Она помогла мамаше Косоглазке вытащить из шкафа ящик, где находился самый настоящий аптекарский склад: склянки с разными жидкостями, пакеты с медицинскими бинтами, куски ваты.
При свете коптящей лампы женщины внимательно рассматривали этикетки, нюхали склянки…
Что они такое замышляли?
Что за таинственные снадобья готовили эти ведьмы?
По их движениям и обрывкам слов, которыми они обменивались, можно было догадаться о сути их замыслов.
Эрнестин с помощью мамаши Косоглазки тщательно приготовила компрессы из ваты и мази, на которые в порядке эксперимента капнула немного желтоватой жидкости, вызвавшей тошнотворные испарения.
Затем Эрнестин спрятала под кофтой склянку с хлороформом…
Уличная проститутка под бдительным присмотром Косоглазки готовила — в этом не было никаких сомнений — то, что в воровском мире называли маской.
Маска из ваты, которую сильно прижимают к лицу жертвы, чтобы та тотчас же погрузилась в летаргический сон.
Занимаясь приготовлениями, женщины продолжали болтать между собой. Любопытная мамаша Косоглазка забрасывала Эрнестин вопросами, а та быстро и резко отвечала.
— Черт возьми, все очень просто: когда автомобиль остановится, я подойду к правой дверце автомобиля, клянча милостыню… Правда, возможно, княгиня и не захочет подать мне монету, но я все же отвлеку ее внимание, а тем временем Мимиль, зайдя с другой стороны, откроет дверцу и нацепит ей на морду компресс… Она и пикнуть не успеет, Мимиль к тому же придержит ее… Ну а я, заметив за это время, где, в каких местах у нее прицеплены драгоценности, быстро обработаю их, и они отправятся в мою «торбу»…
Мамаша Косоглазка кивнула головой.
— Ничего не скажешь, хорошо задумано, — процедила она, — но как вы остановите автомобиль?
Эрнестин успокоила торговку краденым:
— Это сделают другие… возможно даже, что они как раз занимаются этим в данный момент…
Мамаша Косоглазка еще раз перебила ее:
— Слушай, так что, Мимиль не разбился? Ведь он же грохнулся со своим аэропланом…
Толстуха Эрнестин хихикнула:
— Да, это правда, он грохнулся, бедняга, да еще с какой высоты, но ничего себе не сломал… на этот раз повезло.
— Он заговоренный, — заверила мамаша Косоглазка и, перейдя к другому, спросила: — Ты говорила об остальных. Кто они?
— Ну, — сказала Эрнестин, удивленная таким вопросом, — она считала, что уж кто-кто, а мамаша Косоглазка все знает, — будет, как полагается, Дьяк, мой любовник… ну и потом Борода.
— Ого, — воскликнула мамаша Косоглазка. — Раз в деле Борода, значит, оно стоит свеч.
Эрнестин посмотрела мамаше Косоглазке в глаза.
— Да, — сказала она, — дело серьезное, и если с хлороформом ничего не получится… ну что ж… тогда в ход пойдут ножи…
Эрнестин глянула на свои серебряные часики.
— Уже за полночь, — заметила она, — мне нужно двигать, надо узнать, что там происходит…
Она собралась уходить, но мамаша Косоглазка задержала ее.
— Выпей стаканчик рому, это придаст тебе смелости.
И та, и другая никогда не упускали повода чокнуться.
Выпив, Эрнестин прищелкнула языком.
— Отличный ром, — сказала она, — пробирает до костей…
— Да, — подтвердила мамаша Косоглазка, — ром хорош.
Она доверительно шепнула приятельнице:
— Как раз этот сорт больше всего любит Нибе.
Произнеся фамилию тюремщика, торговка краденым вдруг встрепенулась.
— Кстати, — спросила она, — а Нибе в деле или нет?
Эрнестин приложила палец к губам:
— Тссс, Нибе всегда в деле, ты же знаешь, Косоглазка. Но он, как известно, предпочитает поставлять информацию, а сам работает очень редко… К тому же сегодня, кажется, у него дежурство в тюрьме…
Наконец, набросив на голову старый платок, Эрнестин распрощалась:
— Ладно, пока и до скорого, мамаша Косоглазка…
Из особняка сахарозаводчика Томери открывался чудесный вид на парк Монсо.
К этому великолепному зданию вела небольшая улица, тихая и почти пустынная, известная под названием авеню Валуа.
По обе стороны от этого авеню, выходившего на бульвар Малешерб, возвышалось несколько редких особняков.
Все эти жилища выглядели напыщенно и богато, и если авеню днем казалось спокойным, тихим, можно даже сказать безмолвным, то вечером оно было просто забито многочисленными роскошными экипажами, в которых их владельцы приезжали на приемы или балы, устраиваемые обитателями этих мест.
Сегодня вечером оживление, царившее на подступах к авеню Валуа, было не совсем обычным.
Автомобили и кареты, вытянувшись в длинную очередь, подвозили приглашенных на бал, устраиваемый сахарозаводчиком Томери, к подъезду, над которым возвышался огромный навес.
На этот прием было приглашено все светское общество, и ярко освещенные вестибюли особняка поглощали в себя самых красивых женщин, самых известных мужчин, избранных деятелей, короче, всех, кого называют «сливками парижского общества».
В то время как двое конных муниципальных гвардейцев словно кариатиды замерли с обеих сторон входа в особняк Томери, целая туча полицейских обходила экипажи, занимаясь, главным образом, тем, что отгоняла от аристократической улицы Валуа нищих и оборванцев, заполнивших, кто из любопытства, а кто и из менее благовидных побуждений, дорогу, ведущую к дому сахарозаводчика.
Полицейские помогали также пристраивать на бульваре Малешерб кареты, которые всю ночь должны были ожидать своих хозяев.
Следить за порядком из-за такого небывалого наплыва приглашенных сегодня было трудно.
Один из капралов, который не впервые нес службу во время подобных церемоний, говорил своему молодому коллеге:
— Я повидал на своем веку немало балов и приемов, но этот у Томери, поверь мне, ни в чем не уступит приему в Елисейском Дворце.
Некоторым виноторговцам, державшим поблизости свои лавки, разрешили работать всю ночь. Они прекрасно понимали, что скучать им не придется и что до самого рассвета, то есть до окончания бала, у них будут выгодные клиенты в лице водителей и кучеров экипажей.
Хотя было уже около часа ночи, на бульваре Малешерб и при подъездах к улице Монсо царило великое оживление.
Если, как можно было предположить, в гостиных особняка Томери было полным-полно народу, то за его пределами к стойкам пивных тянулась очередь из посетителей, которых быстро и ловко обслуживали виноторговцы, предлагавшие самый разнообразный выбор напитков.
Большинство этих слуг, кучеров и водителей хорошо знали друг друга, поскольку уже не первый раз встречались в подобного рода местах и, следуя давно заведенной традиции, приветствовали друг друга именами своих хозяев.
Так, можно было услышать, как во время беседы выкрикивали, приветствуя имя какой-нибудь персоны, известной в мире политиков или в предместье Сен-Жермен, а на пороге появлялся лакей в обшитом галуном костюме либо слуга с гладко выбритым лицом и напомаженными волосами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84