Скоро кончится клубничная поляна, и тогда начнутся настоящие трудности. Перед курятником совсем открытое место, там и спрятаться-то негде.
Пока что Людвигу Четырнадцатому везло, во дворе было спокойно. Но вдруг... Дверь из дома людей открылась. Оттуда вышли Петер, Маллот и Максимилиан. Людвиг Четырнадцатый понадеялся было, что они уйдут гулять, но куда там! Они стали играть во дворе.
Правда, ни дети, ни Максимилиан не могли его видеть: ведь он лежал между кустиками клубники. Но вот когда он станет перебегать двор!..
Людвиг Четырнадцатый ещё раз потёр обе шишки на лбу, пытаясь что-нибудь придумать.
– Нет, ничего не выйдет! – застонал он.
«Вот если бы я не был таким ярко-рыжим, а был бы как эта поляна, зелёным в красную крапинку, – размышлял он, – А так мне ни за что не добраться до курятника».
Он ещё раз осмотрелся, и на глаза ему опять попалось чучело.
– А может, мне притвориться пугалом? – прошептал он. – Ведь у людей это иногда получается.
И тут у Людвига мелькнула идея: Шляпа!
Шляпа, упавшая с пугала, была примерно такого же серого цвета, как земля во дворе.
– А всё-таки я иногда бываю хитрым! – обрадовался Людвиг Четырнадцатый, пополз обратно и схватил шляпу. – Теперь, если только удастся свернуться в клубочек, всё будет отлично!
У края клубничной поляны он съёжился, и... ура! Посмотрите, Людвиг весь уместился под шляпой!
Вот Людвиг выглянул на минутку из-под шляпы, огляделся внимательно, чтобы попасть в курятник, а не в будку к Максимилиану, и... шляпа побежала по полю.
Максимилиан залаял:
– Плут, плут, плут!
– Замолчи, – донёсся голос Петера. – Нечего лаять. Кругом-такая-тишина.
Но пёс продолжал глухо лаять. Он совсем охрип.
– Тут, тут, тут. Тот, кто лгал, лгал, лгал!
– Что-с-тобой-случилось-крикун? – Теперь говорила Маллот. – Та-кое-впечатление-будто...
– Смотри! – закричал вдруг Петер. – Смотри-шляпа-у-курятника! Людвиг Четырнадцатый задрожал, и шляпу начало трясти.
– Кто-это-стащил-её-с-пугала? – удивилась Маллот. – Вот-папа-разозлится.
– Разве-ты-не-видишь-что-она-дрожит-и-бежит? – воскликнул Петер.
– Глупый, – засмеялась Маллот. – Шляпа-не-может-бежать-и-ещё-дрожать.
– Посмотри-сама-если-не-веришь, – продолжал Петер.
– Волшебство, – раскраснелась Маллот. А Максимилиан заливался.
– Пойдём-посмотрим-на-это-волшебство-поближе! – предложил Петер.
Людвиг Четырнадцатый понял, что дело плохо, – надо как можно быстрее добраться до курятника.
И хотя под шляпой ничего не было видно, он рассчитал так правильно, что точно попал в курятник и упал прямо на кур и цыплят.
Всё вокруг взлетело, закудахтало, запищало, закукарекало.
– Как-так-как-так, живая шляпа! – кудахтали куры. – Помоги-и, Петрус Певун. Где ты, где ты, где ты? Шляпа! Шляпа! На насест, все на насест! Она нас съест! Она нас съест!
Людвиг Четырнадцатый галантно снял с себя шляпу.
– Здрасте, это я, – представился он, и гвалт мгновенно утих.
– Людвиг Четырнадцатый, – захлопала глазками Тутта Карлссон. – Пи-пи-писключительно. Пин-пин-пинтересно! Почему ты влетел к нам в шляпе?
– Это неважно, – сказал Людвиг Четырнадцатый. – Вегодня сече-ром, я хотел сказать, сегодня вечером, к вам собирается нагрянуть Лабан.
– Шляпа-вбежала-в-курятник! – раздался снаружи голос Петера.
– Глупости, – ответил голос человека. – Шляпа-сама-не-может. Да-вайте-откроем-дверь-и-посмотрим.
