Телефона у тебя дома нет.
— Смешно. Через учительницу. Сказал бы, что твои книги у меня. Я с нею общалась регулярно.
— Мне не пришло в голову.
— Да, я знаю это. Но еще я знаю, почему не пришло. Потому что не было жгучей потребности видеть меня и быть со мной. Когда только об одном и думаешь: увидеть, увидеть.
— И ты решила уйти, хлопнув дверью?
— Нет, я ушла по-английски. Навязываться не хотела.
У него помрачнело лицо, стало отчужденным и замкнутым. Он церемонно попрощался со мной, и мы разошлись в разные стороны, причем я была крайне недовольна собой и тем, что наговорила ему. Почему я не сказала, что долго ждала его, что ходила в его двор и подолгу его там ждала, но ни разу не дождалась, что за эти два года, даже меньше, учитывая беременность, я переменила четырех парней, все искала того, кто сумеет заставить меня забыть, забыть, забыть… и что вышла замуж за одного из них, потому что должен был появиться ребенок. Почему? До сих пор не знаю.
Потом я видела его уже летом, с балкона, где я сидела с сыном. Он проходил внизу, я его окликнула, он без интереса посмотрел на моего ребенка, помахал рукой и ушел… и из моей жизни тоже. Но не только из моей.
До меня доходили слухи, что он страшно пьет, потом и слухи перестали доходить. Я переехала жить сюда, в этот город, изредка ездила только летом с детьми к родителям. В одну из своих поездок я узнала, что учительница моя в городе и пошла ее навестить. Мы разговаривали с ней, и я между прочим спросила, как поживает он. Учительница странно посмотрела на меня и сказала:
— Как, ты ничего не знаешь? Он умер семь лет назад от инфаркта.
Следующие полчаса она отпаивала меня какими-то каплями, водой, хотела вызывать скорую…
Я отказалась от скорой — она не могла вылечить этот приступ, приступ отчаяния, которое охватило меня и не отпускало больше всю жизнь. Я, я, я была виновата в этой смерти — я любила его недостаточно, я думала о себе, о том, будет ли хорошо мне, но не заботилась о том, каково будет ему — и это любовь, я считала это любовью?
Больше я не ездила туда. Родители переехали, потом они умерли, родных не осталось.
Но осталось жгучее чувство вины перед тем, кто начал лепить из меня человека, в которого я со временем превратилась, и кого я любила недостаточно преданно и бескорыстно.
Я думаю, эта моя болезнь — не просто так. Это мне наказание. А может быть, он истосковался там обо мне и позвал к себе. Я его там постараюсь найти и вымолить прощение.
Да. А теперь, извините меня, детка, что-то я устала. Вы не обидитесь, если я попрошу вас уйти? Не обижайтесь. Вот и хорошо. До завтра, ладно? Приходите обязательно.
Эпизод 6.
С утра я гуляла с дочкой в парке. Такой чудный стоял день, такое тихое тепло стояло в воздухе, что жаль было держать ее во дворе — и мы отправились в путь, запасясь черствым хлебом для уток. За каждой уточкой плыл тоненько гомонящий выводок еще пушистых, неоперившихся утят, что вызывало восторг у моего птенца, и прогулка получилась очень веселой и насыщенной.
Девочка так уморилась, что уснула прямо за столом, уронив голову рядом с тарелкой недоеденного супа.
Спала она долго, я успела переделать все, что запланировала на этот день, а вечером мы вышли во двор. В песочнице играли две девочки постарше моей, которые всегда ее опекали во время прогулок, и я отошла к окну моей подруги.
У нее было странное лицо — просветленное и почти счастливое. На мой вопрос о ее самочувствии она не ответила, но, помолчав немного, начала рассказывать.
— Мне сегодня такой странный сон приснился. Весь день его вспоминаю и думаю, что бы это значило. Мальчик мне приснился, с которым у меня был роман в десятом классе. Я давно с этим мальчиком не виделась и не вспоминала о нем, и вдруг — сон!
Он был необыкновенным мальчиком. Я обо всех своих возлюбленных так говорю? Что ж, значит, мне везло на необыкновенных возлюбленных. И то сказать: на что мне обыкновенные сдались? Что за интерес с ними быть?
Мальчик этот был математическим гением. Ничуть не преувеличиваю. Его никто целенаправленно математике не учил — школьная программа для середнячков — и все. Как он заинтересовался математикой, почему — я не помню уже, но дело было не в семье и не в школе. Сам начал добывать книги и учебники, решать задачи зубодробительные…
Впервые я его увидела на математической олимпиаде. Я была в восьмом классе, он пришел с опозданием, причем, оказалось, что он — семиклассник. Он, видите ли с седьмым классом уже все решил, можно он попробует решить задание для восьмого класса вне зачета. Учиха, сидевшая с нами, офигела от таких речей четырнадцатилетнего мальчишки и разрешила.
