Авось, подумал Алек, подходя к дому, удастся прошмыгнуть через парадную дверь и сразу наверх, к себе, чтобы не заходить на кухню и избежать торжественной встречи! Впрочем, он и сам понимал, что этот номер не пройдет. Парадную дверь открывали раз в тридцать лет — на свадьбу и на похороны, — так что войти, не постучав, не удастся. Придется идти через кухню. Алек взял себя в руки и вошел во двор.
— Алек, мальчуган!
Голос раздался с заднего двора, из белого в зеленую полоску прицепного домика на колесах. Колеса, впрочем, были только с одного бока — с другой стороны под фургончик были подложены кирпичи. Папа время от времени поговаривал, что надо бы его починить, да все никак руки не доходили.
Узкое окошко фургончика открылось, и в нем показалась большая розовая лысина, окаймленная взъерошенными седыми волосами.
— Алек, мальчуган! Что с тобой стряслось?
Алек с облегчением вздохнул:
— Ох, дед, как ты меня напугал…
— Еще бы! Ты небось думал, что тебя никто не заметит.
Алек кивнул.
Голова спряталась в фургоне. Затем открылась дверь, из нее показалась рука, поманила Алека, и Алек, краем глаза косясь на кухонную дверь, побежал к фургону. Дверь затворилась.
Внутри было жарко. Воздух был синим от табачного Дыма. Вонял примус. На нем грелся и уже начинал отливать красным маленький паяльник. Сквозь дымовую завесу Алек разглядел деда. Он сидел на койке, одетый в полосатую пижаму с вытершимися обшлагами. Дед улыбнулся Алеку, показав редкие зубы. На раскладном столике у кровати стояла тарелка, банка сардин, кувшин пива и лежал ломоть хлеба.
— Привет, дедуль! Чего ты паяешь? — спросил Алек, на мгновение позабыв о своих горестях.
— Я не паяю, дурачина, а подогреваю пиво с мускатным орехом, — ответил дед, схватил паяльник и ткнул его в кувшин с пивом.
Над кувшином поднялось облачко пара, и в спертом воздухе комнаты возник новый, странный запах.
— Попробуй, если хочешь, — предложил дед, но Алек поспешно отказался.
Дед осушил стакан и аккуратно утерся бумажной салфеткой, которую вытащил из рукава пижамы…
— Ну, мальчуган, давай мне твои панталоны. Я их почищу. Ты, видать, побывал в канале… Не спорь, не спорь. Скидывай кеды. Поставь их там, у огня. А я пока протру твою одежку метиловым спиртом.
— Но, дед… — запротестовал Алек.
— Пока мы тут с тобой управимся, как раз подойдет время, чтобы незаметно проскочить через кухню. Они все будут в большой комнате.
— Откуда ты знаешь?
— Оттуда, что у нас неприятности. Твой брат Том с женой и малышкой возвращаются к нам. Он работу потерял. У вас, значит, все теперь будет по-другому, и тебе придется освободить комнату.
Алек задрожал. Ей-богу, хуже дня еще не бывало. Он-то знает, чем это кончится. Том с семьей будет жить во второй спальне, Ким переедет в комнатушку Алека, а Алек — в чулан.
Те, кто считает, что чулан — это комната, где держат старые вещи, тряпки и коробки, ошибаются. Чулан — это собачья будка. Это конура над лестницей. Если туда поставить кровать, дверь не закроется. В чулане запросто можно тренировать водолазов. Всю жизнь Алек спал в чулане. А потом Том уехал. И теперь, о несчастье из несчастий, он, Алек, снова остается без спальни, возвращается назад, в эту клетку!
Тонкой, высохшей рукой дед взъерошил ему волосы.
— Ничего, мальчуган. Выше голову. Бывает и хуже. Давай-ка сюда штаны.
Алек протянул ему брюки и сидел на койке, пока дед, достав бутыль с древесным спиртом, оттирал одно пятно за другим. За работой старик вполголоса напевал:
Слон — беззаботный мотылек —
Свивал гнездо в репейнике.
