной партии.
И только когда солнце поднялось и позолотило воды Майна, троица поднялась из-за доски, чтобы отправиться спать. Ландгрэйв задержался на лестнице, положив свою руку на плечо маленького мастера игры в шахматы.
— Ротшильд, — сказал он, — если вы манипулируете деньгами с таким же искусством, как это проделываете с маленькими фигурками из слоновой кости, я предполагаю, что вы сумеете сделать меня очень богатым человеком.
— Но вы и так уже богатый человек, — возразил ему Мейер Амшель.
— Лишь по стечению обстоятельств. Но вы рождены для богатства совсем иного рода, мир сможет восторгаться им лишь сотню лет спустя. Хоть я и не гений, но достаточно проницателен, чтобы распознать кого-то более сведущего, чем я, и использовать такого человека в своих интересах.
— С такими рекомендациями, сэр, — отвечал Мейер Амшель, — миру, пожалуй, не придётся ждать сотню лет.
ЗВОН МОНЕТ
Деньги — проза жизни, о которой не принято говорить в светском обществе, но в итоге своего закономерного обращения они могут преподнести результаты столь же прекрасные, как розы.
Ральф Уолдо Эмерсон
Понедельник, 30 ноября
Ровно в восемь часов утра Тор вошёл в двери нью-йоркской Публичной библиотеки и спросил у служительницы, как попасть в отдел бизнеса. Дама объяснила и проводила его со вздохом искреннего сожаления, наблюдая, как тот поднимается по широким мраморным ступеням. Ещё бы, в их библиотеке подобные посетители — большая редкость.
В то утро Тор прекрасно выглядел в строгом деловом костюме-тройке из чёрного итальянского габардина. Бледно-серый галстук в едва различимую тонкую полоску украшала золотая булавка, идеально сочетавшаяся с выглядывавшими из-под обшлагов золотыми запонками. Пока он шёл к отделу бизнеса, многие обратили на него внимание. Оказавшись на месте, он выяснил, где находились подшивки нужных ему экономических изданий.
Зайдя за стеллажи, Тор снял тяжёлую подшивку с полки и быстро пролистал последние выпуски журнала. Наконец он нашёл то, что было ему нужно.
Быстро оглянувшись и заслонив подшивку, он быстро извлёк из кармана острый, как бритва, нож и отрезал страницу. Аккуратно сложив, отправил её в карман вместе с ножом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
— Фон Эсторфф, вы что, совсем рехнулись? Представляете, если весь Франкфурт начнёт шептаться о том, что у меня завелась привычка играть в шахматы с евреями?! Меня и так кое-кто не желает принимать за серьёзного игрока!
— Но вы и не собираемся играть в шахматы с ним, мы только милостиво выслушаем его советы. Собственно говоря, ведь для того вы его сюда и доставили? Какая разница — выслушать его советы по поводу денег или по поводу шахмат?
— Если вы хотите доказать мне, что евреи способны что-то понимать в такой тонкой игре, как шахматы, фон Эсторфф, то почему бы вам не привести сюда мою борзую — пусть бы полаяла нам по-латыни?! — Но, заметив, как помрачнело лицо его старинного друга, Ландгрэйв добавил:
— Я прекрасно знаю, какое у вас великодушное сердце. Только имейте в виду, герр с гербом, что по этой игре я буду судить о вашей дееспособности и в остальных областях.
В течение всей этой перепалки Мейер Амшель хранил абсолютную невозмутимость, словно был куском обоев, покрывавшим стены. Заложив руки за спину, он спокойно все выслушивал.
— Вам нужно будет просто сделать рокировку, — сказал он.
— Да побойся ты Бога, малый! Это же откроет ему мою королеву! И она достанется его кавалерии!
— Королевы неоднократно попадали в руки кавалерии, в былые времена, Вильям, — сказал генерал, искренне развлекаясь, — и мало кто из них после этого выжил.
Ландгрэйв, качая головой и что-то бурча себе под нос, все же сделал рокировку. Генерал фон Эсторфф наблюдал за его действиями с самодовольной улыбкой, как учитель, чьи ученики выполняют давно известные ему упражнения.
— А теперь, Мейер, — сказал он, — какого хода ты ожидал бы от меня?
— На самом деле это не имеет значения, — отвечал тот, — так как Ландгрэйв уже выиграл партию.
Лицо Ландгрэйва исказила гримаса отвращения. Сделав большой глоток коньяку, он отвернулся от доски.
Немного поколебавшись, генерал, не спуская глаз с профиля Ландгрэйва, протянул руку и взял конём его королеву.
— Боже мой! Боже мой! Он взял мою королеву! — вскричал Ландгрэйв, его лицо покраснело и покрылось испариной, он изо всей силы вцепился в край стола.