Он мне тогда очень понравился — высокий красивый мальчик в очках. Да-да, опять очки, никуда не денешься.
В следующий раз я его увидела ровно через год, когда он попросился решать задачи с девятым классом. И еще на год отсрочилось наше знакомство.
В десятом классе я прошла на республиканский тур, но встретились мы с вундеркиндом еще на городском.
В одной из задач что-то не так было с условием — не хватало каких-то данных.
Учителя тоже не могли ее решить и, ощущая неловкость перед нами, разрешили нам совещаться. Но тут пришел наш гений, уже, конечно, расправившийся с заданием для девятых, и заявил, что эта задача есть у него в одном из сборников задач, где предлагается ее решать, сделав некоторые допущения, которые потом… не важно.
Мы сделали допущения, но безрезультатно, и тогда его погнали домой за книгой.
Когда он вернулся, я отдыхала, сидя на подоконнике лестничной площадки.
Мы с ним стали смотреть решение, причем как-то получилось, что он держал книгу поверх моих рук, а я не знала, как бы это прекратить, потому что не хотела выглядеть идиоткой, увидевшей криминал там, где его не было.
Но тут он увидел мою тетрадь, лежавшую на подоконнике, и прочел мое имя.
— Ты — такая-то? — удивленно спросил он меня.
— Да, а что — нельзя?
— Нет, пожалуйста, просто я много о тебе слышал.
Ну, это меня не удивило — я была известным человеком, меня в городе многие знали — все-таки член бюро горкома комсомола, внештатный сотрудник городской газеты…
Потом он сел рядом со мной… Потом хотел проводить домой, но из этой затеи ничего не вышло: мой дом был соседним со школой.
Выйдя однажды из школы после уроков, я обнаружила его стоящим за углом школьного здания. Был он абсолютно замерзшим, потому что дул сильнейший северный ветер, и непонятно было, сколько он здесь простоял.
На мой вопрос, что он здесь делает, он прямо ответил, что ждет меня. Я испытала смешанные чувства. Мне было и лестно, и досадно — все-таки, был он младше меня, а это было непрестижно. Малолеток, вот еще!
Я уже целовалась со взрослым парнем, у меня уже был опыт несчастливой любви, я себе казалась такой умудренной дамой, с разбитым сердцем и даже слегка развратной… а тут какой-то ребенок, пусть даже и гений, но ребенок — что мне с ним делать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Смешно. Через учительницу. Сказал бы, что твои книги у меня. Я с нею общалась регулярно.
— Мне не пришло в голову.
— Да, я знаю это. Но еще я знаю, почему не пришло. Потому что не было жгучей потребности видеть меня и быть со мной. Когда только об одном и думаешь: увидеть, увидеть.
— И ты решила уйти, хлопнув дверью?
— Нет, я ушла по-английски. Навязываться не хотела.
У него помрачнело лицо, стало отчужденным и замкнутым. Он церемонно попрощался со мной, и мы разошлись в разные стороны, причем я была крайне недовольна собой и тем, что наговорила ему. Почему я не сказала, что долго ждала его, что ходила в его двор и подолгу его там ждала, но ни разу не дождалась, что за эти два года, даже меньше, учитывая беременность, я переменила четырех парней, все искала того, кто сумеет заставить меня забыть, забыть, забыть… и что вышла замуж за одного из них, потому что должен был появиться ребенок. Почему? До сих пор не знаю.
Потом я видела его уже летом, с балкона, где я сидела с сыном. Он проходил внизу, я его окликнула, он без интереса посмотрел на моего ребенка, помахал рукой и ушел… и из моей жизни тоже. Но не только из моей.
До меня доходили слухи, что он страшно пьет, потом и слухи перестали доходить. Я переехала жить сюда, в этот город, изредка ездила только летом с детьми к родителям. В одну из своих поездок я узнала, что учительница моя в городе и пошла ее навестить. Мы разговаривали с ней, и я между прочим спросила, как поживает он. Учительница странно посмотрела на меня и сказала:
— Как, ты ничего не знаешь? Он умер семь лет назад от инфаркта.
Следующие полчаса она отпаивала меня какими-то каплями, водой, хотела вызывать скорую…
Я отказалась от скорой — она не могла вылечить этот приступ, приступ отчаяния, которое охватило меня и не отпускало больше всю жизнь. Я, я, я была виновата в этой смерти — я любила его недостаточно, я думала о себе, о том, будет ли хорошо мне, но не заботилась о том, каково будет ему — и это любовь, я считала это любовью?
Больше я не ездила туда. Родители переехали, потом они умерли, родных не осталось.
Но осталось жгучее чувство вины перед тем, кто начал лепить из меня человека, в которого я со временем превратилась, и кого я любила недостаточно преданно и бескорыстно.