Людвигу Четырнадцатому снова надо было спешить. Он выскочил в щель как раз в тот момент, когда человек открыл дверь курятника.
Естественно, что шляпу с пугала Людвиг Четырнадцатый с собой не захватил. И поэтому он успел ещё услышать, как Петер сказал:
– Вот-видите-я-говорил-правду.
– Ничего-не-понимаю, – прозвучал ответ человека. -
Ну-а-ты-что-скажешь-Максимилиан?
Пёс лаял. Ведь он-то всё давно понял. Собаки, они такие.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Людвиг Четырнадцатый успел как раз к ужину.
Все сестры и братья окружили Лабана, а тот с удовольствием растянулся на полу.
– Как хорошо я поспал, – говорил он, хитро улыбаясь.
– С чего это ты спал днём? – спросил его Леопольд. – Что ты, маленький?
– Мы ведь лисы, – подражая папе Ларссону, важно ответил Лабан. – Маленькие у нас спят ночью, когда нам, взрослым, пора на прогулку.
– Какую прогулку? – удивилась Лоттен.
Лабан таинственно усмехнулся и, подмигнув папе Ларссону, сказал:
– Возвращусь с подарком, тогда узнаешь.
– Малыши, спать! – засуетилась мама Ларссон. – Завтра опять вас не добудишься.
Тринадцать лисят послушно исчезли в детской. А Лабан направился к выходу.
– Будь осторожен, – сказал ему папа Ларссон на прошание.
– Всё будет хорошо. Вспомни, я ведь самый хитрый лисёнок в лесу. – И Лабан нырнул в темноту.
Людвиг Четырнадцатый ворочался в своей кроватке. «Только бы с Лабаном не случилось ничего слишком страшного», – думал он.
Едва Людвиг Четырнадцатый заснул, как вдруг в норе поднялся ужасный шум.
– Ай, ай, ай, ай! – выл кто-то. – Мне так больно. Ай, ай, ай, ай! Это был Лабан. Он, наверное, только что вернулся домой. Людвиг Четырнадцатый испугался. Что там придумала Тутта Карлс-сон? Он ведь просил её ничего не говорить человеку, собаке, детям и маме детей,
От крика Лабана проснулись все. Людвиг Четырнадцатый открыл дверь в гостиную. Там... на диване, который смастерил сам папа Ларссон, лежал Лабан и выл. Мама Ларссон держала его голову на своих коленях и чесала лапой за ушами. Но Лабан был безутешен.
Папа Ларссон стоял у его хвоста и рассматривал что-то, висевшее на самом кончике. Людвиг Четырнадцатый сразу догадался, что это такое. Тутта Карлссон как-то рассказывала ему о таких вещах: это была мышеловка!
– Ой, ой, ой, ой! – стонал Лабан. – Я при смерти. Я истекаю кровью...
– Нет, не истекаешь, – резко оборвал его папа Ларссон. Он был очень сердит. – Ну, а если уж тебе чуть-чуть больно, то следует заметить, что ты сам виноват. Зачем хвастал, что ты самый хитрый на милю вокруг? Надо же! Лис угодил в мышеловку!
– Вот с каким подарком ты возвратился, – хихикнула Лоттен.
– Ой, ой! – взмолился Лабан. – Сперва отцепите меня от неё, а потом я согласен выслушать что угодно.
– Ты ещё ставишь условия? – возмутился папа Ларссон и не спеша продолжал;
– Что скажет дедушка, то есть твой прадедушка! Нет уж, изволь сперва подробно рассказать всё по порядку, а потом я подумаю, стоит ли убрать эту штуку с твоего хвоста.
Папа Ларссон любил поговорить. Но Лабану казалось, что никогда ещё он не говорил так длинно. А Лабану так хотелось, чтоб его поскорее отцепили от мышеловки, и он заспешил, глотая окончания слов:
– Я прокрал... на овся... поле. Нич... так особен... я не слы... и не ви... Ост... только добе... до курят... А там сыр...
– Что? Сыро? Ты испугался сырости? – прервал его папа Ларссон. – А ну-ка изволь произносить все слова полностью, – неумолимо добавил он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15