Девчонки, они смешные... А тебе какая-нибудь девчонка нравится?
- Не-а...
- Так как же ты живешь? - Бычун даже остановился. - Это же скучно. А мне нравится. Только она в другом городе живет, я туда на каникулы к бабушке ездил.
- А она кто?
- Как это кто?
- Ну, какая она?
- Хорошая! - твердо ответил Миша. - А что мне там сказали, что она с нахимовцем переписывается, так это врут от зависти, что она со мной дружит. Ну, мне в метро. Пока! - И он протянул жесткую сухую ладонь. Панама две остановки прошел пешком. Все думал. Накрапывал мелкий дождь. Шуршали по асфальту шинами троллейбусы, а Панама думал о Юле Фоминой. Хорошо бы приехать к школе на коне. Только так, чтобы по всей форме. Алый сюртук, белые брюки, высокие сапоги и рубашка с кружевами. А конь чтобы был вороной, и белые подпруги, скромно и нарядно. Тогда бы она наконец увидела, что такое Пономарев на самом деле. Он бы прошел кружок по спортивной площадке коротким галопом, потом в центре свечку и прыжком через изгородь. "Да, тогда бы она поняла, - вздохнул Панама. - А то и не замечает". Он никому не рассказывал, что учится ездить верхом. На это было много причин. Ну, во-первых, это была не только его. тайна, но и Бориса Степановича, тот ведь тоже никому ничего. ... А во- вторых, Панама хотел сразу всех удивить. Прийти в класс и сказать так небрежно: "Завтра всесоюзные соревнования, кто хочет за меня поболеть приходите, я билеты на проходной оставлю". Все так и ахнут. А то все "Панама, Панама", вот вам будет "Панама"! "Только когда это будет! вернулся он с небес на землю. - Еще и барьеры прыгать не начали, все шаг да рысь. В других группах давно прыгают. А Денис Платонович одно, знай, кричит: "Ноги макаронные! Спина, пятка, подбородок, локоть..." А то еще: "Что зад, как пузырь, отставлен? Сесть под себя!" - и шамбарьером". Панама вздохнул: "Поделиться-то не с кем. Бычун так же мучается, эх, вот Столбов был бы... Все-таки друг". Хотя Столбов вряд ли понял бы Панаму. Он все - "я" да "я". И болтает все время, как радио. А как Денис Платонович говорит: "Только тот настоящий конник, для кого "я" интересно только после коня. Не будете чувствовать лошадь - никогда ездить не научитесь. А чувствует лошадь только тот, кто о ней постоянно думает". Как он Спицына-то выгнал! У него лошадь стала в коридоре, сзади кричат: "Чего стал!" А Спицын коня тянул-тянул, а потом как даст ему ногой. Денис Платонович подходит и тихо так говорит: "Вон из манежа". Только Спицына и видели. "Вы поймите, поймите, - говорил тренер, - лошадь слабее человека! Для человека 220 вольт - опасно, для коня - 18 смертельно. Вот говорят, громадная, "лошадиная" доза лекарства. Да чтобы отравить лошадь, яду нужно в пять раз меньше, чем человеку! Коня можно руками изувечить: резко голову к крупу поверни - вот и плечевая хромота. Неизлечимый порок, хромота на всю жизнь". Панама уже много всего про лошадей знает. Недаром у них раз в неделю теория. Два часа сидит он в классе и, раскрыв рот, слушает удивительные истории о конях и всадниках. А Денис Платонович мастер рассказывать. Услышанное Панаму распирает, а вот поделиться не с кем. Он бы все Юле Фоминой рассказал. И про его мучения она бы тоже все поняла - ведь она спортсменка. Нет, Панама не стал бы жаловаться, а просто обидно: он так старается, ему так трудно, и никто об этом не знает. Родителям нельзя рассказывать, а то еще, чего доброго, запретят в манеж ходить. "Надо с Юлей подружиться", - решает Панама.
Глава тринадцатая. "НЕ МОГУ БОЛЬШЕ!"
"Не надо было вчера телевизор смотреть!" - думает Панама. Идет второй урок, и его неудержимо тянет в сон. Учительница что-то объясняет у доски, стучит мел, доска быстро покрывается цифрами. Стоит Панаме посмотреть чуть подольше на них, как глаза у него начинают сами собой закрываться. "Квадратные скобки... Круглые скобки. ...Умножение и деление делаются прежде вычитания и сложения... Масти бывают: чубарая, каурая, вороная, гнедая, соловая. Чистокровные скаковые бывают в основном гнедые... При делении простой дроби знаменатель делителя пишется... Чтобы поднять лошадь в галоп с левой ноги, нужно сделать правое постановление, то есть повернуть голову коню поводом так, чтобы видеть правый глаз коня..." Страшный удар в бок заставляет Панаму открыть глаза. Он сидит на полу рядом с партой, а все ребята просто умирают от смеха. Напрасно учительница стучит по столу ладонью. Класс развеселился! Еще бы, не каждый день ученик на уроке засыпает и с парты падает! Домой Панама несет замечание в дневнике: "Сорвал урок математики. Рассеян. Стал хуже учиться". Дневник отец подписывает в субботу. Значит, попадет только в субботу. "Ой, - говорит сам себе Панама. - Сегодня среда - сегодня вольтижировка". И у него заранее начинают болеть мышцы рук и ног. В манеже сначала идет общая подготовка.