Я думаю, эта моя болезнь — не просто так. Это мне наказание. А может быть, он истосковался там обо мне и позвал к себе. Я его там постараюсь найти и вымолить прощение.
Да. А теперь, извините меня, детка, что-то я устала. Вы не обидитесь, если я попрошу вас уйти? Не обижайтесь. Вот и хорошо. До завтра, ладно? Приходите обязательно.
Эпизод 6.
С утра я гуляла с дочкой в парке. Такой чудный стоял день, такое тихое тепло стояло в воздухе, что жаль было держать ее во дворе — и мы отправились в путь, запасясь черствым хлебом для уток. За каждой уточкой плыл тоненько гомонящий выводок еще пушистых, неоперившихся утят, что вызывало восторг у моего птенца, и прогулка получилась очень веселой и насыщенной.
Девочка так уморилась, что уснула прямо за столом, уронив голову рядом с тарелкой недоеденного супа.
Спала она долго, я успела переделать все, что запланировала на этот день, а вечером мы вышли во двор. В песочнице играли две девочки постарше моей, которые всегда ее опекали во время прогулок, и я отошла к окну моей подруги.
У нее было странное лицо — просветленное и почти счастливое. На мой вопрос о ее самочувствии она не ответила, но, помолчав немного, начала рассказывать.
— Мне сегодня такой странный сон приснился. Весь день его вспоминаю и думаю, что бы это значило. Мальчик мне приснился, с которым у меня был роман в десятом классе. Я давно с этим мальчиком не виделась и не вспоминала о нем, и вдруг — сон!
Он был необыкновенным мальчиком. Я обо всех своих возлюбленных так говорю? Что ж, значит, мне везло на необыкновенных возлюбленных. И то сказать: на что мне обыкновенные сдались? Что за интерес с ними быть?
Мальчик этот был математическим гением. Ничуть не преувеличиваю. Его никто целенаправленно математике не учил — школьная программа для середнячков — и все. Как он заинтересовался математикой, почему — я не помню уже, но дело было не в семье и не в школе. Сам начал добывать книги и учебники, решать задачи зубодробительные…
Впервые я его увидела на математической олимпиаде. Я была в восьмом классе, он пришел с опозданием, причем, оказалось, что он — семиклассник. Он, видите ли с седьмым классом уже все решил, можно он попробует решить задание для восьмого класса вне зачета. Учиха, сидевшая с нами, офигела от таких речей четырнадцатилетнего мальчишки и разрешила.
Он мне тогда очень понравился — высокий красивый мальчик в очках. Да-да, опять очки, никуда не денешься.
В следующий раз я его увидела ровно через год, когда он попросился решать задачи с девятым классом. И еще на год отсрочилось наше знакомство.
В десятом классе я прошла на республиканский тур, но встретились мы с вундеркиндом еще на городском.
В одной из задач что-то не так было с условием — не хватало каких-то данных.
Учителя тоже не могли ее решить и, ощущая неловкость перед нами, разрешили нам совещаться. Но тут пришел наш гений, уже, конечно, расправившийся с заданием для девятых, и заявил, что эта задача есть у него в одном из сборников задач, где предлагается ее решать, сделав некоторые допущения, которые потом… не важно.
Мы сделали допущения, но безрезультатно, и тогда его погнали домой за книгой.
Когда он вернулся, я отдыхала, сидя на подоконнике лестничной площадки.
Мы с ним стали смотреть решение, причем как-то получилось, что он держал книгу поверх моих рук, а я не знала, как бы это прекратить, потому что не хотела выглядеть идиоткой, увидевшей криминал там, где его не было.
Но тут он увидел мою тетрадь, лежавшую на подоконнике, и прочел мое имя.
— Ты — такая-то? — удивленно спросил он меня.
— Да, а что — нельзя?
— Нет, пожалуйста, просто я много о тебе слышал.
Ну, это меня не удивило — я была известным человеком, меня в городе многие знали — все-таки член бюро горкома комсомола, внештатный сотрудник городской газеты…
Потом он сел рядом со мной… Потом хотел проводить домой, но из этой затеи ничего не вышло: мой дом был соседним со школой.
Выйдя однажды из школы после уроков, я обнаружила его стоящим за углом школьного здания. Был он абсолютно замерзшим, потому что дул сильнейший северный ветер, и непонятно было, сколько он здесь простоял.
На мой вопрос, что он здесь делает, он прямо ответил, что ждет меня. Я испытала смешанные чувства. Мне было и лестно, и досадно — все-таки, был он младше меня, а это было непрестижно. Малолеток, вот еще!
Я уже целовалась со взрослым парнем, у меня уже был опыт несчастливой любви, я себе казалась такой умудренной дамой, с разбитым сердцем и даже слегка развратной… а тут какой-то ребенок, пусть даже и гений, но ребенок — что мне с ним делать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42