Разложив эти яства на подносе, он стал глядеть на чайник.
Может быть, все это сон? Он снова заглянул в гостиную — нет, не сон: Логи опять разлегся на диване, а Леверет, тиская в руках шляпу, неловко примостился на краешке стула и походил на не совсем надежного свидетеля с плохо выученными показаниями, ожидавшего вызова в зал суда.
Все ясно, они привезли плохие новости. Исполняющий обязанности главы барака номер восемь не трясся бы пятьдесят миль по сельским проселкам в чертовом драгоценном авто заместителя директора ради простого визита вежливости. Его собираются уволить. «Извини, старина, но пассажиров мы не возим… » На Джерихо внезапно навалилась усталость. Тыльной стороной ладони он потер лоб. От переносицы к вискам разрасталась знакомая головная боль.
А он-то подумал, что это она. Смешно. Почти полминуты, пока бежал к светящемуся окну, он был счастлив. Грустно.
Закипел чайник. Джерихо открыл банку с чаем, обнаружив, что время превратило чайные листья в пыль. Все равно. Насыпал ее в чайник для заварки и залил кипятком.
Логи попробовал чай и объявил его напитком богов.
***
Потом молча сидели в полутьме. Только слабый свет настольной лампы за спиной да голубые огоньки в камине у ног. Шипенье газовой горелки. Из-за светомаскировочной занавески доносились слабые всплески и печальное кряканье утки. Логи, вытянув длинные ноги, сидел на полу, вертя в руках трубку. Джерихо, ссутулившись, примостился в кресле и рассеянно тыкал ковер вилкой для поджаривания тостов. Леверета попросили покараулить снаружи.
— Если не возражаете, старина, закройте обе двери. Внутреннюю и наружную, будьте любезны.
В комнате аромат свежеподжаренного тоста. Тарелки сдвинуты в сторону.
— Право, до того приятно посидеть здесь вот так, — тихо сказал Логи. Чиркнул спичкой, и предметы на каминной полке бросили на сырую стену стремительные тени. — Конечно, неплохо попасть в такое место, как Блетчли, особенно если подумаешь, где еще мог бы оказаться, но все равно начинаешь уставать от одной монотонности этого занятия. Согласен?
— Пожалуй. — Ну не тяни же, думал Джерихо, вонзая вилку в пару хлебных крошек. Увольняй и уматывай.
Логи пососал трубку и тихо произнес:
— Знаешь, Том, мы все ужасно волновались за тебя. Надеюсь, ты не думал, что тебя бросили.
При таком неожиданном проявлении участия Джерихо, удивляясь и стыдясь, почувствовал, как защипало в глазах.
— Боюсь, Гай, что вел себя как последний дурак, — сказал Джерихо, не поднимая глаз, — и что хуже всего, я действительно почти не помню, что произошло. Целая неделя просто выпала из памяти.
Как бы отвергая услышанное, Логи взмахнул трубкой.
— Не ты первый, кто подорвал там свое здоровье, старина. Видел в «Таймс», что на прошлой неделе умер бедняга Дилли Нокс? Под конец жизни получил награду. Не ахти какую — кажется, орден святого Георгия и святого Михаила. Пожелал получить лично, у себя дома, в кресле. А через два дня скончался. Рак. Ужасно. А еще Джеффриз. Помнишь его?
— Его тоже отправляли в Кембридж на поправку.
— Он самый. Знаешь, что с ним стало?
— Он умер.
— Да-а. Обидно. — Логи снова занялся трубкой, примял табак и зажег очередную спичку.
Только бы не посадили на административную работу, молил про себя Джерихо. Или на бытовое обслуживание. Клэр рассказывала, был там один, отвечавший за размещение, который принуждал девушек, если те хотели получить жилье с ванной, прежде посидеть у него на коленях.
— Это из-за Акулы, верно? — спросил Логи, понимающе глядя на Джерихо сквозь облако дыма. — Она тебя довела?
— Да. Пожалуй. Можно сказать, она.
Акула довела до ручки почти всех нас, подумал Джерихо.
— Но ты ее раскусил, — продолжал Логи. — Раскусил Акулу.
— Я бы так не сказал. Мы ее раскусили.
— Нет. Раскусил ее ты, — возразил Логи, крутя в длинных пальцах обгоревшую спичку. — Именно ты. А потом она доконала тебя.
Джерихо вдруг на мгновение увидел себя на велосипеде. Усыпанное звездами небо. Холодная ночь, хруст льда.
— Послушай, Гай, — неожиданно разозлившись, бросил он, — думаешь, мы вот так дойдем до главного? Я имею в виду этот чай перед камином, разговоры о прошлом. Все это очень приятно, но давай…
— Но это и есть главное, старина. — Логи подтянул ноги к подбородку, обхватив руками. — Акула, Блюдечко, Дельфин, Устрица, Морская свинья, Литорина. Шесть маленьких водяных существ в нашем аквариуме, шесть загадок немецких военно-морских сил. И самая главная из них — Акула, — продолжал Логи, не отрывая глаз от огня, и Джерихо впервые смог разглядеть в голубых отблесках призрачное, похожее на череп лицо. Темные впадины глазниц. Казалось, Логи не спал целую неделю. Зевнув, он сказал: — Знаешь, по пути сюда я пытался вспомнить, кто первым назвал эту систему Акулой.