- Лечь! Встать! Лечь! Встать! Взять скакалки! Бегом со скакалками марш! Панама машет скакалкой, и она то и дело захлестывается у него на шее, того гляди, сам себя задушит.
- Сесть на корточки, "гусиным шагом" марш... Панама кряхтит, ему кажется, что у него уже не то что ног, а вообще ничего до самой груди нет, что он уже превратился в бюст, памятник, который торчит на их улице еще с дореволюционных времен... Но самое страшное еще впереди. Лафет - огромная вороная лошадь, на его широкой спине может уместиться вся группа мальчишек, Лафет бежит по кругу, а они один за другим должны вскакивать в седло. Для Панамы вскочить на высокого коня - все равно что вскочить на крышу идущего автобуса. А спрыгнуть - все равно что спрыгнуть с парашютной вышки.
- Бычун! Ну, Мишка хоть куда запрыгнет. Вот он переминается на месте, вот побежал рядом с конем, вот своими тонкими жилистыми руками схватился за седло, раз - и уже едет...
- Пономарев! Панама тоже хочет сделать все так же легко, как Бычун. Он переминается на месте, бежит и ударяется о бок коня.
- Вы что, мальчик, - кричит тренер, - забодать коня хотите? Еще раз! Панама переминается, быстро бежит, зажмурившись, прыгает - и попадает лбом в стенку! Не успел! Лошадь уже пробежала. "Не могу я больше! Не могу!" думает он, а слезы градом катятся из глаз: еще бы, так треснуться! Вон какая шишка на лбу напухает.
- Без соплей! - кричит тренер. - Не разводите в манеже сырость, а то у коней мокрец заведется! Кстати, что такое мокрец? Пономарев!
- Болезнь, - всхлипывая, отвечает Панама, - от сырости она...
- Точнее! Бычун!
- Поражение венечного и путового сустава, возникает при... "Чего ради я мучаюсь? - думает Панама. - Все равно я никогда не научусь прыгать, как Бычун. Да и зачем это? Н без этого можно прожить. Вон папа вообще ничего не умеет, а какой сильный! Выбрал я спорт какой-то несовременный! Умные ребята в фотокружок ходят, в радиокружок, а я как дурак - лошадей выбрал! Брошу, не могу я больше!" Ему от этой мысли даже радостно стало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
- Не-а...
- Так как же ты живешь? - Бычун даже остановился. - Это же скучно. А мне нравится. Только она в другом городе живет, я туда на каникулы к бабушке ездил.
- А она кто?
- Как это кто?
- Ну, какая она?
- Хорошая! - твердо ответил Миша. - А что мне там сказали, что она с нахимовцем переписывается, так это врут от зависти, что она со мной дружит. Ну, мне в метро. Пока! - И он протянул жесткую сухую ладонь. Панама две остановки прошел пешком. Все думал. Накрапывал мелкий дождь. Шуршали по асфальту шинами троллейбусы, а Панама думал о Юле Фоминой. Хорошо бы приехать к школе на коне. Только так, чтобы по всей форме. Алый сюртук, белые брюки, высокие сапоги и рубашка с кружевами. А конь чтобы был вороной, и белые подпруги, скромно и нарядно. Тогда бы она наконец увидела, что такое Пономарев на самом деле. Он бы прошел кружок по спортивной площадке коротким галопом, потом в центре свечку и прыжком через изгородь. "Да, тогда бы она поняла, - вздохнул Панама. - А то и не замечает". Он никому не рассказывал, что учится ездить верхом. На это было много причин. Ну, во-первых, это была не только его. тайна, но и Бориса Степановича, тот ведь тоже никому ничего. ... А во- вторых, Панама хотел сразу всех удивить. Прийти в класс и сказать так небрежно: "Завтра всесоюзные соревнования, кто хочет за меня поболеть приходите, я билеты на проходной оставлю". Все так и ахнут. А то все "Панама, Панама", вот вам будет "Панама"! "Только когда это будет! вернулся он с небес на землю. - Еще и барьеры прыгать не начали, все шаг да рысь. В других группах давно прыгают. А Денис Платонович одно, знай, кричит: "Ноги макаронные! Спина, пятка, подбородок, локоть..." А то еще: "Что зад, как пузырь, отставлен? Сесть под себя!" - и шамбарьером". Панама вздохнул: "Поделиться-то не с кем. Бычун так же мучается, эх, вот Столбов был бы... Все-таки друг". Хотя Столбов вряд ли понял бы Панаму. Он все - "я" да "я". И болтает все время, как радио. А как Денис Платонович говорит: "Только тот настоящий конник, для кого "я" интересно только после коня. Не будете чувствовать лошадь - никогда ездить не научитесь. А чувствует лошадь только тот, кто о ней постоянно думает". Как он Спицына-то выгнал! У него лошадь стала в коридоре, сзади кричат: "Чего стал!" А Спицын коня тянул-тянул, а потом как даст ему ногой. Денис Платонович подходит и тихо так говорит: "Вон из манежа". Только Спицына и видели. "Вы поймите, поймите, - говорил тренер, - лошадь слабее человека! Для человека 220 вольт - опасно, для коня - 18 смертельно. Вот говорят, громадная, "лошадиная" доза лекарства. Да чтобы отравить лошадь, яду нужно в пять раз меньше, чем человеку! Коня можно руками изувечить: резко голову к крупу поверни - вот и плечевая хромота. Неизлечимый порок, хромота на всю жизнь". Панама уже много всего про лошадей знает. Недаром у них раз в неделю теория. Два часа сидит он в классе и, раскрыв рот, слушает удивительные истории о конях и всадниках. А Денис Платонович мастер рассказывать. Услышанное Панаму распирает, а вот поделиться не с кем. Он бы все Юле Фоминой рассказал. И про его мучения она бы тоже все поняла - ведь она спортсменка. Нет, Панама не стал бы жаловаться, а просто обидно: он так старается, ему так трудно, и никто об этом не знает. Родителям нельзя рассказывать, а то еще, чего доброго, запретят в манеж ходить. "Надо с Юлей подружиться", - решает Панама.
