— Я сам ничего не могу понять, — сказал он. — Я знаю, что Фернандес и Перейра ведут себя на гасиенде как хозяева. Они вроде бы выступают как партнеры, и, может быть, Генриетта думает, что ей будет легче жить, если она выйдет замуж за этого Фернандеса. Я, собственно, начал встречаться с Генриеттой уже после того, как увидел, как грубо обращается с ней Фернандес, и мне стало жаль ее.
Он с минуту посидел молча, о чем-то серьезно думая. Потом продолжил:
— Поскольку вы об этом упомянули, я должен признаться. Мне тоже казалось очень странным, что Фернандес может думать, что Генриетта полюбит его, такого грубого бандита. Хотя он и говорит на отличном английском языке, он весьма плохо воспитан. Его мать из неотесанных испанских эмигрантов, а отец и того хуже.
— Тем больше оснований для того, чтобы эта дама не захотела даже слышать о таком парне, как он, — сказал я. — Послушай, Мэлони, а ты предлагал ей выйти за тебя замуж?
— Конечно, — сказал он с улыбкой, — и она сказала, что подумает. По-моему, мне никогда в жизни ни одну женщину не было так жалко, как Генриетту. Она такая изумительная женщина, не хнычет и не грустит целыми днями, как это делала бы на ее месте любая другая, попавшая в такую переделку, как она.
— О'кей, Мэлони, — сказал я, — можешь идти, но не забудь сказать ей, что я приеду часам к двенадцати и чтобы она была благоразумной и откровенной со мной.
Он пообещал сделать это.
Я поболтался в отеле до 12 часов, потом сел в машину и поехал на гасиенду.
Народу там было немного, вы ведь сами понимаете, что в такое время года не многие стремятся провести свой отпуск в этих краях. Я даже удивляюсь, почему это Перейра не закрыл свое заведение на это время и не уехал куда-нибудь, как это делает большинство хозяев подобных заведений.
Оркестр играл популярную мелодию, две-три пары шаркали ногами по танцплощадке, а несколько парней из Лос-Анджелеса в углу за столиком устроили шумную попойку. Я прошел прямо наверх в игорный зал.
Там никого не было, кроме официанта, производившего уборку. Я спросил у него, где находится контора Перейры. Он указал на одну из дверей, выходивших на балкон с другой стороны зала, над главным входом. Я прошел туда.
Вхожу и вижу: за столом сидит Перейра со стаканом виски в руке, а в углу на стуле курит Фернандес. Они окинули меня довольно враждебными взглядами.
— Ну, ребята, — весело приветствовал их я. — Вот я и вернулся. Как ваши делишки?
Перейра как-то криво ухмыльнулся.
— Все очень хорошо, мистер Фрэйм, — проговорил Перейра.
— А, брось ты это, Перейра, — упрекнул я его. — Ты же отлично знаешь, что я не Фрэйм. Меня зовут Кошен, и в кармане у меня есть хорошенькая маленькая бляха, на которую ты можешь полюбоваться, если захочешь.
В разговор вступил Фернандес:
— А на кой черт нам твоя бляха, — проворчал он. — У нас нет никаких причин пугаться федеральной бляхи. У тебя против нас ничего нет, а если ты хочешь знать наше мнение, то мы вообще не любим легавых.
— Да что ты говоришь? — возразил я. — Я знаю, что вы не любите легавых. И ты, конечно, не любишь парией, которые бьют тебе морду, как, помнишь, было на днях. Однако, — продолжал я, закуривая сигарету, — я бы советовал тебе быть повежливей, а то ведь я могу еще добавить. Понял? Где Генриетта?
Он расплылся в улыбке.
— Где-то здесь, — сказал он. — Где-нибудь на террасе с Мэлони. Пойди, поищи их. И чем скорее ты уберешься, тем лучше, потому что меня тошнит при виде тебя.
— Скажите, пожалуйста, какие нежности, — сказал я. — Но вот что, я скоро вернусь сюда, а пока ты будешь меня дожидаться, и чтобы тебе не было скучно, Фернандес, я дам тебе задание. Придумай-ка поинтересней историю, почему это ты называешь себя Фернандесом и разыгрываешь из себя важную персону, в то время как зовут тебя Хуаном Термигло и был ты всего-навсего шофером у Грэнворта Эймса. И смотри, чтобы твоя история мне понравилась, а то я рассержусь и обойдусь с тобой довольно грубо за то, что ты тогда на следствии давал ложные показания.
— Вот ты и ошибаешься, фараон, — сказал он, — Я никогда не давал никаких показаний ни одному следователю, потому что я никого не видел. Я весь вечер сидел дома и не видел никакой Генриетты. Как тебе понравятся мои показания?
— О'кей, кислая морда, — сказал я. — Но предупреждаю: я тебе все-таки пришью какое-нибудь дельце. Так что будь начеку, Фернандес, а то тебя будет еще сильнее тошнить при виде меня.
Он закурил сигарету и продолжал улыбаться. Крепкие же нервы у парня, ничего не скажешь!
Я спустился вниз, прошел через весь зал и вышел на террасу, где Генриетта разговаривала с Мэлони. На ней было голубое платье из какой-то воздушной материи, а сама она свежа, как персик. Мэлони распрощался и ушел.
Я подвинул стул и сел.
— Ну, Генриетта, — начал я, — вероятно, Мэлони рассказал вам все. Что же вы собираетесь делать?
Она взглянула на меня, и при лунном свете мне хорошо было видно, что в глазах у нее прячется усмешка, как будто что-то ей казалось забавным.
— Хорошо, мистер Кошен, — сказала она. — Я расскажу вам все, что вы хотите знать. Джим Мэлони сказал мне, что, если я скажу правду, все будет в порядке. Если же не расскажу, то у меня могут быть неприятности. Что ж, начнем?
— Ми]нутку, детка, — сказал я ей. — Выслушайте меня, прежде чем мы перейдем к делу. Я не знаю, что тут происходит, но чувствую, что творится что-то неладное. Я обязательно докопаюсь до дна. Лично я люблю работать спокойно и с людьми обращаюсь вежливо — никаких угроз, никаких грубостей. Но это, конечно, в том случае, если они со мной откровенны. Если же нет, ну, тогда уж пусть они пеняют сами на себя.
И вот что я еще хочу вам сказать, Генриетта. Вы — красивая женщина, вы мне нравитесь. У вас есть все, что полагается, да и вы, вероятно, сами это знаете. Но вы попали в неприятное положение из-за фальшивых облигаций и еще из-за кое-каких дел, и вам сейчас нуж-но рассказать мне все начистоту, ничего не утаивая.
Так вот, давайте начнем с самого начала. Скажите мне, что случилось в тот вечер, когда вы ездили в Нью-Йорк на свидание с Грэнвортом, в тот вечер, когда он погиб?
— Это очень легко сделать, мистер Кошен, — ответила она. — Все было очень просто. Только я боюсь, что не сумею это доказать. Я написала Грэнворту несколько писем с требованием встретиться со мной. До меня дошли слухи, что у него была связь с какой-то женщиной, и, хотя я и до этого подозревала, что у него есть другие женщины, на сей раз у меня впервые были доказательства его неверности. Наш брак никогда не был счастливым. Он пил, был легко возбудимым и часто вел себя довольно глупо. Но когда он заработал эти деньги и сказал, что собирается перевести на мое имя облига— ции на сумму 200 000 долларов, я подумала, что, может быть, он действительно хочет начать новую жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54