— Не помню, — ответил Джерихо. — По-моему, Алан. А может, и я. Во всяком случае, какая, черт побери, разница? Никто не возражал. Акула — самое подходящее для нее имя. Сразу ясно, что чудовище.
— Она им и была, — согласился Логи, пыхтя трубкой и почти исчезая в клубах дыма. Дешевый военный табак разил паленым сеном. — И есть.
Он произнес это последнее слово как-то особенно, с едва заметной задержкой, что заставило Джерихо настороженно вскинуть глаза.
***
Немцы назвали ее Тритоном, по имени сына Посейдона, полубога океана, который дул в витую морскую раковину, вызывая на поверхность фурий морских пучин.
— Немецкий юмор, — проворчал Пак, когда они раскрыли название шифра, — долбаный немецкий юмор…
Но в Блетчли придерживались своего названия — Акула. Это было традицией, а они, англичане, любили свои традиции. Всем шифрам противника давались названия морских существ. Основной германский военно-морской шифр назвали Дельфином. Ключ к шифру Энигмы для надводных судов в Средиземном и Черном морях получил название Морская свинья. Устрица была вариантом Дельфина «только для офицеров», а Литорина играла аналогичную роль для Морской свиньи.
А Акула? Оперативный шифр подводных лодок.
Он отличался от всех остальных. Все другие шифры вводились стандартной трехроторной машиной «Энигма», а Акула выходила из Энигмы со специально приспособленным четвертым ротором и потому в двадцать шесть раз труднее поддавалась расшифровке. Такие энигмы разрешалось устанавливать только на подводных лодках.
Их ввели в действие 1 февраля 1942 года, почти полностью застопорив работу Блетчли.
Последовавшие за этим месяцы остались в памяти Джерихо как какой-то долгий кошмар. До появления Акулы криптоаналитики из восьмого барака расшифровывали большинство депеш подводного флота в тот же день, давая конвоям достаточно времени, чтобы изменить маршрут в обход волчьих стай немецких подлодок. Но за десять месяцев после введения Акулы было расшифровано только три обмена депешами, и даже в этих случаях расшифровка каждый раз занимала семнадцать дней, так что полученная информация оказывалась практически бесполезной и сразу же попадала в область древней истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Может быть, все это сон? Он снова заглянул в гостиную — нет, не сон: Логи опять разлегся на диване, а Леверет, тиская в руках шляпу, неловко примостился на краешке стула и походил на не совсем надежного свидетеля с плохо выученными показаниями, ожидавшего вызова в зал суда.
Все ясно, они привезли плохие новости. Исполняющий обязанности главы барака номер восемь не трясся бы пятьдесят миль по сельским проселкам в чертовом драгоценном авто заместителя директора ради простого визита вежливости. Его собираются уволить. «Извини, старина, но пассажиров мы не возим… » На Джерихо внезапно навалилась усталость. Тыльной стороной ладони он потер лоб. От переносицы к вискам разрасталась знакомая головная боль.
А он-то подумал, что это она. Смешно. Почти полминуты, пока бежал к светящемуся окну, он был счастлив. Грустно.
Закипел чайник. Джерихо открыл банку с чаем, обнаружив, что время превратило чайные листья в пыль. Все равно. Насыпал ее в чайник для заварки и залил кипятком.
Логи попробовал чай и объявил его напитком богов.
***
Потом молча сидели в полутьме. Только слабый свет настольной лампы за спиной да голубые огоньки в камине у ног. Шипенье газовой горелки. Из-за светомаскировочной занавески доносились слабые всплески и печальное кряканье утки. Логи, вытянув длинные ноги, сидел на полу, вертя в руках трубку. Джерихо, ссутулившись, примостился в кресле и рассеянно тыкал ковер вилкой для поджаривания тостов. Леверета попросили покараулить снаружи.
— Если не возражаете, старина, закройте обе двери. Внутреннюю и наружную, будьте любезны.
В комнате аромат свежеподжаренного тоста. Тарелки сдвинуты в сторону.
— Право, до того приятно посидеть здесь вот так, — тихо сказал Логи. Чиркнул спичкой, и предметы на каминной полке бросили на сырую стену стремительные тени. — Конечно, неплохо попасть в такое место, как Блетчли, особенно если подумаешь, где еще мог бы оказаться, но все равно начинаешь уставать от одной монотонности этого занятия. Согласен?
— Пожалуй. — Ну не тяни же, думал Джерихо, вонзая вилку в пару хлебных крошек. Увольняй и уматывай.
Логи пососал трубку и тихо произнес:
— Знаешь, Том, мы все ужасно волновались за тебя. Надеюсь, ты не думал, что тебя бросили.
