Трудно передать словами чувства, которые меня обуяли, когда я окончательно уверилась, что это именно он и что это не обман зрения. Встреча с ним сейчас, когда я наголову разбита жизненными коллизиями, — самый настоящий подарок судьбы. Никак иначе это не расценишь.
Едва сделав это счастливое открытие (ананас стал интересовать меня гораздо меньше), я сразу направилась к Андрею и даже рот открыла, чтобы его окликнуть, но тут прямо из-под моей руки выпорхнул вихрастый мальчонка лет пяти и заорал на весь гастроном:
— Папа, папа! Я хочу писать!
А потом этот постреленок, готовый в любой момент промочить себе штаны, почему-то подбежал к Андрею, дернул его за рукав и громогласно повторил:
— Писать, папа, писать!
И недвусмысленно зажал ладошку между ног.
Пока я еще скрипела мозгами, пытаясь сообразить, что к чему, Андрей недовольно буркнул:
— А мама где?
И тут появилась молодая женщина с рыжими, в мелких кудряшках волосами и большим животом, который не могла скрыть даже просторная шифоновая блуза. Женщина тоже остановилась возле Андрея и сказала:
— Не могу же я его вести в мужской туалет, а в женский он не хочет!
— Ну ладно. — Андрей сунул ей в руки банку, которую перед этим увлеченно рассматривал, и, схватив мальчишку за руку, повел к выходу. В этот-то момент наши взгляды встретились, и я увидела, как он растерялся и даже побледнел, а до меня наконец дошел смысл происходящего. Я сорвалась с места и понеслась вперед, толкая перед собой тележку, и немногочисленные покупатели в испуге шарахались от меня в разные стороны. Не помню, как я очутилась в метро, как добралась до дома, очухалась только на собственной кровати.
А вот теперь пришла пора рассказать вам, кто такой Андрей, что он для меня значил и почему сцена в гастрономе произвела на меня такое неизгладимое впечатление. Андрей, точнее Андрей Белов, появился в моей жизни чуть больше года назад при довольно неординарных, если не драматических, обстоятельствах. Стараясь успеть на отходящий от остановки автобус, я поскользнулась на февральском гололеде и вывихнула ногу. Попытавшись встать, почувствовала острую боль и решила, что у меня перелом. Лежала на грязном снегу и думала о самом ужасном, а вокруг меня суетились какие-то старухи, которые даже не догадывались вызвать «Скорую».
Вот тут-то он и возник, будто из-под земли вырос, растолкал зевак, потрогал мою щиколотку, а потом отвез меня в больницу в своей заляпанной зеленой «девятке», которую он любовно называл «черепашкой-ниндзя». В больнице выяснилось, что у меня вывих, и после всех положенных в таких случаях процедур меня отпустили домой. Сама я, ясное дело, уйти не могла, а все машины «Скорой помощи» были в разъездах, и я почти впала в уныние, когда вдруг обнаружилось, что мой бескорыстный спаситель никуда не уехал и терпеливо дожидался, чтобы узнать, чем кончится дело. Так, собственно, все и вышло: он отвез меня домой, а через неделю заглянул ко мне поинтересоваться здоровьем. А потом стал наведываться, не часто, раза два-три в месяц, наши отношения сами собой перешли в иное качество, которое вполне устраивало Андрея и не совсем — меня.
Как каждая нормальная женщина, я, конечно, хотела определенности, но не выставляла никаких требований, поскольку умудрилась втрескаться в Андрея по самые уши, и лишь с трепетом ждала, когда же он сам заговорит о нашем будущем. Совместном, разумеется. Пару раз мне даже казалось, что заветные слова вот-вот слетят с его губ, но то ли они застревали на полпути, то ли врем» не настало. Так я, наивная, думала. Теперь-то, после известной встречи в гастрономе, все встало на свои места, и мне оставалось только удивляться собственной близорукости. Как же я раньше не догадалась, что он женат и приходит ко мне, чтобы немного отвлечься от семейной жизни. Такой ничего не значащий , мужской зигзаг, и не больше!
Не помню, сколько времени я провалялась на кровати в полной прострации, прежде чем в прихожей раздался пронзительный телефонный звонок. Нет, пронзительный — это еще мягко сказано, вернее было бы назвать его душераздирающим, так он подействовал на мои напряженные нервы. Я вздрогнула, но с места не сдвинулась. Даже если бы я и захотела, мне все равно не подбежать к телефону раньше, чем моя соседка, желчная и сухопарая коммунальная волчица Зинаида Прокофьевна. Не припомню случая, чтобы ей кто-нибудь когда-нибудь позвонил, но это не мешает ей всегда снимать трубку первой. При этом она неизменно сетует на то, что, кроме нее, к телефону никто не подходит. А когда тут успеешь?