А после? После он прилег
Вздремнуть на муравейнике.
Пока дед пел, скверное настроение мало-помалу улетучивалось.
Слоны — они затейники,
Хвосты у них в репейнике.
Ха-ха-ха-ха, хи-хи-хи-хи,
У них хвосты в репейнике.
Вдруг дед чихнул.
— Запах тут какой-то чудной, мальчуган.
Алек посмотрел на него с удивлением:
— Да ты смеешься, дед! У тебя в фургоне всегда чудной запах.
— Не-е-ет, мальчуган. Я знаю, что говорю… Господи, что с твоими кедами!
Дед бросил тряпку и кинулся к примусу, от которого несло гарью.
— Не может быть! — завопил Алек.
Но одна кеда уже прогорела насквозь, а другая дымилась. Дед еле успел спасти носки, но потерянного не вернешь… Не жизнь, а сплошное несчастье, подумал Алек.
— Не горюй, мальчуган. Я объясню матери, в чем дело, и куплю тебе новые, — сказал дед.
— Ни за что! — ответил Алек.
Не хватало еще, чтобы дед тратил пенсию на кеды.
— Я сам скажу маме. Может, Ким даст мне взаймы пятьдесят пенсов, и я куплю кеды сам.
— Ладно, мальчуган. Зато штаны теперь в полном порядке. Когда будешь их надевать, держись подальше от примуса, а то загоришься.
Алек быстро оделся, крикнул: «Приветик!» — и отправился на кухню, стараясь, чтобы обгорелая кеда была как можно менее заметной. Как и предсказывал дед, на кухне никого не было. Негромкие голоса раздавались из комнаты. Алек прокрался по коридору. Добраться бы до лестницы, и тогда…
— Алек?! — окликнула его мама. — Это ты?
— Ага, — пробурчал Алек.
— Сынок, мы заняты. В холодильнике помидоры и пирог с мясом. Поужинай сам.
— А можно у себя в комнате? — спросил Алек, не веря своему счастью.
— Только не сори.
Алек поднялся наверх с портфелем в одной руке и с тарелкой — в другой и облегченно вздохнул, только когда переступил порог своей комнаты. Комнатка у него была небольшая, но по сравнению с чуланом — настоящий дворец. Тут стояла кровать, старый письменный стол, который папа подобрал на свалке, стул и шкаф, полный всякой драгоценной дребедени. Вот перееду в чулан, и все придется держать в сарае, мрачно подумал Алек, уселся на кровати и принялся за пирог.
За едой он мысленно прикинул, как прошел день. Доверять свои мысли бумаге Алек не стал — такие вещи записывать рискованно. И вот что у него вышло:
1. Рыжий Уоллес грозился меня поколотить.
2. Рыжий Уоллес не пускает меня на Бонер-стрит.
3. Рыжий Уоллес может разузнать насчет Танка.
4. Сгорели кеды.
5. У меня месяц не будет карманных денег.
6. Переезжаю в чулан.
7. На меня точит зубы Монти Картрайт.
Про себя он еще раз повторил этот список. Ничего вроде не пропущено. Что может быть хуже неожиданного несчастья? Нет, все вроде бы вспомнил. Но вот вопрос: не слишком ли длинный получился список? Выходит, что один Рыжий Уоллес — целых три несчастья.
Вот именно, целых три несчастья.
Строго говоря, пункты 4 и 5 — это одно несчастье. Иными словами, не случись несчастье № 4, не было бы и № 5. Без кед жить трудно. Без карманных денег — невозможно.
А вот пункт 6 — настоящее несчастье. Оно, правда, еще не случилось, но ведь и первого, и второго, и третьего пока тоже не было. Несчастье № 7 Алек решил вычеркнуть из списка. После выговора на линейке все шло спокойно, а мистер Картрайт ничего не любит откладывать в долгий ящик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28