При таком неожиданном проявлении участия Джерихо, удивляясь и стыдясь, почувствовал, как защипало в глазах.
— Боюсь, Гай, что вел себя как последний дурак, — сказал Джерихо, не поднимая глаз, — и что хуже всего, я действительно почти не помню, что произошло. Целая неделя просто выпала из памяти.
Как бы отвергая услышанное, Логи взмахнул трубкой.
— Не ты первый, кто подорвал там свое здоровье, старина. Видел в «Таймс», что на прошлой неделе умер бедняга Дилли Нокс? Под конец жизни получил награду. Не ахти какую — кажется, орден святого Георгия и святого Михаила. Пожелал получить лично, у себя дома, в кресле. А через два дня скончался. Рак. Ужасно. А еще Джеффриз. Помнишь его?
— Его тоже отправляли в Кембридж на поправку.
— Он самый. Знаешь, что с ним стало?
— Он умер.
— Да-а. Обидно. — Логи снова занялся трубкой, примял табак и зажег очередную спичку.
Только бы не посадили на административную работу, молил про себя Джерихо. Или на бытовое обслуживание. Клэр рассказывала, был там один, отвечавший за размещение, который принуждал девушек, если те хотели получить жилье с ванной, прежде посидеть у него на коленях.
— Это из-за Акулы, верно? — спросил Логи, понимающе глядя на Джерихо сквозь облако дыма. — Она тебя довела?
— Да. Пожалуй. Можно сказать, она.
Акула довела до ручки почти всех нас, подумал Джерихо.
— Но ты ее раскусил, — продолжал Логи. — Раскусил Акулу.
— Я бы так не сказал. Мы ее раскусили.
— Нет. Раскусил ее ты, — возразил Логи, крутя в длинных пальцах обгоревшую спичку. — Именно ты. А потом она доконала тебя.
Джерихо вдруг на мгновение увидел себя на велосипеде. Усыпанное звездами небо. Холодная ночь, хруст льда.
— Послушай, Гай, — неожиданно разозлившись, бросил он, — думаешь, мы вот так дойдем до главного? Я имею в виду этот чай перед камином, разговоры о прошлом. Все это очень приятно, но давай…
— Но это и есть главное, старина. — Логи подтянул ноги к подбородку, обхватив руками. — Акула, Блюдечко, Дельфин, Устрица, Морская свинья, Литорина. Шесть маленьких водяных существ в нашем аквариуме, шесть загадок немецких военно-морских сил. И самая главная из них — Акула, — продолжал Логи, не отрывая глаз от огня, и Джерихо впервые смог разглядеть в голубых отблесках призрачное, похожее на череп лицо. Темные впадины глазниц. Казалось, Логи не спал целую неделю. Зевнув, он сказал: — Знаешь, по пути сюда я пытался вспомнить, кто первым назвал эту систему Акулой.
— Не помню, — ответил Джерихо. — По-моему, Алан. А может, и я. Во всяком случае, какая, черт побери, разница? Никто не возражал. Акула — самое подходящее для нее имя. Сразу ясно, что чудовище.
— Она им и была, — согласился Логи, пыхтя трубкой и почти исчезая в клубах дыма. Дешевый военный табак разил паленым сеном. — И есть.
Он произнес это последнее слово как-то особенно, с едва заметной задержкой, что заставило Джерихо настороженно вскинуть глаза.
***
Немцы назвали ее Тритоном, по имени сына Посейдона, полубога океана, который дул в витую морскую раковину, вызывая на поверхность фурий морских пучин.
— Немецкий юмор, — проворчал Пак, когда они раскрыли название шифра, — долбаный немецкий юмор…
Но в Блетчли придерживались своего названия — Акула. Это было традицией, а они, англичане, любили свои традиции. Всем шифрам противника давались названия морских существ. Основной германский военно-морской шифр назвали Дельфином. Ключ к шифру Энигмы для надводных судов в Средиземном и Черном морях получил название Морская свинья. Устрица была вариантом Дельфина «только для офицеров», а Литорина играла аналогичную роль для Морской свиньи.
А Акула? Оперативный шифр подводных лодок.
Он отличался от всех остальных. Все другие шифры вводились стандартной трехроторной машиной «Энигма», а Акула выходила из Энигмы со специально приспособленным четвертым ротором и потому в двадцать шесть раз труднее поддавалась расшифровке. Такие энигмы разрешалось устанавливать только на подводных лодках.
Их ввели в действие 1 февраля 1942 года, почти полностью застопорив работу Блетчли.
Последовавшие за этим месяцы остались в памяти Джерихо как какой-то долгий кошмар. До появления Акулы криптоаналитики из восьмого барака расшифровывали большинство депеш подводного флота в тот же день, давая конвоям достаточно времени, чтобы изменить маршрут в обход волчьих стай немецких подлодок. Но за десять месяцев после введения Акулы было расшифровано только три обмена депешами, и даже в этих случаях расшифровка каждый раз занимала семнадцать дней, так что полученная информация оказывалась практически бесполезной и сразу же попадала в область древней истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89