Он неподвижно лежал на мягких шкурах. Глаза у него были закрыты, он тяжело дышал. Руки и ноги во многих местах были ободраны и кровоточили, а на боку под курткой темнел большой кровоподтек.
Испуганная Гина в отчаянии стояла над Агли и пристально глядела на него.
Внезапно она увидела, что его рука что-то ищет.
Но прежде чем она смогла угадать, что он хочет найти, Агли поднялся на ложе, огляделся кругом и со страхом в глазах выдавил из себя:
— Копье… лук!
Поняв, что Гине не совсем ясны его слова, показал рукой на вход в пещеру и взволнованно проговорил:
— Там… там… снаружи!
Гина быстро выскользнула из пещеры и тотчас вернулась назад с копьем и луком. Она нашла их недалеко от входа, там, где они выпали из рук Агли, когда, смертельно усталый и измученный болью, упал он на площадку перед пещерой.
Как только Агли увидел Гину с оружием, глаза у него посветлели.
Когда она положила оружие около него, он крепко схватил копье правой рукой, снова упал на мягкие шкуры и сразу же погрузился в крепкий и целительный сон.
И в то время как над спящим Агли звучали причитания Гины и плач детей, на его израненном лице появилась слабая улыбка, настолько слабая, что ее едва можно было заметить. Она означала, что Агли, прежде чем заснул, ясно понял: несмотря ни на что, он достиг своей цели, преодолел смертельную усталость и жестокую боль и не потерял своего оружия…
Затем наступила холодная, черная ночь без звезд и луны. К утру пошел снег. Вначале в воздухе пролетело лишь несколько снежинок, которые застряли в кронах деревьев, на ветвях кустарников или на камнях скал, где висели как белые мотыльки.
Всюду стояла тягостная тишина, как будто предвещала что-то страшное.
Среди этой тишины внезапно со свинцово-серого неба одна за другой начали падать снежинки — все гуще и гуще, пока, наконец, как за белым занавесом, не скрылись ближайшие деревья и скалы.
Неожиданно поднялся ветер и неистово закрутил снежинки, которые беспомощно метались в его широких объятиях. Ненадолго они зацеплялись то здесь, то там, но ветер подхватывал их снова и крутил в новом хороводе.
Ветер усиливался. Он быстрее мчался по степи, проникал в лес и бешено бился об известняковые скалы. Отовсюду слышались свист и гул, вой и плач, сливавшиеся в одну ужасную симфонию, которую может создать лишь снежная буря…
Буря не переставая продолжалась уже два дня и две ночи и все еще свирепствовала в полную силу. Ветер пронзительно свистел в степи, гудел в лесу, бушевал в скалах, как будто бы своим смертоносным натиском должен был истребить и уничтожить все живое. Буря безжалостно неистовствовала всюду, и наполняла трескучим морозом каждый, даже самый удаленный уголок в скалах.
Лишь в пещеру буря не могла проникнуть.
На ее пути стоял большой камень, которым Гина с большими усилиями закрыла вход в пещеру. Внутри горел костер, он распространял вокруг себя свет и тепло.
Совсем хорошо было бы в пещере, если бы Агли был здоров.
Но он совсем беспомощный, весь в жару лежал на ложе из сухой травы и шкур.
Около него сидела Гина, печальная и полная забот о будущем.
Хорошо еще, что на первое время у них достаточно дров и что Агли за день перед своим ранением принес целого оленя. Если они будут бережливо расходовать мясо, то в ближайшие дни дети не будут голодать.
Но что будет, когда мясо кончится, а Агли все еще будет неспособен охотиться?
Когда она думала об этом, ее охватывал страх.
Но были у Гины еще более тяжелые минуты. Это было тогда, когда она рыдала от ужаса при мысли о судьбе ее детей в случае, если бы сердце Агли остановилось навсегда, если бы Агли уже никогда не открыл глаза.
В такие минуты все существо ее содрогалось от страшного представления об ужасной голодной смерти. В сознании ее росло понимание того, что все это вызвано их гордостью, приведшей к одиночеству, которое лишило их не только всех преимуществ совместной жизни в общине, но и могло бы привести их к гибели. А снаружи снежная буря не прекращалась и не ослабевала.
Морозный вихрь все еще неистово носился над краем. Под его бешеным натиском качались даже столетние великаны. К шуму ветра примешивался треск ломающихся сухих ветвей, а иногда раздавался и треск падающих стволов деревьев, не выдержавших напора бури.