— Слушаю, — донесся до меня ее визгливый дискант. — Кого-кого? — Непродолжительная пауза и раздраженное восклицание:
— Пастухова, к телефону! — Затем глухой стук брошенной на тумбочку трубки и недовольное бормотание:
— Ну никто, никто не подойдет…
Кое-как промокнув слезы, я выкатилась в прихожую и приложила трубку к уху. Я была почти уверена, что звонит Андрей, мужчина моих снов, теперь уже бывших, светлый образ которого заметно потускнел за последние два часа, и уже сладостно предвкушала, в каких именно выражениях я извещу его об этой метаморфозе, однако трубка заговорила со мной низким, с приятной хрипотцой женским голосом:
— Пастухова, это ты?
А мне и спрашивать не надо было, чтобы понять: на другом конце телефонного провода — Нинон.
Глава 2
По паспорту она, конечно, никакая не Нинон, а Нина Павловна Звонарева, по мужу Поварова, но это звучное имя как-то само собой приклеилось к ней раз и навсегда и воспринималось всеми, кто ее знал, совершенно спокойно и естественно. Нинон, она и есть Нинон. Лично я называю ее так уже двенадцать лет, с того дня, как в первый раз увидела под дверью аудитории, за которой шли приемные экзамены в иняз. Эта картинка до сих пор стоит перед моими глазами в красках и подробных деталях: полсотни девчонок-абитуриенток, закатив испуганные глаза, ошалело повторяют спряжение немецких глаголов и коршунами бросаются на всех выходящих из аудитории, два десятка мальчишек-абитуриентов рассредоточились по коридору и демонстрируют напускное хладнокровие, а чуть поодаль, в сторонке стоит абсолютно спокойное существо с пшеничной косой, с зелеными глазами-озерцами и мимолетной, никому конкретно не адресованной улыбкой на бледно-коралловых губах. Да, именно такой предстала Нинон перед впавшей в поголовную панику абитурой.
Честно говоря, я, мандражировавшая синхронно с прочими, тогда подумала, что у бедной Нинон просто крыша поехала от волнения, а посему до следующего экзамена ей не дожить. Каково же было мое удивление, когда через десять дней мы встретились с ней возле списка будущих студиозусов. Обнаружив в нем собственную фамилию, я долго не могла прийти в себя от счастья, в отличие от Нинон, принявшей известие о своем поступлении в институт с привычным хладнокровием, как нечто само собой разумеющееся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Едва сделав это счастливое открытие (ананас стал интересовать меня гораздо меньше), я сразу направилась к Андрею и даже рот открыла, чтобы его окликнуть, но тут прямо из-под моей руки выпорхнул вихрастый мальчонка лет пяти и заорал на весь гастроном:
— Папа, папа! Я хочу писать!
А потом этот постреленок, готовый в любой момент промочить себе штаны, почему-то подбежал к Андрею, дернул его за рукав и громогласно повторил:
— Писать, папа, писать!
И недвусмысленно зажал ладошку между ног.
Пока я еще скрипела мозгами, пытаясь сообразить, что к чему, Андрей недовольно буркнул:
— А мама где?
И тут появилась молодая женщина с рыжими, в мелких кудряшках волосами и большим животом, который не могла скрыть даже просторная шифоновая блуза. Женщина тоже остановилась возле Андрея и сказала:
— Не могу же я его вести в мужской туалет, а в женский он не хочет!
— Ну ладно. — Андрей сунул ей в руки банку, которую перед этим увлеченно рассматривал, и, схватив мальчишку за руку, повел к выходу. В этот-то момент наши взгляды встретились, и я увидела, как он растерялся и даже побледнел, а до меня наконец дошел смысл происходящего. Я сорвалась с места и понеслась вперед, толкая перед собой тележку, и немногочисленные покупатели в испуге шарахались от меня в разные стороны. Не помню, как я очутилась в метро, как добралась до дома, очухалась только на собственной кровати.
А вот теперь пришла пора рассказать вам, кто такой Андрей, что он для меня значил и почему сцена в гастрономе произвела на меня такое неизгладимое впечатление. Андрей, точнее Андрей Белов, появился в моей жизни чуть больше года назад при довольно неординарных, если не драматических, обстоятельствах. Стараясь успеть на отходящий от остановки автобус, я поскользнулась на февральском гололеде и вывихнула ногу. Попытавшись встать, почувствовала острую боль и решила, что у меня перелом. Лежала на грязном снегу и думала о самом ужасном, а вокруг меня суетились какие-то старухи, которые даже не догадывались вызвать «Скорую».