— Будьте благоразумны, сэр, — невозмутимо напомнил ему Мейер, — ведь судьба королевы не решает партию. Вы, надеюсь, понимаете, что именно король достоин вашего величайшего и неусыпного внимания!
Ландгрэйв побледнел, дыхание его стало хриплым и учащённым, а руки, сжимавшие столешницу, задрожали. Встревоженный фон Эсторфф потянулся к столику в углу, налил стакан воды и подал его своему другу, а сам обратился к Мейеру:
— Вы уверены, что нам стоит?..
— Абсолютно. Давайте продолжим. Ландгрэйв оттолкнул стакан с водой: вместо неё он залпом осушил бокал с коньяком.
— Чем же сей великий мастер шахматной игры предложит мне пожертвовать на сей раз, — прорычал он, — чтобы окончательно выиграть партию?
— Ничем, — невозмутимо отвечал Мейер. — Теперь вы можете объявить шах королю.
Глаза обоих игроков расширились от удивления, когда они внимательно присмотрелись к расположению фигур на поле.
— Ага! — вскричал наконец Ландгрэйв, передвигая слона. — Шах! — рявкнул он, откинувшись на спинку стула и блаженно улыбаясь.
— Будьте благоразумны, — заметил невозмутимо Мейер, — ведь шах — ещё не мат, хотя не вызывает сомнений то, что, невзирая на любые контрудары противника, ваша позиция остаётся выигрышной. Законы, по которым движутся шахматные фигуры, столь же прекрасны, как и те, по которым движутся вселенные, — но они столь же и опасны.
По мере того, как игроки, пользуясь советами Мейера, продолжали переставлять свои фигуры, Ландгрэйв все больше расслаблялся. В конце концов и сам генерал откинулся на стул с одобрительной улыбкой на лице, хотя для него партия оказалась безнадёжно проигранной.
— Мой дорогой Ред-Шильд, — обратился он к Мейеру, — я впервые получил наслаждение, играя в шахматы, и впервые игра для меня оказалась столь блестящей.
Признаюсь, что, хотя сам я играю каждый день, вы с лёгкостью дадите мне десять очков вперёд. И мне доставило ещё большее удовольствие, если бы по окончании игры вы произвели её полный анализ, чтобы я увидел упущенные возможности и в будущем смог избежать ошибок.
Итак, Мейер Амшель надолго оставался у шахматной доски, объясняя игрокам различные последовательности ходов — он называл их комбинациями, — так что оба игрока под конец уяснили все возможные нюансы сыгранной партии.
И только когда солнце поднялось и позолотило воды Майна, троица поднялась из-за доски, чтобы отправиться спать. Ландгрэйв задержался на лестнице, положив свою руку на плечо маленького мастера игры в шахматы.
— Ротшильд, — сказал он, — если вы манипулируете деньгами с таким же искусством, как это проделываете с маленькими фигурками из слоновой кости, я предполагаю, что вы сумеете сделать меня очень богатым человеком.
— Но вы и так уже богатый человек, — возразил ему Мейер Амшель.
— Лишь по стечению обстоятельств. Но вы рождены для богатства совсем иного рода, мир сможет восторгаться им лишь сотню лет спустя. Хоть я и не гений, но достаточно проницателен, чтобы распознать кого-то более сведущего, чем я, и использовать такого человека в своих интересах.
— С такими рекомендациями, сэр, — отвечал Мейер Амшель, — миру, пожалуй, не придётся ждать сотню лет.
ЗВОН МОНЕТ
Деньги — проза жизни, о которой не принято говорить в светском обществе, но в итоге своего закономерного обращения они могут преподнести результаты столь же прекрасные, как розы.
Ральф Уолдо Эмерсон
Понедельник, 30 ноября
Ровно в восемь часов утра Тор вошёл в двери нью-йоркской Публичной библиотеки и спросил у служительницы, как попасть в отдел бизнеса. Дама объяснила и проводила его со вздохом искреннего сожаления, наблюдая, как тот поднимается по широким мраморным ступеням. Ещё бы, в их библиотеке подобные посетители — большая редкость.
В то утро Тор прекрасно выглядел в строгом деловом костюме-тройке из чёрного итальянского габардина. Бледно-серый галстук в едва различимую тонкую полоску украшала золотая булавка, идеально сочетавшаяся с выглядывавшими из-под обшлагов золотыми запонками. Пока он шёл к отделу бизнеса, многие обратили на него внимание. Оказавшись на месте, он выяснил, где находились подшивки нужных ему экономических изданий.
Зайдя за стеллажи, Тор снял тяжёлую подшивку с полки и быстро пролистал последние выпуски журнала. Наконец он нашёл то, что было ему нужно.
Быстро оглянувшись и заслонив подшивку, он быстро извлёк из кармана острый, как бритва, нож и отрезал страницу. Аккуратно сложив, отправил её в карман вместе с ножом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98