ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Так я и думал! Вот оно, под плитой... Но что это? Оно живое и шевелится. Господи, два новорожденных младенца - серых, синюшных, непонятно, в чем жизнь теплится. Да они замерзнут на таком холоде! Я хотел снять шинель, укрыть их - но жалко стало, уж больно шинель хороша: новая, ладная, долго еще второй такой не будет. Я стоял, растерянно глядел на младенцев - и не мог себя преодолеть, не мог пожертвовать своей шинелью. К счастью, мой взгляд упал на юродивого.
- Снимай свои лохматые обноски! - сказал я. - Тебе они все равно ни к чему и гроша ломаного не стоят, а детей спасут. - И, не дожидаясь, пока он меня поймет, я содрал с него лохмотья и укрыл младенцев.
- Вот так-то лучше, - усмехнулся я.
- А, вот ты где, - раздался голос врача. - Опять удрал разгуливать?
Это он обращался к юродивому. Тот при виде врача явно обрадовался. Врач быстро заговорил с ним по-немецки, и волчий человек тоже в ответ что-то залопотал.
- Как вы съездили? - спросил я. - Есть результаты?
- Есть, - ответил врач. - Все расскажу по порядку. - Он подошел к могиле и внимательно в нее поглядел. - Только зря моего подопечного раздели, - сказал он. - Во-первых, им не может быть холодно, потому что лежат они на теплом навозе, который греет лучше любой печки. Видите, прямо дымится? Во-вторых, они не могут замерзнуть, потому что для тепла им вполне достаточно собственной шерсти.
- Какой шерсти? - удивился я. - У младенцев?
- Смотря какой младенец, - ответил врач. - У волчат всегда шерсть, как же иначе.
Я опять взглянул в могилу. И точно - не два человечьих детеныша, а два волчонка в ней лежат и тычутся друг в друга носами. То-то с самого начала они показались мне какими-то серыми - это я в сумерках, да от внезапности, да с перепугу, видно, обознался...
Встрепенувшись, я проснулся. Одурелый после выпитого, а еще больше - от увиденного сна, я не сразу сообразил, что дежурный стоит в дверях, осторожно покашливая и постукивая согнутым пальцем по косяку.
- Что? - спросил я. - Три часа прошло?
- Не совсем. Нескольких минуток вам не хватило. К телефону вас, из райцентра. Из нашего управления МГБ.
На ходу приходя в себя, я поспешил к телефону.
- Алло, это ты, участковый? - послышался довольный голос оперуполномоченного. - Ну, могу тебя поздравить. Ответственные высокие товарищи рассмотрели твои предложения и нашли их весьма разумными. Мы составили список из семи человек, подходящих под твои характеристики.
- Продиктуете мне список со всеми данными? - спросил я.
- Зачем? Мы прямо сегодня всех семерых и возьмем, - булькнул он в трубку.
- Думаете, кто-нибудь да сознается? - спросил я, не очень еще вникая в смысл нашего разговора.
- У нас все сознаются, - весело ответил опер. - И незачем разбираться, чье признание будет самым правдивым. Все свое получат. И район чище будет. Новых людей поставим. Ваш местный секретарь партии тоже в этот список включен - согласно личному твоему пожеланию! - Он опять булькнул, очень довольный своей шуткой. - Да и врача подметем.
- Погодите! Его-то за что? Ведь ясно, что он не оборотень!
- Ну, во-первых, не очень это и ясно. Твои доводы в пользу его невиновности слабее прочих твоих заключений. Здесь ты натяжечки допустил, в отличие от остального. А во-вторых, мы тут его дело как следует подняли...
- И?
- И оказывается, отец-то у него был преподавателем в привилегированной гимназии, где училась самая что ни на есть белая косточка. И преподавал он не какую-нибудь математику или русский - богословие. А потом, и сам он штучка хорошая. Говорил он тебе, что иностранные языки знает?
- Сказал, чуть-чуть знает немецкий.
- Как же, чуть-чуть! Он знает отлично немецкий, английский и - похуже французский. Где их выучил, не указывается. Думаю, набрался он всего этого у тех самых врагов народа, которых мы еще в тридцать четвертом разоблачили. Чувствуешь, какие связи налаживаются? И зачем, скажи, ему - образованному человеку, хорошему специалисту - сбегать в глухое захолустье, в такой район, как наш, где находятся склады правительственного назначения? Улавливаешь?
- Улавливаю. - Моя мысль вдруг заработала необыкновенно четко. - Вот что, мне все равно надо его навестить, узнать о результатах поездки в Москву. Я прямо сейчас к нему выйду и просижу у него до вашего прибытия, чтоб он не сумел что-нибудь выкинуть. Прислежу за ним.
- Молодец, - одобрил оперуполномоченный. - Верно понимаешь свой долг. Действуй! И он повесил трубку.
Я постоял у телефона, прикидывая расклад по времени. Сигнал о затевавшемся самосуде над инвалидом я получил немного раньше десяти. Врач простился со мной и отбыл в Москву приблизительно в половине двенадцатого, немного позже. Сейчас около семи. В общем, пять часов выходит. Пяти часов ему, пожалуй, должно было хватить на все дела. Значит, он вот-вот будет, если уже не вернулся. Домой сразу пойдет или сперва ко мне заглянет? Может, сначала ко мне, а может, забежит домой на пять минут перекусить. В любом случае он скоро будет здесь, и имеет ли мне смысл к нему идти? Арестовывать его придут не раньше девяти, а может, и в одиннадцать-двенадцать. Во-первых, с арестами только попоздней выезжают, как правило. Во-вторых, с него не начнут, зная, что он мог еще и из Москвы не вернуться и что я за ним приглядываю. Начнут с других. За ним могут и в три-четыре ночи пожаловать! А мне, значит, торчи у него все это время? Ничего не поделаешь... Выходит, в любом случае несколько часов есть? А мне-то не больше часа и надо. Рискнем! Сон, только что мне приснившийся, никак от меня не отлипал, словно пиявкой присосался к мозгам. Больше всего меня подавляло, что он как бы высвободил нечто, смутно бродившее в моем воображении, неуловимо важное и не желавшее становиться в стройный ряд со всем другим.
Словно дымный шлейф волочился вслед за моими мыслями. Я тряхнул головой, закрыл глаза. А когда открыл - врач стоял передо мной. Явно был прямо с дороги. Я даже не удивился.
- Нашли все, что надо? - спросил я.
- Нашел. Давайте присядем, я вам расскажу.
- Погодите немного. - Я сходил за шинелью, взял врача под локоток, и мы вместе вышли из домика. - Я врача домой провожу, - сказал я дежурному. Может, и задержусь у него. Не знаю, насколько. Если что-нибудь важное - я там.
Но едва мы свернули за угол, я повел его не к его дому, а к железнодорожным путям, держа путь на кладбище.
- Куда вы меня ведете? - удивился он. - И почему вы такой мрачный?
- Времени у нас мало, - проговорил я. - И сон мне дурной приснился... Вот вы, небось, изучали, что такое сны с научной точки зрения?
- Немножко. Это не моя специальность, - удивился он. - Если вкратце, сны - это искаженное отображение нашей реальной жизни. Наших мыслей, желаний... Сны всякие бывают. Не помню, кто сказал, что у талантливых людей и сны талантливые.
- То есть?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20