Вот тут-то он и возник, будто из-под земли вырос, растолкал зевак, потрогал мою щиколотку, а потом отвез меня в больницу в своей заляпанной зеленой «девятке», которую он любовно называл «черепашкой-ниндзя». В больнице выяснилось, что у меня вывих, и после всех положенных в таких случаях процедур меня отпустили домой. Сама я, ясное дело, уйти не могла, а все машины «Скорой помощи» были в разъездах, и я почти впала в уныние, когда вдруг обнаружилось, что мой бескорыстный спаситель никуда не уехал и терпеливо дожидался, чтобы узнать, чем кончится дело. Так, собственно, все и вышло: он отвез меня домой, а через неделю заглянул ко мне поинтересоваться здоровьем. А потом стал наведываться, не часто, раза два-три в месяц, наши отношения сами собой перешли в иное качество, которое вполне устраивало Андрея и не совсем — меня.
Как каждая нормальная женщина, я, конечно, хотела определенности, но не выставляла никаких требований, поскольку умудрилась втрескаться в Андрея по самые уши, и лишь с трепетом ждала, когда же он сам заговорит о нашем будущем. Совместном, разумеется. Пару раз мне даже казалось, что заветные слова вот-вот слетят с его губ, но то ли они застревали на полпути, то ли врем» не настало. Так я, наивная, думала. Теперь-то, после известной встречи в гастрономе, все встало на свои места, и мне оставалось только удивляться собственной близорукости. Как же я раньше не догадалась, что он женат и приходит ко мне, чтобы немного отвлечься от семейной жизни. Такой ничего не значащий , мужской зигзаг, и не больше!
Не помню, сколько времени я провалялась на кровати в полной прострации, прежде чем в прихожей раздался пронзительный телефонный звонок. Нет, пронзительный — это еще мягко сказано, вернее было бы назвать его душераздирающим, так он подействовал на мои напряженные нервы. Я вздрогнула, но с места не сдвинулась. Даже если бы я и захотела, мне все равно не подбежать к телефону раньше, чем моя соседка, желчная и сухопарая коммунальная волчица Зинаида Прокофьевна. Не припомню случая, чтобы ей кто-нибудь когда-нибудь позвонил, но это не мешает ей всегда снимать трубку первой. При этом она неизменно сетует на то, что, кроме нее, к телефону никто не подходит. А когда тут успеешь?
— Слушаю, — донесся до меня ее визгливый дискант. — Кого-кого? — Непродолжительная пауза и раздраженное восклицание:
— Пастухова, к телефону! — Затем глухой стук брошенной на тумбочку трубки и недовольное бормотание:
— Ну никто, никто не подойдет…
Кое-как промокнув слезы, я выкатилась в прихожую и приложила трубку к уху. Я была почти уверена, что звонит Андрей, мужчина моих снов, теперь уже бывших, светлый образ которого заметно потускнел за последние два часа, и уже сладостно предвкушала, в каких именно выражениях я извещу его об этой метаморфозе, однако трубка заговорила со мной низким, с приятной хрипотцой женским голосом:
— Пастухова, это ты?
А мне и спрашивать не надо было, чтобы понять: на другом конце телефонного провода — Нинон.
Глава 2
По паспорту она, конечно, никакая не Нинон, а Нина Павловна Звонарева, по мужу Поварова, но это звучное имя как-то само собой приклеилось к ней раз и навсегда и воспринималось всеми, кто ее знал, совершенно спокойно и естественно. Нинон, она и есть Нинон. Лично я называю ее так уже двенадцать лет, с того дня, как в первый раз увидела под дверью аудитории, за которой шли приемные экзамены в иняз. Эта картинка до сих пор стоит перед моими глазами в красках и подробных деталях: полсотни девчонок-абитуриенток, закатив испуганные глаза, ошалело повторяют спряжение немецких глаголов и коршунами бросаются на всех выходящих из аудитории, два десятка мальчишек-абитуриентов рассредоточились по коридору и демонстрируют напускное хладнокровие, а чуть поодаль, в сторонке стоит абсолютно спокойное существо с пшеничной косой, с зелеными глазами-озерцами и мимолетной, никому конкретно не адресованной улыбкой на бледно-коралловых губах. Да, именно такой предстала Нинон перед впавшей в поголовную панику абитурой.
Честно говоря, я, мандражировавшая синхронно с прочими, тогда подумала, что у бедной Нинон просто крыша поехала от волнения, а посему до следующего экзамена ей не дожить. Каково же было мое удивление, когда через десять дней мы встретились с ней возле списка будущих студиозусов. Обнаружив в нем собственную фамилию, я долго не могла прийти в себя от счастья, в отличие от Нинон, принявшей известие о своем поступлении в институт с привычным хладнокровием, как нечто само собой разумеющееся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54