«Вы собрали ценный научный материал, господин Пукбаум?» – «Э, нет,– сказал господин Пукбаум,–этого я бы не сказал. Всего лишь парочку жалких заказов. В Хунсрюкке все предпочитают пить пиво».
В конце концов выяснилось решительно все. Мы плакали, наши матери тоже плакали. Господин Пукбаум заявил, что он не в силах больше смотреть на наши слезы, попросил у дам разрешения принести им по рюмочке коньяку и сказал, что мы искренне раскаиваемся и нас следовало бы простить.
Все называли нас погибшими созданиями, которых необходимо отдать в исправительный дом, так как нам понадобится немало лет для того, чтобы искупить свою вину, и добавили, что подстрекательницей была я и что они еще придумают для меня особое наказание, а пока что нам следует отправиться обратно в класс.
Нам больше не хотелось жить, и вполне возможно, что мы бы умерли с горя. Никто не разговаривал с нами, а пойти домой мы боялись. Но когда закончились уроки, за нами зашел господин Пукбаум. Он сказал: «Так, так, дети, плохи ваши дела. Если ты, Элли, еще раз пошлешь меня к индейцам в Южную Америку, то тебе несдобровать, я расправлюсь с тобой, как индеец. А если вы сейчас же не перестанете реветь, то вам всем тоже не поздоровится. Пойдем лучше в кондитерскую, выпьем по чашечке какао. У вас вид как у мертвецов». Каждой из нас он купил по пять кусков торта с кремом, который нам был крайне необходим, чтобы подкрепить свои силы. Постепенно мы пришли в себя. Господин Пукбаум сказал, что в воспитательных целях хочет дать нам несколько полезных советов. По его мнению, виной всему мое посещение музея и встреча со старой болтуньей, принявшей меня за вундеркинда. Лично он считает, что старинная рейнская песня – это вещь, а все остальное искусство таит в себе большие опасности, и поэтому нам лучше обходить его стороной. Господин Пукбаум сказал, что знаком со многими людьми, которые стали нищими из-за того, что увлекались искусством. Сегодня мы на своем опыте могли в этом убедиться. А посему этот день должен послужить нам уроком.
БОЛЬШАЯ ЛЮБОВЬ
Вечером мама зашла ко мне в комнату и спросила: «Что это ты делаешь?» – «Как, что я делаю? – ответила я.–Я ничего не делаю». Я до смерти перепугалась и сейчас же спрятала под одеяло ноги и французский словарь. Дело в том, что я плевала на этот словарь, чтобы покрасить ногти на ногах в красный цвет. Словарь – в красном переплете, и переплет этот линяет. А мне хочется быть такой же красивой и модной, как Рена Дункель, потому что я сейчас влюблена. Рена Дункель тоже часто красит ногти на руках и на ногах. Я очень страдаю. Случается, что люди умирают от любви,– будет просто чудом, если у меня все кончится благополучно.
Я считаю, что всегда нужно быть в полной форме, подобно древним восточным принцессам, в которых так часто страстно влюблялись. У Рены Дункель есть романы, в которых это описано. Завтра днем я хочу пойти к Тэо Самандеру, чтобы сказать ему, что я никогда в жизни не выйду замуж ни за кого другого, кроме него, потому что люблю его. Я ужасно боюсь, сердце у меня все время бьется как сумасшедшее. Вот уже три недели, как я собираюсь пойти к нему, но завтра пойду обязательно. Я должна это сделать, потому что поклялась Рене и Элли Пукбаум, моей лучшей подруге, что завтра совершу самый большой подвиг в своей жизни. Я им не сказала, что именно я сделаю. Но теперь они ждут большого подвига, и я должна во что бы то ни стало сдержать клятву. Для того чтобы не отступить в последний момент, я подкрепила эту клятву ужасными условиями. Вечером, лежа в кровати, я сказала, что, если завтра не пойду к Тэо Самандеру, у меня выпадет глаз и мама перестанет меня любить, а папа обнаружит, что я тайком продала альбом с марками, которые он собирал, когда был старшеклассником. Продала я его альбом потому, что мне очень хотелось купить себе чулки-паутинки, такие, как у Гретхен Кац и у Элли Пукбаум, а тетя Милли мне всегда покупает толстые чулки в резинку.
Я дала эту страшную клятву и потому пойду завтра к Тэо Самандеру. Хотя, по правде сказать, я с большим удовольствием любила бы его на расстоянии.
Мне исполнилось тринадцать лет, и поэтому глупо и преступно обращаться со мной, как с ребенком. Выйти замуж я смогу только через три года. Ждать еще долго, но и это время когда-нибудь наступит. Мы будем ждать с Тэо Самандером.
Я много читала в книгах и пьесах о любви и знаю, что любовь – это когда крепко обнимают друг друга, Я так и сделаю, когда пойду к Тэо. Кроме того, иногда осыпают друг друга горячими поцелуями, это мне не очень нравится. На рождество мне всегда приходится целовать всех приглашенных родственников, а они целуют меня. После этого мое лицо становится противным и мокрым, и я убегаю из комнаты, чтобы побыстрее вытереться. Взрослые думают, что я расчувствовалась, да я и правда растрогана, но все-таки тайком вытираю лицо. Тэо Самандера мне было бы куда приятнее любить страстно, но без жгучих поцелуев.
И еще мне хотелось бы умереть за него или принести ему большую жертву. Больше всего мне хотелось бы спасти ему жизнь. Например, вытащить его из горящего дома. Он уже в безопасности, а на мою голову падает балка, я теряю сознание, все с плачем окружают меня и опускаются передо мной на колени. Иногда, лежа вечером в кровати, я представляю себе все это.
Когда я приду к нему, я начну плакать и расскажу, что часто бываю очень гадкой. Я мечтаю о том, как он положит руку мне на голову, прижмет к своей груди и станет утешать. Больше всего, по правде говоря, мне нравится момент, когда он меня утешает. Когда я об этом думаю, мне хочется плакать. «Тот, кто так плачет и так несчастен, как ты, – благородный человек», – скажет он и будет потрясен до глубины души. Он захочет меня успокоить, но я не успокоюсь, потому что я никогда не могу себе представить, что произойдет дальше. На этом, наверно, все интересное кончится.
Правда, мне иногда хочется, чтобы кто-нибудь с веселой песней отнес меня в горы, где пасутся стада овец, как в опере «Долина», где Педро относит Марту. Мне кажется, что самое красивое и благородное в любви – это отчаяние. Но мама любит моего отца и совсем не отчаивается, разве только из-за меня. Я думаю, что между ними нет настоящей любви, такой сильной, как в операх или сейчас у меня. В том, что я влюблена, виновата Рена Дункель, мамина троюродная сестра. Я тоже влюбилась после того, как Рена два раза брала меня с собой в оперу. Один раз показывали «Долину», второй раз «Тангейзера», и оба раза главные партии, Педро и Тангейзера, пел Тэо Самандер. После спектаклей я не могла сказать ни слова, мне хотелось только плакать. Я мечтала стать доброй, как ангел, искоренить в себе все злое и даже собиралась перестать есть. Но на это у меня, к сожалению, не хватило сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31