— Петра, я тоже чувствую себя одиноким.
— Так и должно быть. Это работа для одиноких.
Он кивнул.
— Все, кого я хорошо знал — в лесу. А здесь у меня только ты. Когда я чувствую себя особенно плохо, я думаю о том, что сделал бы, если бы, если бы... и когда-нибудь я сделаю это.
— Что же ты хочешь сделать?
— Это для всех по-разному, но...
— Расскажи.
— Давно, еще до того, как меня увезли на материк, я познакомился с мальчиком, сыном рыбака. Он рассказывал мне о море, о работе на лодках, о рыбной ловле. Я хотел бы работать на лодке, Петра. Не то, чтобы меня возили с материка на остров, а правил судном кто-нибудь другой: я хотел бы сам управлять и плыть, куда захочу. Я одинок, как и ты, Петра. Когда я ощущаю Это особенно сильно, я думаю: когда-нибудь я сяду в лодку, как тот мальчик, и направлю ее в море. И это помогает.
— За окном Торомон, — сказала она.
— Да. И мы в центре. Оба одинокие.
Эркор стоял в башне лаборатории в западном крыло королевского дворца Торона и глядел в ночь.
Через комнату падали длинные тени от конверсионного оборудования, которое должно было превратить транзитную ленту в проектор материи для использования в войне. Но оно так никогда и не использовалось.
Обычно восприятие гиганта-телепата ограничивалось всего несколькими сотнями футов. Но недавно он обнаружил, что этот круг расширяется, иногда на час и больше, на много миль. Сейчас он обнаружил подчувственную пульсацию, что извещало о таком расширении. Неожиданно город, словно с него сдернули вуаль, показал ему матрицу разумов, сталкивающихся, ссорящихся, однако, каждый был сам по себе. Я одинок, подумал он, добавив свою долю к миллионно-сложному эху. Несколько других телепатов в городе, так же, как и стражи-нетелепаты, вспыхнули на сети более тусклых разумов. Но попытка контактировать с ними была вроде прикосновения через стекло. Был только образ, без теплоты, без текстуры. Изолированный, подумал он, один в дворцовой башне, как жестокий преступник-неандерталец па окраине города, как король и герцогиня рядом со мной, разумы, кружащиеся и одинокие, стоят вместе, как пьяный врач и горюющая мать в миле отсюда.
Где-то сидели Джон и Алтер. Они читали поэму па скомканной бумаге, часто останавливаясь и спрашивая друг друга, что означает та или иная строчка, или возвращались к предыдущей странице. Схемы, выраставшие в их разумах, не были одинаковыми, но когда они пытались объяснить друг другу свои мысли, или читали и перечитывали свои строчки, образы поэмы поднимались к их мысли, приводили к единому опыту, к сознанию единства, и люди не чувствовали одиночества. Иллюзия? — подумал Эркор. Нет. То хрупкие, то гибкие, склоняющиеся и дрожащие огоньки все время танцевали вместе. Эркор улыбнулся, когда двое людей склонились ниже над бумагой.
Глава 6
— Ну, — сказала Алтер, — теперь ты учи меня. — Она открыла ящичек, где хранились ее маленькие сокровища. — Тут немного, но это все, что у меня есть. Что мне делать?
Джон глянул на зеленое полотно, на котором лежали несколько булавок, брошей и ожерелий.
— Прежде всего как можно меньше. Торомон — империя, связанная с морем. Значит, для официального торжества твои украшения должны иметь рисунок и материал из океана. Для менее официального случая можно обратиться к цветочному рисунку. Но поскольку это высокий прием, я бы сказал, что ожерелье из раковин, которое ты носишь большую часть времени, годится. К нему подойдут жемчужные серьги и пряжка.
Она достала их из ящичка и подошла к стулу, где висело бежевое шелковое платье.
— Никак не могу привыкнуть. Не знаю, как и благодарить Петру за это платье. Подумать только — надеть платье, которое стоит, наверное, половину моего годового жалования в цирке!
Она развернула платье и нахмурилась.
— Что это?
— Где?
— Вот.
Она выглядела разочарованной.
— Карманы, — сказал Джон, удивленный ее реакцией. — По-настоящему элегантное женское платье не имеет никаких карманов!
— Да? — Джон рассмеялся.
— Что тут смешного? Я думала, что...
— Послушай, если ты собираешься войти в общество, ты должна это делать как положено и знать, что ты делаешь. Я родился не в аристократической семье, но вырос рядом с ней. Так что могу объяснить то, о чем Петра просто не подумала бы упоминать. Аристократия Торомона — поразительно функциональная группа людей. Пятьсот лет назад это были пираты, и у них всегда были карманы, но через какое-то время они перестали афишировать их. В этом платье карманы скрыты складками, и их никто не увидит, если ты не вздумаешь расхаживать, засунув в них руки. Портнихи с окраинных мастерских, которые шьют элегантные, как ты говоришь, платья, просто имитируют то, что они, как кажется, видели. Они считают аристократию декоративной, бесполезной, нефункциональной, поэтому карманов нет. А это платье, наверное, шила личная портниха герцогини, и если платье, которое ты видела, стоило половину годового жалованья, то это стоит пяти или шестилетнего. Сам удивляюсь, что все эти вещи помню.
— Вот и хорошо, что помнишь. По крайней мере, у меня будет некоторый шанс провести вечер, не сломав ноги. Ты не позволяй мне говорить, чего не надо. И если я что-нибудь возьму не той рукой, ты меня потихоньку лягни.
— Разве ты хоть раз позволила мне упасть вниз головой с высокой перекладины?
— Я и вообразить себе не могла такую вещь, как бал во дворце! И не предполагала, что буду беспокоиться о таких глупых вещах, а, оказывается, беспокоюсь.
— Будь самой собой, — сказал Джон, беря ее за руку. — Разговаривай легко, помни, что для этих людей идеи более важны, чем действия. Будь любезна. Твоя обязанность — проявить инициативу в доброте. Говори негромко, двигайся медленно. Больше слушай, чем говори.
— Ох... — вздохнула Алтер. — Ты думаешь, что у меня получится?
Джон улыбнулся.
— Давай, одевайся побыстрее.
Вокруг зала высились широкие окна. Через верхние стекла виднелись сияющие звезды. Музыканты выдували из своих полированных раковин старинные мелодии. Бал открылся знакомым гимном Торомона.
— Мистер Килер. Да со свитой, — объявил репродуктор.
Джон глянул на вход, когда там появились четко и ярко одетые фигуры, уменьшенные расстоянием бального зала. Как все это знакомо, подумал он. Но так же хорошо было знакомо, подумал он, и другое — он вспомнил жаргон рудников, такой же знакомый, как повороты и приседания в танцах, манера держаться и этикет бала. Взглянув на свое отражение в зеркальной стене, он вспомнил восемнадцатилетнего мальчика, каким он был когда-то. Частичка его еще осталась — знакомая энергия в загорелом похудевшем лице. Он улыбнулся и повернулся к возвышению, где герцогиня и король принимали гостей. Джон коснулся плеча Алтер. Она обернулась. Серебряные брови выгнулись над большими голубыми глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85