По сравнению с Ратлитом у меня было спокойное детство.
Это верно. Он потерял родителей, когда ему было всего шесть лет. По крайней мере, так считал он сам. В семь лет он совершил свое первое преступление. Тогда он только сбежал с Кретона-семь. Часть его детства прошла в больнице, часть в школе-интернате, часть в колонии. Многие воспоминания стерлись из его памяти.
— Иногда вспоминаешь отдельные эпизоды... В те годы я никак не мог научиться толком читать.
Потом года два Ратлит переходил от одной группы воспитателей к другой. Когда ему исполнилось одиннадцать, какой-то парень забрал его в космос. Мальчишка тогда жил на обочине шоссе, питаясь объедками «хот-доггов» и продавая сувениры.
— Жирный был парень. Курил ароматические сигары.
А звали его... Вивиан, что ли?..
И тут у мальчика прорезался дар рассказчика. Три месяца, пока они болтались в космосе, Ратлит диктовал ему роман.
— До сих пор воспоминания об этом времени греют меня, — признался Ратлит. — Но тогда мне просто нужно было придумать хоть что-то, чтобы разнообразить бесконечные часы полета.
Вивиан же обработал фантазии мальчика и издал книгу тиражом в несколько сотен тысяч экземпляров. Ее продавали, как творение молодого, не по годам развитого гения. Но Ратлит не пошел по этому пути. Литературная карьера ничуть его не прельщала. Несколько лет он провел, занимаясь чем-то нелегальным. Он так никогда и не рассказал мне о том, чем же все-таки там занимался. Хотя как-то признался:
— Могу поспорить, Вим, что в те годы я заработал миллион! Ну уж просадил-то миллион точно.
Возможно, все так и было.
В тринадцать, несмотря на вышедший роман, подписанный его именем, Ратлит еще толком не умел писать и читать, но за время своих многочисленных путешествий научился в совершенстве говорить на трех языках...
* * *
Ратлит уперся локтями в колени, подпер подбородок руками.
— Вим, это стыдно.
— Что стыдно, парень?
— Подрабатывать подмастерьем в моем-то возрасте, после того как передо мной открывались такие перспективы... Да!
Но тем не менее так оно и есть.
А потом он снова заговорил о золотистых.
— Но ведь и у тебя до сих пор есть шанс отправиться к звездам, — пожал я плечами. — Большинство детей не знает, золотистые они или нет, пока не достигнут половой зрелости.
Мальчишка склонил голову набок и внимательно посмотрел на меня.
— Я созрел, когда мне исполнилось девять.
— Извини.
— Я давно смирился с этим, Вим. Когда я понял, что стал мужчиной, я сразу побежал на обследование.
— Было время, когда все люди были пленниками одной-единственной планеты, — задумчиво проговорил я. — Они были обречены всю жизнь ползать по поверхности. А ты в детстве облетел всю галактику... Ты увидел много миров.
— Но ведь где-то там лежат биллионы иных галактик. Я хочу увидеть их. Ведь среди наших звезд так и не нашли принципиально иную жизнь, основанную не на кремние и углероде... Как-то в баре я слышал разговор двух золотистых. Где-то далеко-далеко, в какой-то галактике, они нашли разумное существо размером со звезду. Тварь была ни живой, ни мертвой. Она пела! Вим, я хочу услышать ее песни!
— Но ведь ты не можешь отправиться туда, Ратлит!..
— Ох... сколько сейчас времени!.. Пора идти спать. — И тут он откинул голову назад. — Как стать золотистым? Если нужна какая-то комбинация психологических и физических характеристик... то какая?
— Это своеобразный сорт гормонального дисбаланса. Только находясь в этом состоянии, можно пересечь межгалактическую бездну.
— Конечно, конечно. — Голова моего собеседника поникла. — Я знаю, что Х-хромосомная наследственность — теория, которую выдвинули ученые, попытавшись все объяснить несколько лет назад, — чепуха. Золотистые могут спокойно совершать путешествия из галактики в галактику, в то время как я и ты, Вим, если удалимся больше чем на двадцать тысяч световых лет от ее края, погибнем.
— Безумие наступает еще до этой отметки, — поправил я. — А при двадцати пяти — смерть.
— Какая разница! — Мальчишка широко открыл глаза. Они были большими, зелеными и чуть влажными. — Знаешь, я однажды украл пояс золотистого. Снял у одного, завалившегося в бар. Он перепил и валялся в дальнем углу. А я отправился по галактике, оказался на Калле-один, где меня никто не знает. Там я надел его и ходил с ним несколько часов. Мне было интересно, почувствую я себя как-то по-другому или нет.
— И почувствовал?
Все-таки Ратлит отважный парень. Ему удалось поразить меня во второй раз.
— Я — нет. А люди вокруг меня — да. Пока я носил пояс, никто не мог сказать, что я не золотистый. Для того чтобы узнать об обмане, нужно было или заговорить со мной, или провести гормональные тесты. И только надев и поносив этот пояс, я понял, как люди ненавидят золотистых. Неожиданно я увидел ненависть в глазах всех тех, кто попадался мне на пути. Они ненавидели меня, считая золотистым. Потом я выбросил пояс, сбросил в Яму. — Неожиданно он усмехнулся. — Может быть, я украду еще один.
— Ты и в самом деле так ненавидишь их, Ратлит?
Мальчишка прищурился и посмотрел на меня с превосходством.
— Да, я говорю о золотистых, — продолжал я. — Ведь иногда и они страдают. Они ведь не виноваты в том, что мы не можем летать между галактиками.
— Если честно, во многом я все еще ребенок, — равнодушно объяснил он. — Мне тяжело быть благоразумным... Я ненавижу их. — Тут он снова уставился в бескрайнюю космическую ночь. — Разве ты не чувствуешь себя пойманным в ловушку, а, Вим?
Когда он сказал это, мне вспомнились три эпизода моей жизни.
* * *
Первый:
Я стоял у перил набережной Восточной Реки — руины за моей спиной некогда были городом Нью-Йорком. Была полночь, и я смотрел на подсвеченного дракона — Манхэттенский мост, повисший над водой. За мостом сверкали огни индустриального района — туманного Бруклина. Тускло светились овалы ночных фонарей за моей спиной. Их неестественный, мертвенный свет выбелил игровую площадку и большую часть Ходсон-стрит. Отблески на воде напоминали изломанную фольгу. А над головой раскинулось ночное небо.
Оно было не черным, а мертвенно-розовым, без звезд. Сверкающий мир людей превратил небо в крышу, которая, казалось, должна была вот-вот обрушиться. От этого мне хотелось кричать... А на следующую ночь я оказался в двадцати семи световых годах от Солнца, совершив свой первый межзвездный бросок.
Второй:
После года отсутствия я вернулся домой повидать маму.
Мне что-то понадобилось, и я заглянул в кладовку. И тут странное сооружение из пластиковых ремней и пряжек упало мне на голову.
— Что это, мам?
Она улыбнулась. Во взгляде ее читалась ностальгия.
— Это твоя упряжь, Вими. Твой первый отец и я брали тебя с собой на пикники в Медвежьи горы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23