Глава тринадцатая. "НЕ МОГУ БОЛЬШЕ!"
"Не надо было вчера телевизор смотреть!" - думает Панама. Идет второй урок, и его неудержимо тянет в сон. Учительница что-то объясняет у доски, стучит мел, доска быстро покрывается цифрами. Стоит Панаме посмотреть чуть подольше на них, как глаза у него начинают сами собой закрываться. "Квадратные скобки... Круглые скобки. ...Умножение и деление делаются прежде вычитания и сложения... Масти бывают: чубарая, каурая, вороная, гнедая, соловая. Чистокровные скаковые бывают в основном гнедые... При делении простой дроби знаменатель делителя пишется... Чтобы поднять лошадь в галоп с левой ноги, нужно сделать правое постановление, то есть повернуть голову коню поводом так, чтобы видеть правый глаз коня..." Страшный удар в бок заставляет Панаму открыть глаза. Он сидит на полу рядом с партой, а все ребята просто умирают от смеха. Напрасно учительница стучит по столу ладонью. Класс развеселился! Еще бы, не каждый день ученик на уроке засыпает и с парты падает! Домой Панама несет замечание в дневнике: "Сорвал урок математики. Рассеян. Стал хуже учиться". Дневник отец подписывает в субботу. Значит, попадет только в субботу. "Ой, - говорит сам себе Панама. - Сегодня среда - сегодня вольтижировка". И у него заранее начинают болеть мышцы рук и ног. В манеже сначала идет общая подготовка.
- Лечь! Встать! Лечь! Встать! Взять скакалки! Бегом со скакалками марш! Панама машет скакалкой, и она то и дело захлестывается у него на шее, того гляди, сам себя задушит.
- Сесть на корточки, "гусиным шагом" марш... Панама кряхтит, ему кажется, что у него уже не то что ног, а вообще ничего до самой груди нет, что он уже превратился в бюст, памятник, который торчит на их улице еще с дореволюционных времен... Но самое страшное еще впереди. Лафет - огромная вороная лошадь, на его широкой спине может уместиться вся группа мальчишек, Лафет бежит по кругу, а они один за другим должны вскакивать в седло. Для Панамы вскочить на высокого коня - все равно что вскочить на крышу идущего автобуса. А спрыгнуть - все равно что спрыгнуть с парашютной вышки.
- Бычун! Ну, Мишка хоть куда запрыгнет. Вот он переминается на месте, вот побежал рядом с конем, вот своими тонкими жилистыми руками схватился за седло, раз - и уже едет...
- Пономарев! Панама тоже хочет сделать все так же легко, как Бычун. Он переминается на месте, бежит и ударяется о бок коня.
- Вы что, мальчик, - кричит тренер, - забодать коня хотите? Еще раз! Панама переминается, быстро бежит, зажмурившись, прыгает - и попадает лбом в стенку! Не успел! Лошадь уже пробежала. "Не могу я больше! Не могу!" думает он, а слезы градом катятся из глаз: еще бы, так треснуться! Вон какая шишка на лбу напухает.
- Без соплей! - кричит тренер. - Не разводите в манеже сырость, а то у коней мокрец заведется! Кстати, что такое мокрец? Пономарев!
- Болезнь, - всхлипывая, отвечает Панама, - от сырости она...
- Точнее! Бычун!
- Поражение венечного и путового сустава, возникает при... "Чего ради я мучаюсь? - думает Панама. - Все равно я никогда не научусь прыгать, как Бычун. Да и зачем это? Н без этого можно прожить. Вон папа вообще ничего не умеет, а какой сильный! Выбрал я спорт какой-то несовременный! Умные ребята в фотокружок ходят, в радиокружок, а я как дурак - лошадей выбрал! Брошу, не могу я больше!" Ему от этой мысли даже радостно стало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18