Снег все еще летал и кружился в воздухе, а в местах, защищенных от ветра, он накапливался в большие сугробы. В мглистых сумерках снег создавал какую-то белесую пелену, в которой терялась граница между небом и землей, между светом и тьмой. Плохо было снаружи, очень плохо, снежная буря как бы старалась засыпать все на земле.
Только на пятый день снежный буран утих.
Прекратился сильный ветер, а с ним и шум деревьев. Перестал падать снег, тучи исчезли и небосвод засветился ярким холодным светом.
Звери постепенно вылезали из укрытий, озябшие и голодные. Но прежде чем отправиться в трудную дорогу за пищей, они старательно принюхивались и тщательно осматривали округу, которая под мощным снежным покровом выглядела иначе, чем прежде.
Гина тоже отвалила камень от входа и вышла из пещеры. Долго смотрела вниз в долину, дно которой целиком было занесено снегом. Исчезли все неровности, исчезло и русло ручья. Вид долины изменился. Скалистые склоны долины также имели иной облик; все овраги и крутые склоны исчезли под снежными сугробами, в некоторых местах из снега торчали лишь пики скал.
Жгучий холод вскоре загнал Гину в пещеру. Оба старших мальчика, выбежавшие за матерью и с любопытством смотревшие на заснеженную округу, быстро вернулись и сели очень близко к костру, чтобы согреться.
В пещере уже не было так печально, как во время снежной бури. Не только потому, что разбушевавшаяся стихия утихла, но главное от того, что состояние Агли улучшилось.
Он уже не лежал так беспомощно и равнодушно на ложе из шкур, и его уже не мучила лихорадка. Рана в боку все еще беспокоила его, резкое движение всегда вызывало острую боль, но физическое истощение уже прошло. Было ясно, что сильный организм Агли превозмог последствия тяжелого ранения и что дело идет к полному выздоровлению.
У Гины это вызывало радость и освобождало ее от самых ужасных опасений за будущее. Она знала, конечно, что и вместе с выздоровевшим Агли зима будет для них тяжелой — и очень тяжелой, но все-таки у нее была надежда на то, что они благополучно переживут зиму, сохранят свои жизни…
День уходил за днем, ночь за ночью.
Снежные метели сменялись солнечным светом и сиянием звезд. В пещере жили то в страхе, то в надежде. Там снова неотступно поселился незванный гость — голод!
Уже несколько дней все тяжело страдали. От оленя у них осталось лишь несколько больших костей, с которых они кремневыми ножами тщательно соскребали куски мяса и жадно их поедали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Испуганная Гина в отчаянии стояла над Агли и пристально глядела на него.
Внезапно она увидела, что его рука что-то ищет.
Но прежде чем она смогла угадать, что он хочет найти, Агли поднялся на ложе, огляделся кругом и со страхом в глазах выдавил из себя:
— Копье… лук!
Поняв, что Гине не совсем ясны его слова, показал рукой на вход в пещеру и взволнованно проговорил:
— Там… там… снаружи!
Гина быстро выскользнула из пещеры и тотчас вернулась назад с копьем и луком. Она нашла их недалеко от входа, там, где они выпали из рук Агли, когда, смертельно усталый и измученный болью, упал он на площадку перед пещерой.
Как только Агли увидел Гину с оружием, глаза у него посветлели.
Когда она положила оружие около него, он крепко схватил копье правой рукой, снова упал на мягкие шкуры и сразу же погрузился в крепкий и целительный сон.
И в то время как над спящим Агли звучали причитания Гины и плач детей, на его израненном лице появилась слабая улыбка, настолько слабая, что ее едва можно было заметить. Она означала, что Агли, прежде чем заснул, ясно понял: несмотря ни на что, он достиг своей цели, преодолел смертельную усталость и жестокую боль и не потерял своего оружия…
Затем наступила холодная, черная ночь без звезд и луны. К утру пошел снег. Вначале в воздухе пролетело лишь несколько снежинок, которые застряли в кронах деревьев, на ветвях кустарников или на камнях скал, где висели как белые мотыльки.
Всюду стояла тягостная тишина, как будто предвещала что-то страшное.
Среди этой тишины внезапно со свинцово-серого неба одна за другой начали падать снежинки — все гуще и гуще, пока, наконец, как за белым занавесом, не скрылись ближайшие деревья и скалы.
Неожиданно поднялся ветер и неистово закрутил снежинки, которые беспомощно метались в его широких объятиях. Ненадолго они зацеплялись то здесь, то там, но ветер подхватывал их снова и крутил в новом хороводе.
Ветер усиливался. Он быстрее мчался по степи, проникал в лес и бешено бился об известняковые скалы. Отовсюду слышались свист и гул, вой и плач, сливавшиеся в одну ужасную симфонию, которую может создать лишь снежная буря…
Буря не переставая продолжалась уже два дня и две ночи и все еще свирепствовала в полную силу. Ветер пронзительно свистел в степи, гудел в лесу, бушевал в скалах, как будто бы своим смертоносным натиском должен был истребить и уничтожить все живое. Буря безжалостно неистовствовала всюду, и наполняла трескучим морозом каждый, даже самый удаленный уголок в скалах.
Лишь в пещеру буря не могла проникнуть.
На ее пути стоял большой камень, которым Гина с большими усилиями закрыла вход в пещеру. Внутри горел костер, он распространял вокруг себя свет и тепло.
Совсем хорошо было бы в пещере, если бы Агли был здоров.
Но он совсем беспомощный, весь в жару лежал на ложе из сухой травы и шкур.
Около него сидела Гина, печальная и полная забот о будущем.
Хорошо еще, что на первое время у них достаточно дров и что Агли за день перед своим ранением принес целого оленя. Если они будут бережливо расходовать мясо, то в ближайшие дни дети не будут голодать.
Но что будет, когда мясо кончится, а Агли все еще будет неспособен охотиться?
Когда она думала об этом, ее охватывал страх.
Но были у Гины еще более тяжелые минуты. Это было тогда, когда она рыдала от ужаса при мысли о судьбе ее детей в случае, если бы сердце Агли остановилось навсегда, если бы Агли уже никогда не открыл глаза.
В такие минуты все существо ее содрогалось от страшного представления об ужасной голодной смерти. В сознании ее росло понимание того, что все это вызвано их гордостью, приведшей к одиночеству, которое лишило их не только всех преимуществ совместной жизни в общине, но и могло бы привести их к гибели. А снаружи снежная буря не прекращалась и не ослабевала.
Морозный вихрь все еще неистово носился над краем. Под его бешеным натиском качались даже столетние великаны. К шуму ветра примешивался треск ломающихся сухих ветвей, а иногда раздавался и треск падающих стволов деревьев, не выдержавших напора бури.
Снег все еще летал и кружился в воздухе, а в местах, защищенных от ветра, он накапливался в большие сугробы. В мглистых сумерках снег создавал какую-то белесую пелену, в которой терялась граница между небом и землей, между светом и тьмой. Плохо было снаружи, очень плохо, снежная буря как бы старалась засыпать все на земле.
Только на пятый день снежный буран утих.
Прекратился сильный ветер, а с ним и шум деревьев. Перестал падать снег, тучи исчезли и небосвод засветился ярким холодным светом.
Звери постепенно вылезали из укрытий, озябшие и голодные. Но прежде чем отправиться в трудную дорогу за пищей, они старательно принюхивались и тщательно осматривали округу, которая под мощным снежным покровом выглядела иначе, чем прежде.
Гина тоже отвалила камень от входа и вышла из пещеры. Долго смотрела вниз в долину, дно которой целиком было занесено снегом. Исчезли все неровности, исчезло и русло ручья. Вид долины изменился. Скалистые склоны долины также имели иной облик; все овраги и крутые склоны исчезли под снежными сугробами, в некоторых местах из снега торчали лишь пики скал.
Жгучий холод вскоре загнал Гину в пещеру. Оба старших мальчика, выбежавшие за матерью и с любопытством смотревшие на заснеженную округу, быстро вернулись и сели очень близко к костру, чтобы согреться.
В пещере уже не было так печально, как во время снежной бури. Не только потому, что разбушевавшаяся стихия утихла, но главное от того, что состояние Агли улучшилось.
Он уже не лежал так беспомощно и равнодушно на ложе из шкур, и его уже не мучила лихорадка. Рана в боку все еще беспокоила его, резкое движение всегда вызывало острую боль, но физическое истощение уже прошло. Было ясно, что сильный организм Агли превозмог последствия тяжелого ранения и что дело идет к полному выздоровлению.
У Гины это вызывало радость и освобождало ее от самых ужасных опасений за будущее. Она знала, конечно, что и вместе с выздоровевшим Агли зима будет для них тяжелой — и очень тяжелой, но все-таки у нее была надежда на то, что они благополучно переживут зиму, сохранят свои жизни…
День уходил за днем, ночь за ночью.
Снежные метели сменялись солнечным светом и сиянием звезд. В пещере жили то в страхе, то в надежде. Там снова неотступно поселился незванный гость — голод!
Уже несколько дней все тяжело страдали. От оленя у них осталось лишь несколько больших костей, с которых они кремневыми ножами тщательно соскребали куски мяса и жадно их поедали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44